– И я не ошибусь, если скажу, что выбранный вами маршрут – как раз тот, что приносит наилучшую прибыль?

– Не ошибетесь, милорд. Но дело не только в прибыли.

– В чем же еще?

– Раз в четыре-пять месяцев я проезжаю одни и те же замки, города. В них живут люди, что издавна знают меня, а я знаю их. Знаю, что предложить им, часто они и сами просят, заказы делают.

– Имена ваших покупателей – не секрет?

– Нет, ваша милость, – Хармон назвал нескольких баронов и знатных мещан.

– Эти люди уважают вас?

– Они так говорят.

Пустое бахвальство – ни к чему. Уверенность часто скромна.

– Говорят, что уважают? Есть причины сомневаться в их словах?

– Полагаю, милорд, больше, чем меня, они уважают постоянство. Раз за разом к ним приезжает один и тот же купец, привозит нужные товары, просит постоянную цену… – Вверни пример из жизни, граф и сам примеры любит. – Вот, допустим, семья излучинского бургомистра в Северной Короне. Там четыре девочки, зимою они мерзнут и пьют много горячего чаю. Я привожу им в октябре шесть фунтов, к марту весь чай выходит, а тут как раз снова Хармон-торговец с пополнением. Позапрошлым октябрем бургомистр решил сэкономить и купил лишь пять фунтов. Я не настаивал: покупатели не любят, когда давишь. Прибыл в марте – девочки чуть мне на шею не бросились, а отец говорит: «Чай, что вы осенью привезли, давно вышел! Отчего же вы нас так подводите, любезный Хармон? Мы уж думали сами отправиться на закупки – да оказалось, понятия не имеем, откуда этот чай приходит! Ведь мы уже семь лет как с вами…» Купил на этот раз с запасом и не торговался.

Граф начал улыбаться еще на середине истории – заранее угадал, куда придет рассказ. Умен, это точно.

– Хороший пример, сударь. Да, людям не по душе, когда что-то меняется. Даже если они сами к тому подталкивают – потом все равно вряд ли порадуются переменам.

– И ваша милость их не любит? Перемены-то, – рискнул спросить Хармон.

– А я чем лучше? Знаете, ведь я – обычный человек, пусть и граф. Мой прадед был торговцем, как вы, с той лишь разницей, что у вас – телеги, а у него – лодки. Мой отец стал феодалом, и знаете, что он говорил? У лордов много странностей, так он говорил. Мечами любят махать почем зря, нос задирают, обидчивы не в меру, больше слушают себя, чем собеседника. Все это в итоге портит жизнь им самим, но это еще терпимо. А знаешь, сын, что не терпимо?

Граф Виттор сделал паузу, и Хармон подыграл ему:

– Что, отец?

– Лорды не любят считать. Вот это – непростительная странность. Ты, сын, станешь графом в свое время. Полюбишь звук собственного голоса, задерешь нос, отрастишь гордыню – скверно, но с этим жить можно. А вот если разучишься считать – тогда я к тебе со Звезды спущусь и всыплю как следует, чтобы помнил, чей ты сын. Так мне сказал отец.

В этот раз Хармон улыбнулся с пониманием. Несомненно, граф говорит именно то, что вызовет у меня симпатию. Я теперь должен подумать: «Да это – свой парень, хоть и граф! Тоже денежки любит, как и я; тоже купеческого рода!» Я бы так и подумал, тем более, что говорит он правду, да только одно неясно: зачем? Зачем графу спускаться к торговцу?

– Я понял мысль вашей милости так, что перемены – они, как правило, к худшему. Но могут быть и к выгоде, если хорошо наперед рассчитаны. Тот, кто умеет считать, может позволить себе перемены, а кто не умеет, тот цепляется за старое.

– В самую точку, Хармон. Жаль, вы не были знакомы с моим отцом – он обнял бы вас при этих словах.

Граф умолк, словно ожидая от торговца какого-то ответа.

– Вы мне льстите, милорд, – сказал Хармон.

Виттор улыбнулся, но продолжил молчать.

– Рельсовые дороги, милорд?.. – осторожно спросил торговец.

Граф улыбнулся шире:

– Поясните-ка, сударь.

– Я давеча слышал, что владыка Адриан имеет целью скрепить всю Империю рельсами с юга на север и с запада на восток. Это огромная перемена, верно? Я также слыхал, ваша милость, что вы горячо поддержали затею его величества. И вот, я подумал: стало быть, вы, милорд, хорошо просчитали сию перемену. А скромный Хармон-торговец, возможно, является одной из циферок в этом расчете.

Виттор Шейланд подмигнул ему:

– Умно, весьма. Даже попади вы в яблочко с первого выстрела, я сказал бы, что вы промахнулись. Исключительно чтобы дать себе удовольствие послушать еще одно ваше предположение. Но, к счастью, вы промазали. Давайте вторую стрелу, любезный.

Хармон склонил голову. Вот, значит, как обернулось! Ловок благородный черт! Все-таки выкрутил так, что это он мне делает испытание, а не я – ему. Ну, что же, теперь не отступишь.

– Леди Иона, – сказал торговец, – чудесное творение богов. Я не силен в поэтических выражениях, скажу просто: такая барышня, как она, может сделать счастливым любого. За обедом я искренне радовался, увидав, как вы счастливы рядом с нею. А ведь брак – это большая перемена в жизни, и вдруг я подумал…

Зрачки Виттора слегка сузились – буквально на волос. Хармон осекся и сглотнул. Едва не въехал телегой в горшечную лавку!

– Идите до конца, – велел граф.

Соскочить на другое? Не выйдет, слишком прозорлив чертяка, заметит подмену.

– Перемена, ваша милость, – нехотя повел дальше торговец. – Я лишь подумал: может ли быть так, что вы поступили по велению влюбленного сердца… И не до конца рассчитали перемену, вот я о чем. Любовь – ведь она порою толкает…

– Она порою, это да, – граф улыбнулся, и у Хармона отлегло от сердца. – Полагаете, я совершил некую глупость, и нуждаюсь в помощи, чтобы ее уладить?

– Надеюсь, что я ошибся, ваша милость.

– Вы ошиблись, Хармон. Вторая стрела также ушла мимо. Понимаете ли, упомянув перемену, я имел в виду перемену в вашей жизни, а не в моей.

– В моей жизни, милорд? Какую перемену?

– Ту, что, возможно, произойдет сегодня. Я хочу предложить вам продать для меня один товар – того сорта, какими вы прежде не торговали.

Хармон прокрутил в мыслях несколько товаров, с какими он прежде не имел дела, и какие стоили бы подобных предисловий. Титул? Ленное владение? Брачный договор? Пленник? Ни один из вариантов не пришелся ему по нутру. Все это лордские игры – те самые, в которые вступаешь с надеждами на большой куш, а заканчиваешь с петлей на шее.

– Какой товар, милорд?

– Хочу предупредить вас, Хармон, – сказал Виттор, задушевно улыбаясь. – Товар весьма необычен и редок, он обладает особенными свойствами. Когда вы ознакомитесь с ним… Знаете, осмотрительно с моей стороны было бы лишить вас права на отказ. Понимаете, о чем я?

Хармон сглотнул, и снова. В горле пересохло.

– Да, милорд.

– Однако, я не хочу давить на вас таким образом. Вы взглянете на товар и сохраните право отказаться от сделки, и сможете, отказавшись, выйти из этой комнаты на своих двоих. Но, любезный Хармон-торговец, я запрещаю вам говорить кому-либо о нашей сделке. Словом лорда я велю вам держать язык за зубами, независимо от вашего решения. Понимаете, что это означает?

– Хорошо понимаю.

– Что ж, тогда приступим, – граф Виттор дернул за шнур, висящий на стене. Где-то вдалеке глухо звякнул колокольчик.

Внезапно Хармон догадался, что за товар ему будет предложен. Инструмент для шантажа, вот что! Граф Виттор хочет надавить на кого-то, вынудить к повиновению. У него есть нечто веское против того человека: неосторожное письмо или печать на поддельной грамоте, или чье-то свидетельство о тяжком преступлении. Эту штуку он и хочет поручить мне. Дело дрянь. Ну и дрянь!

Раскрылась дверь, секретарь графа внес и поставил на стол дорогую шкатулку, безмолвно покинул комнату. Сняв с пояса крохотный ключик, Виттор Шейланд отпер шкатулку и передвинул ее ближе к Хармону.

Паскудство, думал торговец. Я открою шкатулку, и внутри будет свиток. Я прочту его, это окажется орудие против кого-нибудь из очень влиятельных людей. Возможно, против Дома Нортвуд, что издавна не мирит с Шейландами. Или против герцога Айдена Альмера – конкурента графа Виттора, второго «соратника императора». А после, спустя не столь уж долгое время, Хармон-торговец будет кормить собою крыс в подземелье родового замка Нортвудов… или Альмер, велика ли разница? Потому граф и не послал с поручением одного из своих рыцарей, а призвал едва знакомого купчину: не жалко в расход пустить!