Муж Ионы – теплый. Конечно, он – не овечка: бывает и зол, и когтист, и вспыльчив, и обиду, случается, носит в себе подолгу, чтобы после выплеснуть ядом в лицо. Но нет в нем острых ледяных кристаллов. Дотронься – под пальцами мягко.

– Душа моя, что стряслось, пока я был в отъезде?..

Твой брат, любимый, оказался безумным зверем. Он чуть не убил твою пленницу, и мне пришлось ее отпустить. Ионе понадобилось время, чтобы объяснить все как следует, графу Виттору – чтобы осознать.

– Мартин виновен в убийствах?!

– Он в нижнем круге темницы. Спроси у него обо всем, он не станет отпираться.

– Ты бросила его в камеру нижнего круга?..

– Чего еще заслуживает преступник?

– Он – мой брат!

– Потому он жив и ждет твоего решения.

Гнев закипел в муже, засверкал сквозь зрачки.

– Это мой замок, моя земля, мой брат!

– Не отрицаю.

– Почему ты считаешь, что вправе решать?!

– Я оставила решение тебе.

– Как одолжение! И лишь потому, что речь – о моем брате! Любого другого вассала ты казнила бы на месте!

– Не отрицаю и этого.

– Зачем ты отпустила Минерву?

– Я задолжала ей две жизни – Джейн и ее собственную. Леди Минерва хотела свободы. Я не могла отказать.

– Ты отпустила ее, не советуясь со мной!

– Я поступила по чести. Разве не это ты посоветовал бы мне, если б мог?

Он задавил в себе ярость, прикусил стиснутыми челюстями. Ионе захотелось приласкать его, задобрить.

– Дорогой, – сказала она, – любимый… Не гневайся, я прошу тебя…

– Оставь! – огрызнулся муж и вышел прочь.

Когда, спустя пару часов, Виттор вновь нашел ее, он был спокоен. Не спокойствием поверх затаенной обиды, но тем спокойствием, что родится от сосредоточенной, целенаправленной работы мысли. Нечто случилось за краткое это время.

– Дорогой, ты получил новости?

– Душа моя…

Он усадил ее и обнял. Сказал:

– Мне очень жаль… Северяне попали в засаду генерала Алексиса. Войско мятежников разбито. Твой брат исчез… возможно, погиб.

Муж принялся гладить ее по волосам и уговаривать:

– Все образуется… Мы справимся, милая… только не плачь.

Известие, от которого мир должен был рухнуть, прошло ознобом по спине Ионы, дрожью по пальцам – но не более того. Новость была страшна, но не так, как думал Виттор.

Многие считали, что Иона унаследовала от Светлой Агаты ее дар – ясновидение. Они ошибались. Отец с его беспощадной логикой, пронзительно умный брат – вот кто действительно мог вычислить, вывести будущее, словно формулу. В сравнении с мужчинами своей семьи, Иона была слепым котенком. Но одно событие она ясно чувствовала на любом расстоянии – смерть и страдание близких. Потянувшись душою на восток, к местечку Пикси в полях меж двух рек, Иона ощутила искристый мороз – гибель шести тысяч северян, соотечественников. Но Эрвин и Роберт, и Деймон были живы – их боль она не спутала бы ни с чем.

– Эрвин победит, – сказала Иона мужу.

Он помедлил, выбирая, что бы на это ответить.

– Да, конечно.

Она взяла лицо мужа в ладони.

– Дорогой, пойми меня. То, что я сказала, – не метафора, не иллюзия. Победа Эрвина состоится не в моих фантазиях и не на звезде. Он проиграл битву, но выиграет войну. Верь мне!

– Душенька, мы должны смотреть правде в глаза. Войско Эрвина разбито и бежит на север, искровые полки его преследуют. Эрвин пропал, оба Нортвуда в плену. Остатки кайров лишились командования. Их полное истребление – вопрос времени.

– Это обманный маневр, – ответила Иона. – Эрвин победит.

– Обманный маневр ценою четверти войска? Избавься от пустых надежд. Чем дольше удержишь их, тем больнее будет.

– Мы выиграем войну, – вот все, что она нашла в ответ.

– Откуда такая вера?

Я верю в Эрвина потому, что он – это я. Его душа – моя душа. Не верить в него – значит, не верить в себя, а тогда и жить-то незачем.

Но муж не понял бы этого. Иона сказала то, с чем справился бы его рассудок:

– Эрвин предупреждал меня об этом маневре.

Граф Виттор впитал ее взгляд… и рывком поднялся, оттолкнув жену.

– Ты лжешь! Я прощаю лишь потому, что ты убита горем. Но больше никогда – никогда!! – не смей мне лгать!

Да, она лгала. И при этом была абсолютно честна.

Птицы хлынули из Уэймара во всех направлениях, больше других – на юг. Вооруженные люди возникли и в замке, и снаружи, под стенами. Отряды Шейланда готовились выступить куда-то.

Ионе долго не удавалось вызвать мужа на новый разговор. Одиночество, слишком смятенное, терзало ее. Нашла успокоение в разговоре с Сеймуром.

– Вы верите, что мы победим?

– Миледи, какие могут быть сомнения? Армию ведут три Ориджина. Сразу три! Возможно ли, чтобы они проиграли?!

Слепая, наивная преданность Сеймура согрела ей сердце. Она бы обняла кайра, если б могла себе это позволить. А так лишь тронула пальцами его плечо.

– Я очень признательна вам…

– Миледи, все кайры верят в герцога! Спросите любого.

– Жаль, что мой муж не берет с них примера. Не знаете ли, что за отряды он собирает? Думает бежать?

– Вероятно, миледи.

– Мы останемся. Эрвин велел сохранить Уэймар.

– Мы выполним любой ваш приказ, а этот – особенно охотно.

Целый день она тщилась вызвать мужа на разговор. Лишь в спальне, дождавшись его далеко за полночь, обрела возможность.

– Я вижу, что ты готовишься покинуть город. Мне следует обсудить с тобою. Я намерена…

– Покинуть город?.. – Виттор невпопад хохотнул. – Зачем же – чтобы доказать владыке свою нелояльность? Милая моя, ты так бесхитростна порою! Конечно, мы остаемся. Отряды, которые ты видела, я пошлю на юг – в помощь владыке Адриану.

Это не уложилось в ее голове.

– Прости?..

– Мы имели способ убедить императора в своей преданности: подарить ему леди Минерву. Ты упустила ее, и теперь не остается ничего другого, как послать свое войско ему в помощь.

– Убедить императора?.. В чем?! Мы подняли мятеж! Мосты сожжены за нами!

– Мы, любимая?.. Не мы, а только твой братец. Немного стараний, и Адриан поверит, что мы и он – разные силы.

– Дорогой, я не могу понять тебя. Прошу, скажи другие слова. Которые не будут звучать так, словно мы предаем мою семью!

– Я – твоя семья! И я спасу тебя, если не станешь мне мешать!

Он порывисто, зло отшвырнул халат, навис над нею голый, опрокинул на постель.

Интимная близость с мужем всегда сбивала ее с толку. Бывала приятна, иногда даже очень, но всегда – странна, с ноткою неясного Ионе чувства. Сейчас хотелось искренности, а не этого, странного. Иона выскользнула из-под мужа, соскочила на пол.

– Постой. Ответь мне: ты говорил с Мартином?

– Не до Мартина. Он наделал глупостей, но не в них наша проблема. Сперва решим то, что действительно важно!

– Ты говорил с ним или нет? Если да, то как можешь называть это глупостями?! Твой брат свихнулся и убил тридцать человек!

– Вот именно – жалкие тридцать душ! Если не задобрим Адриана, здесь будет целый город трупов! Пойми ты это, наконец!

– Ты знал, что он делает!.. – бросила Иона в желании унизить, сделать больно.

Тут же устыдилась мерзкого своего порыва, хотела метнуться к мужу, обнять, просить прощения… Но слова, слетевшие с языка, отозвались жутким подозрением: а вдруг действительно знал? А вдруг Мартин – лишь орудие мужа?!

– Нет, нет!.. Скажи мне, что это не так! Поклянись Праматерью, что не ты приказал ему!..

– Как ты смеешь?.. – прошипел муж. – Как ты можешь подозревать?! Женушка…

Последнее слово прозвучало самым страшным из оскорблений. Виттор надел халат. Выходя, швырнул через плечо:

– Клянусь Праматерью Вивиан.

Иона провела ночь одна, в глубоком смятении. Она была беспомощна в семейных ссорах, не имела никакой защиты от родственных плевков, вроде этой «женушки». Ее не готовили к тому, чего не могло случиться с нею. Герцог Десмонд и леди София иногда гневались друг на друга, обжигая холодом; был даже год, когда ненавидели друг друга, – но семейных ссор не устраивали ни разу.