Джемис и Мой, с ног до головы залитые чужой кровью, сражались остервенело, и внимание графских воинов было приковано к ним. Предатели прозевали удар сзади. У моряков было четыре арбалета (один держал в руках лично Потомок), и они дали залп. Предатели смекнули, что к чему, обернулись, бросились на команду. Самые крепкие матросы старались удержать их на расстоянии: кидали бочки и факела, размахивали баграми и топорами. Тем временем капитан с боцманом и Потомком перезарядили арбалеты и пальнули снова. А затем Джемис и Мой вырвались из поредевшего кольца, и предателям пришел конец. Последних добили быстро и безо всякой жалости. Правда, они успели прихватить с собой на Звезду еще двух матросов.

Едва бой утих, капитан приказал поворачивать. Ясное дело: только граф поймет, что его люди мертвы, «Белая Звезда» зарядит баллисты и угостит «Тюленя» летучим огнем. Так что нужно уходить на всех парусах куда угодно: хоть в открытое море, хоть назад в Запределье, лишь бы подальше от флагмана. И вот, когда «Тюлень», круто кренясь и скрипя снастями, заложил вправо, тут-то все и услышали вопль Марка…

— Много народу погибло? — спросил Ворон.

— Из команды — девять человек. А из воинов только трое остались в живых: Джемис, Мой и Джон-Джон.

— Даже Джон-Джон?!

— Ага. Изо всех греев на корабле он один пережил бойню. Хозяин обещал, что сделает из него кайра. Представит к первому же посвящению, как только война кончится.

— Война кончится… угу… — проворчал Марк и вспомнил нечто тяжелое, темное.

— Чего это ты, а? Прямо с лица спал.

— Подумал про Флеминга, — соврал Ворон. — Он, поди, гонится за нами?

— На диво, нет. Когда мы свернули с курса, то все ждали: сейчас граф отдаст приказ, и вся флотилия за нами попрет. А у нас кто ранен, кто помер, вся палуба в кровище… Не уйти нам, думали. Но граф не дал приказа, и все корабли ушли на запад, а мы одни — на север.

— На север?..

— Ага. День шли в открытое море, потом повернули. Сейчас идем на запад, но намного дальше от берега, чем раньше.

— И погони нет, уверен?

— Точно нет. Видать, граф понадеялся, что мы как-нибудь сами сгинем. Или очень торопился вернуться домой, или был занят еще чем-то важным. У графов-то не разберешь, что им важно, а что нет.

Тут Ворон вспомнил и то, чем именно был занят Бенедикт Флеминг, вяло усмехнулся. Спросил:

— Давно я тут валюсь?

— Три дня, брат. У тебя была не то лихорадка, не то горячка — что-то такое. И еще колотая рана в ноге. Рану Бивень заштопал, а про лихорадку с горячкой сказал: они или сами пройдут, или нет. Потому Вороненок или помрет, или поправится, а помочь тут нечем. Надо только держать в тепле, поить водой и смотреть, как оно будет. Вот мы так и делали.

— Значит, ты при мне вроде сиделки?

— Я и Джон-Джон по очереди. Кайр Джемис велел следить за тобой в оба, и если очнешься, сразу звать его.

— Зачем?

— Кто же его разберет… Соскучился за тобой, видать.

— И что же ты не позвал?

— Ой, черт! Верно говоришь: ты же очнулся. Пойду за кайром. Или это… может, тебе еды сначала?

— Не голоден что-то. Вот чаю бы или горячего вина. Под беседу с кайрами — самое то…

Если бойня и оставила какие-то следы на теле Джемиса Лиллидея, то одежда хорошо скрывала их. Никаких перемен Ворон не заметил: все тот же хмурый северянин с мечом на поясе.

Вместе с кайром пришел и Стрелец — мохнатый серый пес, похожий на волка. Как он только сумел уцелеть во время бойни? Как ухитрился не влезть под мечи графских головорезов?.. Марк гордился своим умением выживать, но Стрелец, похоже, мог быть дать ему форы. Марк протянул руку погладить пса. Тот набычился, но не убрал голову, позволил человеческим пальцам зарыться в густую шерсть.

Кайр Джемис склонился над Марком, взял за подбородок, посмотрел в зрачки. Приложил ладонь ко лбу. Скинул одеяла с ноги и осмотрел повязку на ране, нюхнул.

— Значит, выжил, — подвел итог кайр.

— Я пока не уверен… Но очень надеюсь, что да.

— Шутки твои…

— Простите, кайр. Я потерял вашу иглу — утопил в море. Это хоть не подарок любимой женщины?

— Отца.

— Вдвойне простите. Но успел сделать кое-что приятное: угостил искрой Флеминга. Он грохнулся, как кухонный шкаф. Надеюсь, это вас порадует.

— Укол был выше сердца?

— Ниже, на уровне брюха.

— Вероятно, Флеминг выжил.

— Боюсь, что да.

Джемис сел на стул, и лишь теперь Марк заметил, в какой роскошной каюте оказался: печурка, удобная койка, два стула, секретер, иконка Елены Путешественницы, портретик императора. Здесь, наверное, жил ныне покойный штурман.

— Спрошу главное, — сказал Джемис. — Зачем ты вернулся?

Марк поднял брови, хотя прекрасно уловил смысл вопроса.

— Вы о чем, кайр?

— Не корчи дурачка. Флеминг вызвал тебя и сказал, что переметнулся от лорда Эрвина к императору. Ты был ему нужен как посредник: поехать в Фаунтерру и от имени графа лизнуть августейшую задницу владыки. Правильно?

— Примерно так.

— Но ты отказался и рискнул жизнью, чтобы вернуться ко мне на «Тюленя». Зачем?

— Ну, что сказать, кайр… Привык я к вам, грустно было расставаться.

Джемис издал низкий рык.

— Как же ты надоел мне, паяц чертов. Еще одна шутка, и…

Марк кивнул:

— Верите, кайр, мне тоже осточертела роль паяца. Пожалуй, откажусь от нее и поговорю с вами серьезно. Если вы готовы к этому.

— Готов ли я?

— Угу. Я собираюсь сказать кое-что неприятное.

Джемис хмыкнул:

— А когда кто-то говорил мне что-то приятное? Давай. Слушаю.

— Мятеж Эрвина Ориджина — огромная ошибка. Его необходимо прекратить. Я думаю, в мире есть лишь два человека, кто может убедить Эрвина остановиться: его леди-сестра и лорд-отец. Леди Иона не послушает меня, но лорд Десмонд послушает. Потому мне нужно с ним поговорить. Граф Флеминг сказал, что захватит Первую Зиму, убьет старших Ориджинов и пошлет их головы в подарок императору. Мне же лорд Десмонд нужен живым. Вот поэтому я ткнул графа иглой и прыгнул в окно.

Джемис насупил брови.

— Давай-ка разберемся. Ты хочешь, чтобы герцог Эрвин прекратил войну против императора?

— Точно.

— И полагаешь, что Десмонд Ориджин сможет убедить Эрвина?

— Именно.

— А ты, в свою очередь, сможешь убедить лорда Десмонда?

— Конечно.

— Поэтому ты хочешь, чтобы мы как можно скорее отправились в Первую Зиму?

— Вы абсолютно правы.

— А когда мы будем там, ты войдешь к Десмонду Ориджину и скажешь нечто такое, после чего лорд Десмонд напишет сыну и уговорит его сложить оружие?

— Совершенно верно.

— И что, тьма сожри, ты собираешься сказать? Ты — чертов колдун?!

— Я бы хотел, кайр Джемис, опробовать свою речь на вас. Я изложу аргументы, и если они убедят вас, то подействуют и на Десмонда Ориджина.

— Так начинай. Я перед тобою.

— Позвольте, чтобы при этом были еще несколько человек.

— Кто?

— Боцман Бивень, козленок Луис, Гвенда, Потомок, капитан Бамбер. Я задам каждому по вопросу. Если они ответят именно то, чего жду, то, значит, я прав. Тогда я выложу вам все, что знаю.

— Задать каждому по вопросу?

— Да. И еще один вопрос — вам, кайр Джемис.

— То есть, ты хочешь допросить всех нас, а потом, может быть, соизволишь что-то сказать взамен?

— Поверьте, кайр, оно того стоит. Если бы мы играли в кости на истории — ооо, моя история была бы на миллион эфесов! Позовите людей, попросите их ответить мне. Если я ошибаюсь — обзовете меня паяцем и посмеетесь. Но если я прав — тьма сожри, тогда мы спасем весь мир. И вот это уже не шутка. Весь — чертов — подлунный — мир. Он развалится на куски без нас с вами.

Чем Джемис Лиллидей никогда не думал заниматься, так это спасением человечества. А чего никогда не любил, даже в детстве, так это сказок. В иных обстоятельствах он послал бы Марка ко всем чертям, а может, и выбил пару зубов, чтобы неповадно было городить чушь. Но обстоятельства сложились не иные, а именно эти: Ворон Короны настолько верил в свою сказочку, что рисковал жизнью из-за нее. Слова Марка звучали полной чепухой, но его поступок убедил Джемиса. Кайр вышел из каюты, а спустя полчаса вернулся с компанией.