— Не тррриумф, — сказал шут императору. Подумал, подобрал более точные слова: — Мне стрррашно.
— Не бойся, — ответил владыка. — Мы пришли победить — и победим.
Менсон был очень близок к тому, чтобы усомниться. Это выглядело так: фигура владыки задрожала, подернулась рябью, будто в знойном мареве. Но снова обрела четкость.
Следы литлендской пехоты нашлись в джунглях. Здесь тоже были кости, но гораздо меньше, чем среди лугов. Шаваны не устраивали погоню в веревочных лесах, только подстрелили тех, кого успели достать луками. Степняки тоже понесли потери — немалые, если судить по размерам пепелищ от погребальных костров.
— Может, они отступили? — предположил кто-то из южан. — Полегло несколько тысяч шаванов. Все знают, что дикари трусливы. Пока пахнет наживой — дерутся, когда пахнет кровью — бегут.
— Не отступили, милорд, — Катрин Катрин покачала головой. — Позвольте, я покажу вам кое-что.
На краю джунглей имелась поляна. К стволам деревьев лепились большие пятна черной слизи. Не сразу поймешь, что это. Пришлось присмотреться. Генерал Дейви ругнулся, южного вельможу вывернуло наизнанку, с лица принца Гектора впервые сползла самодовольная ухмылка. То были трупы, прибитые гвоздями к стволам деревьев. Их облили смолой, чтобы замедлить гниение. Знак должен был как можно дольше сохранить свой жуткий смысл.
— Это дезертиры, — пояснила Катрин Катрин. — Пытались сбежать с трофеями, и Степной Огонь казнил их. На Западе шаван может уйти с войны в любой момент, когда решит, что награбил достаточно. Но только не в том случае, если речь идет о кровной мести. Литленды убили графа Рейса и пытались убить Морана. Запад пришел за кровью Литлендов и не уйдет без нее.
— По вашему, миледи, степняки у стен Мелоранжа?
— Или уже в городе.
Император задумался о чем-то, поглаживая Эфес.
— До Мелоранжа тридцать миль — меньше дня в седле.
— Точно так, ваше величество, — кивнул Уильям Дейви. — При желании, Степной Огонь сможет завтра атаковать нас.
— Тогда нам необходимо перестроиться, — приказал Адриан. — Генерал Дейви, уберите все имперские флаги. Должны остаться лишь знамена Шиммери. Принц Гектор, прошу вас вывести свои полки вперед. Вы пойдете авангардом, искровая пехота — за вами.
Южанин откинул волосы со лба, нахмурился.
— Ваше величество, мы уповаем на помощь Праматери Янмэй, разве не так?
— Янмэй Милосердная держит руку на нашем плече.
— Не будет ли Праматерь добрее к нам, если в авангарде пойдут ее полки, а не мои?
— Военная хитрость поможет победе, — милостиво пояснил император. — Ваша армия сейчас многочисленнее моей. Она выглядит весьма внушительно. Если вы пойдете впереди, Степной Огонь не станет атаковать в лоб и захочет обойти нас. Имея вдоволь конницы, он легко сделает это и нападет с тылу. Вот там-то, при помощи Янмэй Милосердной, его и встретит моя пехота.
— Премного благодарю, ваше величество.
Принц Гектор скомандовал перестроение. Шиммерийцы выдвинулись вперед, сверкая полированными щитами. Имперские полки опустили знамена, разбились на роты, рассредоточились между телегами обоза. В таком порядке и двигалось войско вечером, когда впервые встретило западных разведчиков. Несколько всадников появились в поле, приблизились на расстояние ясной видимости — и умчались прежде, чем южане организовали погоню.
— Скоро, — кратко отметил Дейви и выставил двойные караулы.
Этой ночью шиммерийцы развлекались с особым усердием. Кто-то бегал голышом из шатра в шатер, визг и смех не смолкали до рассвета. На марше Уильям Дейви с негодованием доложил императору:
— Южные павлины спят в седлах! Все, как один, клюют носами! Ни на что не способны. Ваше величество, запретите оргии!
Владыка равнодушно пожал плечами:
— А ты как думаешь, Менсон? Запретить?..
В своей жизни Менсон потерпел одно большое поражение. Не из-за пьянства или усталости, или низкой дисциплины. Катастрофа вообще не зависела от Менсона: она произошла по вине дурной случайности и одного благородного идиота. Если бы Менсону предложили провести последнюю ночь перед гибелью так, как принц Гектор с Катрин Катрин, он бы вряд ли отказался.
— Неважно, владыка, — ответил шут. — Все это неважно. Пускай себе, что хотят…
— Я согласен с Менсоном, генерал. Оставьте южан в покое.
Тем днем они снова встречали разведки врага. Шиммерийские лучники даже подстрелили одного шавана. Без никаких пыток он рассказал, что войско Степного Огня в сутках пути — под стенами Мелоранжа. Выдал и численность — легко, без колебаний: двадцать восемь тысяч. Число было не тайной, а предметом гордости.
Эту ночь южане провели так же, как и прошлую.
Следующим днем, когда над горизонтом уже поднялись башни герцогской столицы, степняки атаковали.
* * *
Менсон не видел сражения. Оттуда, где он находился, мог видеть только полдюжины телег обоза и десяток солдат из тылового прикрытия. Эти солдаты ни с кем не сражались. Всю битву простояли на постах, красные от напряжения нервов, и по очереди бегали узнать, как идут дела на передовой. Так что императорский шут не видел ничего существенного, зато слышал все звуки битвы. Звуки были видимы и осязаемы, имели цвет, плотность, фактуру.
Сначала с востока повеяло холодом, и небо стало черным, как вспаханное поле. Тьма и холод надвигались, заполняя весь мир, будто гигантская змея всасывала войско. Вдруг грянул гром, и все изменилось: мороз сменился жаром, тьма — огнем. Передовая гремела и полыхала, и все вокруг розовело от зарева… Потом затрещало, захрустело, заскрежетало. Нечто огромное проломилось, рухнуло, разбиваясь на части. Небо покрылось кровавыми пятнами, они растекались между облаков, багровые капли дождем сыпались вниз. А мир на востоке — совсем рядом! — ломался и рушился. Земля проседала, кренилась. Менсон стоял на четвереньках, цепляясь за траву, чтобы не скатиться в пропасть… Встряска — и грунт ушел из-под ног. Лежа на спине, Менсон смотрел, как в красном небе вспыхнули россыпью лазурные искры. Грохот сменился скрипом металла, звоном натянутых струн. Мир закачался в шатком, неустойчивом равновесии. Когда склонялся к востоку, можно было увидеть край бездны…
Видимо, шут потерял сознание. Спустя время Форлемей привел его в чувства, брызжа в лицо холодной водой. Усадил, дал выпить орджа. Менсон увидел небо: голубое, как полагается. Земля стояла ровно. Он хлопнул по ней, чтобы убедиться: не дрожит, держится прочно. Менсон задышал спокойнее. Не ожидая вопросов, Форлемей рассказал обо всем.
Дорога на Мелоранж, по которой шла армия, была руслом реки Оранж, высохшей в незапамятные времена. По левую руку от него стояли веревочные леса, по правую стелились луга. Сухое русло чертило границу меж царством деревьев и империей травы.
Джунгли прикрывали правый фланг войска, и владыка не боялся атаки оттуда. Но луга на левом фланге были родной стихией шаванов. Всадники Запада без труда могли обойти имперское войско сбоку или с тыла. Впрочем, Моран Степной Огонь не стал хитрить. Иногда самая тонкая игра — в отсутствии игры.
Конная орда ринулась в атаку кратчайшим путем — по сухому руслу Оранжа. Прямиком навстречу шиммерийскому авангарду. Без проволочек, без предупреждений. Во фронт.
Ясным днем конница врага была видна издали, и шиммерийцы имели добрый час, чтобы построиться в боевые порядки, перегородить русло стеной копейщиков, расставить стрелков по флангу среди джунглей, рассыпать перед фронтом железные колючки и вколотить в землю заостренные колья. Тщетные усилия: шаванов было слишком много.
Волна налетела на строй шиммерийцев — и напоролась на копья и стрелы, расшиблась. Но за нею шла вторая и третья, и четвертая… Бессмысленно считать. Ведь это не волны, а сплошная река из мяса и железа. Южная пехота выстояла, сколько могла — минут десять, может, двенадцать. Потом хлынула врассыпную: в джунгли, в луга, назад по руслу. Шаваны преследовали шиммерийцев, гикая и визжа, вращая кривыми мечами. Рубили, сшибали, топтали копытами. Искровики императора стояли в тылу, укрывшись за телегами обоза, и офицеры цедили сквозь зубы: