Он вспарывает ножом платье и сорочку на животе Миры, раскрывает лоскуты. Затем пристегивает плечи и бедра к креслу, еще одним ремнем перехватывает грудь.

— Наука требует точности, — говорит он и отходит, голос удаляется, потом движется обратно. — Точность, аккуратность и постоянный труд. Только так свершаются открытия.

Аптекарь разжимает щипцы и бросает угли на голый живот Миры.

Парализующий страх сильнее всего. Сильней рассудка и чувств, сильнее воли и жажды жизни… Но боль — сильнее страха!

Она кричит так, что едва не глохнет. Корчится, бьется. Выгибается, вдавливается кожей в ремни. Сбрасывает на пол пару углей, но один остается. Он остывает, передав жар коже, и продолжает лежать на открытой ране. Вонзается болью, словно клинок в живот.

Подождав минуту, Аптекарь щипцами снимает его. Мира дышит часто, прерывисто, истошно, как собака. Капли пота бегут по лицу.

— Хорош-шо, — шепчет сутулый и снимает капли стеклянной палочкой, собирает в пузырек. — Очень хорошо.

Усаживается, довольно потирая руки. Проверяет рану на бедре Миры. От боли ее сердце забилось, кровь потекла быстрее: кап-кап-кап.

Аптекарь хмурится:

— Нет, нет, вот это уже плохо. Истечение должно быть постоянным и точным. Давай-ка, успокойся. Расслабься, лежи тихо. Уже не больно, да?

Ожог пульсирует вспышками, внутренности сворачиваются в узел, тошнота сжимает горло.

— Во-от, не больно… Расслабься, отвлекись. Что там надо, поговорить с тобой? Слушай… — Аптекарь усаживается поудобнее, отложив все инструменты. — Лорд Мартин и я свершаем великое дело, а ты… и все другие… вы помогаете нам. Понимаешь, какая штука. Когда смерть подходит близко к человеку, его тело напрягает все свои силы, чтобы выжить. В соседстве со смертью человек делает порою такие вещи, на которые он же в спокойном состоянии совершенно неспособен. Воин с дырой в брюхе приходит в лазарет, держа свои кишки руками. Всадник с поломанной ногой выбирается из-под павшей лошади, спихивает с себя тридцать пудов веса. Женщина пробегает сквозь огонь, выносит из пожара собственных детей… Наука знает много примеров. Всем им есть объяснение, да-да.

Голос Аптекаря сладковат и тошнотворен, как смрад гниющего трупа. Слова тянутся и падают каплями слизи.

— В трудные минуты — наука именует их кризисами — тело человека выделяет особую жидкость, назовем ее субстанцией жизни. Это она придает сил, чтобы противостоять смерти. Человеческое тело наполнено четырьмя тайными соками: кровью, потом, желчью и лимфой. Вне всяких сомнений, субстанция жизни распределяется меж этими соками и растекается по всем мышцам, насыщая их недюжинной мощью. Твой собственный пример: от несчастных угольков ты так дернулась, что чуть не порвала ремни. А кто бы сказал раньше, что ты такое можешь? Никто. Однако наука раскрывает все тайны!

— Что, перестала орать? — спрашивает Мартин, возникая в поле зрения. — Не люблю, когда орут.

— Да, хозяин, утихла. Но не успокоилась. Кровь капает слишком сильно.

— Приложи лед.

— Нету льда.

— Тогда не знаю… облей водой!

На бедра девушке льется холодный поток. Мартин заглядывает ей в лицо:

— Все, успокоилась? Лежи смирно, а то всю с головой обольем. Поняла?

Тогда Мира впервые произносит слово:

— Зачем?..

— Чего?!

— Зачем вы делаете это со мной?..

— Ради великого открытия! — говорит Аптекарь.

— Я наследница… вам не простят моей смерти!

— Заткнись, мелкая дрянь! — цедит Мартин. — Мы делаем что надо, поняла? Еще слово — останешься без зубов!

Он заносит кулак, Мира стискивает челюсти, отворачивается.

— То-то же.

Желтый Мартин уходит. Аптекарь говорит с торжественным придыханием:

— Мы пытаемся победить смерть!

Делает паузу.

— Да-да. Мы стараемся получить субстанцию жизни в чистом виде. Поместить человека на порог смерти, выделить в нем то вещество, что отвечает за выживание, и изъять его из тела. Сейчас из-за страха и боли ты уже начала производить субстанцию. А позже, когда крови в тебе убудет, порог приблизится, доля субстанции возрастет. Крови станет меньше, но субстанции в ней — больше. Понимаешь? В последних каплях субстанции будет очень много, чертовски много! Практически чистое снадобье! Сокровище!

Он гладит Миру по лбу. Кожа еще липка от пота, Аптекарь недовольно отирает ладонь о кафтан.

— Кстати, пора взять еще один сок. Тут, видишь, мы обнаружили вот что. Одной крови недостаточно, чистая кровь умирающего еще не дает сил. То есть, дает, но мало. Нужно выделить субстрат изо всех телесных соков.

Аптекарь берет инструмент, похожий на терку, придирчиво оглядывает, омывает горячей водой и вытирает насухо.

— Будет больно, — предупреждает он и проводит теркой по колену девушки.

Мира воет сквозь стиснутые зубы:

— М-мммм!..

Новым щупом Аптекарь быстро обшаривает рану, собирает появившиеся капли.

— Ммм-ммм! У-уууу!..

— Лимфа выступает немного раньше крови, так что нужно успеть… Вот и все, мы успели, очень хорошо.

— Тварь! — выдыхает Мира. — Подонок! Хоть понимаешь, что с тобой будет?! Тебя выжмут досуха! Все соки твоего поганого тела выльют в колбы!

Аптекарь хмурится, тянется за щипцами. Заносит над лицом Миры, она с ужасом видит уголек прямо над своими губами.

— Откроешь рот — разожму щипцы.

Она стискивает зубы.

— Хорош-шо.

Он убирает щипцы и подносит к ее рту мех с водой:

— Хочешь пить?

Мира пьет, обхватив горлышко губами.

Погодя, Аптекарь продолжает рассказ.

— К сожаленью, наши опыты показали, что даже правильной смеси соков недостаточно. Многое зависит еще от того, какую волю к жизни проявит человек во время кризиса. Иными словами, мы зависим от качества человеческого материала. Какое-то время подопытный сопротивляется своей судьбе, потом сдается и вскоре уходит. Мы убедились, что это время очень различно. Женщины обыкновенно держатся дольше мужчин, потому мы отказались от работы с мужчинами. Лучше иных сопротивляются люди, что уже бывали на грани смерти (например, пережили хворь). Наконец, мы дважды работали с благородными — брали их из камер нижнего круга, подменяя другими людьми. Благородные держались не дольше черни, но ведь они были истощены пребыванием в темнице. Следовательно, при равных условиях благородные окажутся лучше простолюдинов. Так что ты… ооо! Самый лучший материал, что попадал к нам. Хорошо, что ты сама пришла. Лорд Мартин приметил тебя в первый же день, но взять было бы слишком опасно…

— Вы взяли Линдси вместо меня?..

— Служанка всегда носит отпечаток своей госпожи. Особенно когда так старается быть на нее похожей…

Его прерывает истошный женский крик. Кто-то захлебывается ужасом и болью.

Мира вздрагивает, выкручивает шею, но не видит, не дотягивается взглядом.

— Это Линдси?..

— Линдси?.. Нет. Эту зовут… — Аптекарь переворачивает лист своей учетной книги, — Джейн.

— Что с Линдси?

— У-уу… Она разочаровала нас. Всего семьдесят шесть часов… Служанка — не госпожа. Мы ждали большего…

— Семьдесят шесть часов… — повторяет Мира, чувствуя, как волосы становятся дыбом.

Джейн снова кричит, и Аптекарь недовольно морщится.

— Что-то там не то делается… Нужно мне посмотреть.

И он выходит.

Мира понимает, что осталась одна. Нужно что-то сделать. Попытаться, предпринять. Освободить руку. Ослабить ремни. Придумать, как договориться с палачами. Чем запугать или подкупить, или перехитрить… Но думать не получается. В голове звучит единственное число: семьдесят шесть часов. Оно давит, наваливается ледяной глыбой, расплющивает. Семьдесят шесть часов. Всего. Нет. Нет! Святые Праматери, нет!!!

Раздавленная ужасом, Мира не чувствует времени. Сколько-то спустя крики затихают… Потом возвращается Аптекарь. Глядит на часы — весь песок в нижней колбе.

— Вот и прошло два часа. Быстро, а? И ты совсем свежая, как в начале.

Он переворачивает часы.