— А ваша подготовка включала в себя близкое знакомство с семьей императора?

— Естественно! Начиная от подвигов Ольгарда Основателя и Юлианы Великой, кончая тем, какой сорт мороженого владычица Ингрид предпочитала на ужин.

— Меня больше интересует ее сын Адриан.

— Что желаете узнать о нем, милорд? Как он раскрыл тайну Предметов? Простите, это мне неизвестно.

— Нет, другое…

Эрвин наполнил чашу, двое по очереди приложились к ней.

— Начну издалека, миледи. Герцог Морис Лабелин бежал из города этой ночью. Он собирался в спешке, потому взял лишь самое ценное: Священные Предметы, драгоценности, искровое оружие, охрану. Голубей он оставил — видимо, не имел времени подумать о них. Мои люди схватили мастера-почтовика. Нет, иначе: он сам пришел к нам и предложил купить кое-что… Знаете, эти ленточки, которые цепляют на птичью лапку, слишком узки. На них поместится лишь самый мелкий шрифт, многим лордам неприятно разбирать подобный бисер. Почтовик обязан переписать сообщение на обычный большой лист и подать его лорду, а ленточку сжечь. Но почтарь Лабелина схитрил и припрятал ленточки, полученные последним временем. Думал: не найдется ли желающий купить сведения? Нашлись мы.

Эрвин вытащил из кармана халата ворох лент и протянул Аланис.

— Если интересно, можете просмотреть. Главное в них вот что: Адриан с большими силами идет через Надежду в Литленд, готовясь к битве против Степного Огня. Последний, кстати сказать, одержал две крупные победы и ряд мелких, движется к столице Литлендов — Мелоранжу. Так что Литленды в отчаянном положении, но речь не о них. Адриан ушел на юг. С ним большие силы. Какие именно — слухи рознятся, но не меньше восьми полков. В Землях Короны остался генерал Алексис Смайл всего лишь с семью из пятнадцати искровых полков.

— Разве это новость?.. — удивилась Аланис. — Ваш человек из столицы уже сообщал об этом.

— Да. И я не верил ему. Думал, его схватила протекция и заставила слать ложные сведения. Я полагал, Адриан ждет нас в засаде, каковая находится примерно вот здесь.

Эрвин развернул карту, указал место. Аланис склонилась поближе, волосы упали ей на лицо, она отбросила их за плечи.

— Видите, миледи: южнее Лабелина есть этакий треугольный карман, образованный впадением Милы в Ханай. Если мы не хотим форсировать Ханай (нелегкая задача), то нам придется пересечь Милу и войти в этот карман. Местность там равнинная — идеальная для искровой пехоты. Мост через Милу — всего один. Значит, отступить не получится. Мы более мобильны, чем Адрианова пехота. В любом другом месте сможем избежать боя, если захотим. Но между Милой и Ханаем император поймает нас в капкан и истребит одним ударом. Именно это он планирует, именно потому не помог Жирному Дельфину. Герцог хотел принять бой севернее города, чтобы сохранить его. Адриан хотел боя южнее города — чтобы наверняка уничтожить нас. Все складывалось воедино при одном допущении: наш агент в Фаунтерре лжет.

Он поворошил ленты в руке Аланис.

— И вот теперь эти письма. На них печати разных дворян из Фаунтерры, Маренго, Сердца Света, Фарвея… У Жирного Дельфина оказалось много друзей, и все как один сообщают: владыка с войском ушел на юг. Мои люди сейчас пытают мастера-почтовика и завтра дадут результаты. Но я убежден: ленты — не подделка. Сообщения подлинны. Что приводит нас к ответу на ваш вопрос: отчего я не забавляюсь с девушками? Потому, миледи, что боюсь. До сих пор Адриан был сильнее меня, но я хотя бы понимал, как и когда он попытается разбить нас. Теперь — ни малейшего понятия. Я будто снова иду по болоту, и сеть подо мною в любой миг может порваться.

— Это вся дрянь, что скопилась у вас на душе?

— Нет, миледи, имеется второй том. И снова позволю себе зайти издалека.

Аланис Альмера удобно устроилась в кресле, подперев подбородок кулачком. Ее поза выражала полное внимание.

— Теперь поговорим о моих полководцах. Я не имел возможности выбирать командиров, они достались мне вместе с армией, и по ряду причин я не мог заменить их. Высшие офицеры моей армии относятся к одной из двух пород. К первой относятся граф Лиллидей, граф Майн, бароны Близняшек, бароны Побережья. Это прим-вассалы Дома Ориджин: лорды, что привели на войну своих собственных кайров. Естественно, я не имею возможности отобрать рыцарей у их лорда и отдать под командование другому человеку. Это даже не обсуждается.

— А вторая порода?

— Это офицеры, некогда назначенные моим лордом-отцом командовать батальонами Первой Зимы. Таковы полковники Хортон и Блэкберри, капитаны Деррек и знакомый вам Хэммонд, мой кузен Красавчик Деймон и многие другие. В чистой теории я мог бы переназначить их… Но большинство из них служили отцу много лет, бывали с ним в великом множестве сражений — как правило, победоносных. Что самое неприятное: воины редко видели самого герцога Десмонда, но часто — своего прямого командира. Для многих кайров герцог Ориджин — лишь громкое имя, в то время как их личная преданность адресована Хортону или Блэкберри, или Хэммонду… Нужно иметь веские причины, убедительные для солдатских умов, чтобы заменить такую фигуру. Я не нашел таких причин. Мои офицеры гонористы, мрачны, упрямы, как быки, и абсолютно уверены, что все знают о войне. Но чего еще ждать от офицеров-северян?.. Мои — ничем не хуже прочих.

Аланис поморщила губы:

— Итак, вы, милорд, стерпели и взяли в помощники людей, которым не вполне доверяете. Простите мне прямоту, но это — глупость. Слова «лорд» и «стерпел» абсурдно смотрятся рядом.

— Немного не так, миледи. Я доверяю этим людям. Не доверял лишь двоим из них — графу Флемингу и барону Уайту, потому сейчас один в Запределье, а второй в темнице. В остальных я уверен ровно так же, как в глыбе камня или дубовом таране: они не предадут и не обманут, с их помощью можно ломать стены, а если я велю им стоять на месте, противник скорее надорвется, чем сдвинет их. Беда лишь в одном: мне столь же трудно сдвинуть их с места. Всякий раз, как я предлагаю тактику, прежде не испытанную отцом, мои командиры упирают копыта в землю и выставляют рога. Я борюсь с ними едва ли не чаще, чем с противником.

— Но вы взяли город без потерь, милорд! Любой, самый заскорузлый вояка, должен оценить это!

— О, да. Все предыдущее было вступлением, а теперь мы подходим к смысловой части. Сегодня, получив голубиные ленты, я созвал небольшой совет. Уже тогда во мне зарождались сомнения. Наступать или выжидать? Идти вперед — с риском угодить в ловушку, о которой я ничего не знаю? Или остаться на месте — собрать дополнительные войска, дождаться Нортвудов, натренировать путевцев, что перешли к нам, стать намного сильнее… но, вероятно, упустить единственный шанс, который нам дается? И вот я спросил полководцев: как поступить? И почти все ответили: наступать, милорд! Лиллидей сказал: «Ваш отец, милорд, не был сторонником поспешных действий, но и не мешкал, если дела шли удачно». Роберт сказал: «Мы взяли Лабелин без боя, на одной твоей доблести, кузен. Ясно, что Светлая Агата всей душою за тебя. Она хочет, чтобы мы побеждали. Остановимся — лишимся ее помощи». Блэкберри сказал: «Не особо надейтесь на восстание западников. Они — лихие бойцы, но не настолько, чтобы справиться с искровой пехотой. Адриан быстро покончит с ними и вернется». Хортон добавил: «Зима на подходе. Ляжет снег — наступать станет трудно. Задержимся в Лабелине — застрянем до весны. К тому времени Адриан укрепится». Деймон же сказал: «Зададим им жару, тьма сожри! Как били, так и будем бить!» А граф Молот хохотнул в знак согласия.

— Словом, все за наступление?

— Кроме одного — генерал-полковника Стэтхема. В этом командире упрямства и гонору вдвое больше, чем во всех остальных, поскольку он принадлежит сразу к двум породам. Он — барон Овечьих Долин, в его землях живет больше сорока тысяч крестьян, так что он — один из крупнейших лордов герцогства. Кроме того, отец вверил ему один из своих батальонов горной стражи, и Стэтхем двенадцать лет командовал им наравне с собственными отрядами. Он так гордился военными успехами, что с некоторых пор перестал зваться бароном, а говорил неизменно: генерал-полковник Стэтхем. Военный чин для него стал важнее, чем титул, полученный с кровью. Вот этот человек до сей поры находился в самой ярой оппозиции ко всем моим планам. Что бы я ни задумал, Стэтхем находил довод за то, что моя идея плоха. И сегодня, будучи в сильнейшем сомнении, я был уверен: Стэтхем без колебаний заявит: «Вперед и только вперед!»