Шестеро из них, действительно, были иксы. В противовес двуцветным кайрам, их облачение было полностью черным, с одною лишь отметиной: багряным косым крестом на груди вроде буквы Х. Об этих лютых зверях, любимых слугах Ориджина, ходили легенды. Чтобы стать иксом, нужно своими руками убить полдюжины кайров, а их плащи бросить под ноги герцогу. Победить икса мечом – все равно, что заколоть медведя зубочисткой: никто не слыхал о человеке, кому бы это удалось.
Двое остальных всадников…
– Ффиу! Вот так дело!..
– Братья, это, вроде, сам!.. Верно, Трейс?
– Он…
Окруженный шестью иксами, сопровождаемый знаменосцем, к ним приближался герцог Эрвин Ориджин. Десятник Трейс уже видел его при Уиндли. Но если бы и нет, все равно не спутаешь. Доспехи цвета ночи, фамильный герб вычерчен тонким серебряным узором, серебристый плащ летит по ветру за плечами. Жеребец воина – свирепый вороной демон; сверкают зубы, блестят глаза. Ни копья, ни щита в руках всадника, лишь одноручный меч на поясе. Никем, кроме Ориджина, этот воин быть не мог.
Северяне развернулись полукругом. Герцог выдвинулся вперед и, скача вдоль путевских шеренг, заговорил. Упала гробовая тишина. Он был слишком далек, чтобы разобрать слова, но солдаты отчаянно напрягали слух. Морис Лабелин, правитель Южного Пути, никогда не говорил с ними и даже не показывался в расположении войска. По слухам, он был слишком жирен, чтобы просто сесть на коня. Эрвин Ориджин, мятежник, захватчик, главарь когтей, ехал вдоль шеренг, раз за разом повторяя свои слова.
Джоакину пришло на ум все, что слыхал об этом человеке.
Герцог Эрвин идет в атаку впереди войска, но не всегда. Если бой обещает быть жарким и страшным, как при Уиндли, то мятежник вырывается вперед – утолить ненасытную жажду крови. А если сраженье затяжное, скучное, тогда сидит в тылу и хмурится: недостаточно смерти в таком бою, мало радости.
Герцог Эрвин может быть одновременно в нескольких местах. Его видели и на Погремушке, и у Мудрой, и в Дойле, и в Ларси – все в один день! Но это и не диво, ведь конь герцога – дитя тьмы. Летает быстрей, чем сама ночь, а от ночи никому еще не удавалось уйти!
Война для герцога Эрвина – что для ребенка мамкино молоко. Если чего и боится Эрвин, так только одного: дня, когда война окончится. Потому он наступает так медленно – чтобы отсрочить свою победу и ненавистное мирное время.
Главный враг мятежника – император. Эрвин поклялся уложить его на брюхо и по его хребту взойти на трон. После он сделает Адриана своим шутом, заставит махать руками, держа в зубах стрелу – чем не нетопырь!..
За что Эрвин так ненавидит его? Тут многое сказано. Говорят: за Эвергард. Мятежник неровно дышал к Аланис Альмера, а император сжег ее заживо Перстом Вильгельма. Другие говорят: за ересь. Адриан нарушил заповеди. Светлая Агата лично явилась Эрвину и велела начать войну. Третьи говорят: есть меж Адрианом и Эрвином тайная вражда – никто не знает причины, но дело было в Запределье.
На кого похож герцог Эрвин? На отца – такой же славный полководец, только вдвое моложе, а значит – вдвое отчаянней. На Светлую Агату: умен, как Праматерь, и видит все наперед, и вместо сердца у него – комок снега. На Темного Идо тоже похож: яростный, как вепрь, хитрющий, как старый лис.
И особняком, вопреки всем солдатским слухам, прозвенел в памяти голос леди Ионы: «Мой добрый брат никогда не обнажал меча в мою честь…»
Добрый брат!.. Конечно!..
Добрейший братик Северной Принцессы со своими крестоносными убийцами был уже в полусотне ярдов от Джоакина, и голос мятежника стал слышен.
– Люди Южного Пути! Ваши лорды спрятались за вашими спинами! Закрылись вами, как щитом, велели стоять насмерть. Я даю вам выбор! Кто хочет жить – уходите. Я не трону ваш город, дома, родных. Слово лорда! А кто хочет сражаться – выйдите и сразитесь! Один на один с любым из моих воинов! Кто хочет убить северянина – попробуйте!
– Чего он хочет?.. – зашептались солдаты. – Чтобы мы сдались?
– Чтобы мы побежали, а они нам в спину – из арбалетов.
– Нет, хочет поединок – слыхали? Как в легендах!
– Да ну!..
– Ну да. Один на один. Чей воин выстоял – тех и победа.
– Это с ним-то один на один? Нашел дураков!.. Уж лучше под арбалеты!..
Мятежник был все ближе. Двигался прямо вдоль кромки, передняя шеренга могла тронуть грудь его коня. Забрало герцога поднято – один хороший бросок копья, и… Но какое там! Воины отшатывались, едва мятежник ровнялся с ними. Ряд проминался волною в такт движению всадника. Оба войска, притихнув, ловили его слова.
– Кто верит, что убьет северянина – выйди на честный поединок! Кто хочет жить мирно – клади копья и ступай по домам! Вы – не враги мне. Я не трону вас! Мой враг – император, не вы!
– Ну да, еще бы… – ворчал кто-то. – Не тронет – держи карман!.. Порежет на ремни…
– Нет, правда, – шептали другие. – Всегда отпускает. Вон у Трейса спроси.
Трейс не успел ничего сказать: копытная дробь с фланга заставила всех оглянуться. Рыцари Южного Пути скакали навстречу Ориджину, их было больше дюжины.
– А вот и желающие моей крови, – доверительно сказал мятежник путевским копейщикам. – Смотрите, чего стоят ваши лорды.
Он пришпорил вороного, рысью двинулся к рыцарям Лабелина. Северные стрелки напряглись, повели арбалетами, готовые по первому сигналу продырявить вражеских всадников. Эрвин отрицательно помахал им: нет, мол, не сейчас.
Рыцари сблизились – черные северяне, золотисто-зеленые путевцы.
– Желаете поединка?.. – хохотнул мятежник. – Не многовато ли вас для боя один на один?..
Рыцарей-путевцев было восемнадцать. То есть, почти трое на каждого северянина. Передний заговорил:
– Я барон… – имя не расслышалось. – Именем его светлости… на переговоры.
– Хотите говорить? Отпустите пехоту, тогда и поговорим! Зачем парням мерзнуть?
– Вы желаете… – барон, кажется, скрипнул зубами, – …капитуляции? За нами численное превосходство, не вижу причин…
– Ах, вы готовы биться?! Так не прячьтесь за спинами крестьян, сразитесь, как подобает!
Барон побагровел.
– Я не…
– А я – да! – оборвал мятежник. – Мир? Кладите оружие и уходите! Останетесь живы и целы. Война? Тогда бейтесь. Сейчас, здесь! Убейте нас, если можете!
С лязгом барон захлопнул забрало.
– Давно бы так!
Эрвин указал два мостика и махнул иксам. Рысью двинулись к одному мостику, путевцы – к другому. Бревна послужат барьерами, от которых рыцари возьмут разгон.
– Трое на одного… – мечтательно протянул Лосось. – Положат когтя – конец войне. Хорошо…
– Ага, а стрелков забыл, дурачина? Не доедут наши. Только тронутся – их нашпигуют.
Рыцари Лабелина и сами это понимали. Без малейшей спешки они расположились на позиции, несколько раз сменили порядок.
– Арбалеты – в небо!.. – крикнул Эрвин.
Северные стрелки убрали оружие. Мятежник взмахнул мечом. Северяне двинулись навстречу путевцам, гулко набирая ход. Шестеро иксов – впереди клином, герцог и знаменосец – в арьергарде, отставая на две дюжины шагов. Лишь круглый дурак упрекнул бы их в трусости: у Эрвина со знаменосцем были только мечи.
Рыцари Лабелина пришпорили коней. Копыта взрыли землю, золото с зеленью хлынуло навстречу углю. Восемнадцать тяжелых рыцарских копий – против шести копий и двух полуторных клинков. Три ряда всадников – против одного с малым довеском.
Путевские всадники обрели уверенность. Движения стали твердыми, отточенными, как на турнире. Играя мускулами, жеребцы набирали ход. Рыцари подались вперед, окаменели в седлах, заострились, налились холодной свирепой мощью. Копья пошли вниз, наметив цель.
– Конец когтям!.. – радостно воскликнул Лосось, и в этот миг первая волна путевцев сшиблась с северянами.
Гром, треск.
Звон в ушах.
Пятеро коней скачут без седоков. Пятеро путевских коней. Шестой всадник еще держится в седле, но уходит в сторону, оглушенный. Все шестеро северян – в седлах, только один лишился копья.