Джоакин ощутил сильное желание рассказать, как на его глазах погибла Полли, но поразмыслил и отказался. Мрачно выдавил:

– Простите, миледи.

– Впервые слышу от вас нечто разумное…

Прошли еще часы. Дождь продолжался. Аланис промокла, ее начало лихорадить. Однако любые предложения остановиться, перекусить, согреться она отметала.

– Время, сударь. Время уходит.

– Вы рискуете собою, миледи. Подумайте: здоровье и жизнь важнее власти.

– С точки зрения нищего – да.

Когда обида настолько окрепла в душе воина, что почти вытеснила сострадание, Аланис вдруг обратилась к нему доверительно:

– Вы говорили, что служили Рантигару…

– И Бройфилду! – радостно откликнулся Джо.

– Бройфилд слишком мелок. А Рантигар – беспринципный мерзавец. Но у него есть войско и готовность драться. Он может быть полезен. Как близко вы с ним знакомы?

Джоакин нехотя признал, что вовсе не знаком с графом, просто служил наемным мечом под его знаменами.

– Так и думала…

Миледи вновь замкнулась в хмуром молчании. Джоакин с надеждой вымолвил:

– Однажды я выполнял поручение для его милости графа Шейланда…

– Сын торгаша и Адрианов прихвостень! С Шейландом я не стану связываться. Жаль, что вы не служили его жене…

Джоакин воскликнул победно:

– Я знаком с леди Ионой Шейланд!

– Ориджин, – поправила Аланис.

– Да, Ориджин.

– Так вы знакомы с Ионой?

– Виделись не далее, как в апреле, миледи.

– Вы на хорошем счету у нее?

– Скажу так, миледи: Северная Принцесса побеспокоилась о моем здоровье и лично осмотрела мои раны после поединка.

– Сомневаюсь… Иона не любит ни дуэлянтов, ни наемников.

– Заверяю: для меня она сделала исключение.

Аланис помедлила в сомнении.

– Если я отправлю вас с посланием для нее, сможете доставить?

– Несомненно, миледи!

– А сможете добиться встречи лично с Ионой, не с ее мужем?

Джоакин сомневался, что Северная Принцесса хотя бы вспомнит его. Тем тверже прозвучал его голос:

– Так точно, миледи!

Аланис вновь задумалась.

– Мне кажется, вы лжете… Впрочем, это не имеет значения. Все равно я не пойду за помощью к Ионе.

– Верное решение, миледи! Иона – заносчивая и самовлюбленная, в ней ни капли благородства.

– Право, Джоакин, вы так глупы! Всякий раз, как собираетесь сказать что-то, тщательно взвесьте и поймите: лучше вам промолчать.

Он надулся и больше уже не затевал бесед.

Однако сумрачное облако хвори, окружавшее миледи, Джоакин прекрасно чувствовал. Аланис скидывала капюшон, надеясь, что дождь поможет взбодриться, но вскоре начинала дрожать и зябко куталась в плащ. Она держала вожжи одной рукой, а вторая никак не находила покоя: хваталась за шею, теребила мокрые волосы, царапала бедро. Девушка просила хлеба, но, едва взяв в руки, говорила, что не сможет съесть ни крошки. Она опасно пошатывалась в седле, и лошадь ступала неуверенно, то и дело прядала ушами, беспокойно мотала головой. Кобыла будто пыталась проверить: живого ли человека несет на спине, или мертвое тело.

Солнце скатилось к горизонту, когда герцогиня сдалась:

– Больше не могу. Мне трудно держаться в седле… Нужно лечь.

* * *

Заброшенный сарай когда-то был сеновалом. Теперь сена осталось немного, оно давно отсырело и начало гнить. Девушка упала на сено, подгребла к себе, стараясь зарыться. Немилосердный озноб колотил ее.

– Что я могу для вас сделать?.. – прошептал Джоакин, присев рядом.

– Давайте в… ваш куриный помет. И ф… флягу с водой.

Он дал ей сверток и предложил помощь. Аланис отказалась:

– Просто выйдите… я сделаю сама.

Он вышел. Стреножил и расседлал коней. В сильнейшем беспокойстве принялся бродить вокруг сарая, теребил бородку, кусал губы.

Наконец Аланис позвала его. Когда он вошел, девушка лежала на сене, обессиленная болью.

– Сядьте рядом… – попросила она.

Он сел.

– Знаете молитву Праматери Сьюзен? Помолитесь со мною.

– Не знаю, миледи.

– Тогда просто повторяйте…

По нескольку слов она прочла молитву, Джоакин повторил.

Потом она прикрыла глаза и шепнула:

– Холодно…

Он лег рядом с нею и обнял, укутал своим плащом. Впервые Аланис не возражала. Он почувствовал дрожь ее тела, ощутил запах снадобья – тяжелый, землистый.

– Вы ненавидите меня?.. – вдруг спросила Аланис.

– Нет, нет! – воскликнул Джоакин.

– Все меня покинули… – срывающимся шепотом заговорила миледи. – Ни семьи, ни жениха, ни вассалов… Остались лишь вы. Наверное, вам очень нужны деньги, иначе и вы ушли бы…

– Нет, миледи, что вы! – закричал Джоакин, стискивая ее в объятиях. – Деньги совершенно не при чем!

– В этом нет позора… Вы – наемник… Не волнуйтесь, я сполна расплачусь с вами. Получите щедрую награду…

– Дело вовсе не в деньгах! Я с вами потому, что… вы – самая лучшая!

– Какая чушь… Я несносна… – голос так ослаб, что Джоакин едва слышал. – Прошу, не нужно меня ненавидеть… Если умру – не держите зла.

Джоакин был в ужасе. Приник к самому ее уху и зашептал:

– Не смейте даже думать такого! Вы ни за что не умрете! Я не позволю. Если смерть придет за вами, я ей переломаю все кости и зашвырну обратно на Звезду! И вы ни капли не несносна. Вы прекрасны, Аланис! Вы – гордая, смелая, волевая, умная. Вы – лучшая из женщин на свете. Я люблю вас!

Он затаил дыхание, ожидая ответа. Но ответа не было: девушка спала.

Джоакин укутал ее потеплее, прижал к себе. Лег, уткнувшись носом в ее платиновые волосы и попытался уснуть.

Это было невозможно. Близость девушки будоражила его, кровь вскипала в жилах. Смерть, дохнувшая было в лицо землистым запахом снадобья, улетела прочь. Теперь Джоакин чувствовал лишь упругое горячее тело красавицы. Ничего другого в мире не осталось.

Его ладонь подвинулась вниз и легла на бедро Аланис. Огладила округлость, переползла на ягодицу, сжала. Он ужаснулся того, что делает, укусил себя за губу, отдернул руку. Джоакин приказал себе замереть и долго лежал без движения, пытаясь успокоиться.

Но Аланис была рядом, он чувствовал изгибы ее тела, слышал стук сердца, вдыхал сладковатый запах кожи…

Он крепко стиснул ее, надеясь, что от этого станет легче. Ошибся. Кровь загрохотала в висках, в глазах потемнело от вожделения. Рука поползла вверх, коснулась груди миледи… Он попытался сдержать себя… Пальцы нашли шнуровку на платье, осторожно потянули. Ладонь сунулась в вырез и ощутила горячую плоть…

Джоакин весь дрожал. Казалось, он умирает и в тот же миг рождается заново. Уже и вторая ладонь скользнула под платье, жадно гладила, щупала, сжимала… Плечо Аланис оголилось, и Джоакин приник к нему губами. Он в жизни не пробовал ничего вкусней, чем ее кожа.

Слишком поздно он вспомнил, что где-то – на плече или груди – имеется открытая рана. Стоит лишь задеть, и…

Аланис издала отрывистый стон. Он резко отдернулся, оторвал ладони от ее тела. Однако, просыпаясь, она успела почувствовать.

– Что?! Что происходит?

– Ничего… Все хорошо, миледи…

Она порывисто села, ощупала платье, обнаружила тесемки.

– Ах, подлец!..

Он заговорил с лихорадочным пылом:

– Миледи, простите, я вел себя недостойно, но есть то, что меня извиняет. Я люблю вас, миледи! Больше всего в мире люблю! Не могу думать ни о ком, кроме вас!

– Скотина!.. Поди прочь, пока жив!

– Клянусь: я люблю вас! Никого прекраснее не видел на всем белом свете. Я докажу, смотрите. Смотрите… сейчас… найду огонь.

Он отыскал огниво, нащупал горсть сухой соломы, поджег. Сверкнули яростные глаза Аланис над треклятой вуалью. Голое плечо, кинжал в руке.

– Смотрите! – Джо выхватил из-за пазухи и сунул герцогине сложенный вчетверо серый замусоленный листок. – Я полюбил вас по одной лишь этой картинке! Разве я мог не сойти с ума, когда увидел вас наяву?!

Она развернула страницу, поднесла к зрачкам.