– Вы предписываете кровопускание, сударь?

– Конечно, юная леди! В нем – основа всего процесса.

Она осмелела настолько, что позволяет себе крохотное возражение:

– Раненые воины слабеют, когда теряют кровь. Правильно ли, сударь, совершать те действия, что приведут к потере сил?

Судья одаривает ее новой снисходительной улыбкой:

– А то как же, юная леди! В этом и смысл! Вам предстоит сперва ослабнуть, и лишь потом, когда хворь отступит, заново набраться сил. Из полнокровного и сильного тела хворь нипочем не уйдет. Она тянется к жизненным силам, будто мухи к патоке. Когда вы ослабеете – вот тогда появится возможность изгнать ее. Но учтите, что необходимы также снадобья и красное вино. Это весьма важное дополнение, и горе вам, если проигнорируете его, юная леди.

Графиня удовлетворенно кивает. Судья, почему-то взявший на себя роль палача, извлекает из саквояжа кожаный сверток, раскрывает, вынимает нож с треугольным лезвием. Служанка приносит таз и кувшин воды, судья-палач закатывает рукава и деловито омывает ладони.

– Приступим же к первому кровопусканию. Будем повторять их один раз в два дня, и так до тех пор, покуда хворь не достигнет своего дна. Дайте-ка вашу ручку, юная леди.

Подсудимая откидывается на подушку, верная своему решению: терпеть без малейшего стона. Ей по-прежнему стыдно за пережитый страх. Палач взмахом лезвия вскрывает ей запястье.

– Вот, взгляните, ваша милость, – обращается он к знатной зрительнице, пока кровь девушки струится в таз. – Изволите видеть, ваша дочь побелела лицом. Это верный знак, что мы на правильном пути: дурная кровь, что имеется в ее теле, отхлынула от кожи.

Графиня кивает, довольная объяснением.

– Простите, сударь, – осторожно спрашивает осужденная, – вы говорите, хворь обитает в печени. Не странно ли, что сперва у меня заболела голова, а лишь потом – печенка?

Старик склоняет голову и хмурится, не веря слуху. Пигалица рискнула оспорить приговор?!

– Неужели вы ставите под сомнение мои знания, юная леди? Я имею честь носить звание лекаря уже двадцать девять лет! Мне довелось лечить епископа города Маренго, благородного графа Блэкмора с его женою, и маркиза Эверглейд, и маркизу Фламерс, и…

– Сударь, простите, если обидела. Я лишь пытаюсь понять, как такое случилось, что хворь живет в печени, но заставляет страдать голову?

– Юная леди, – поджав губы, цедит судья, – печеночная хворь приводит к избытку желчи, а она, в свою очередь, нарушает все внутренние потоки и балансы, так что боль может возникнуть в любой части тела. Вот, полюбуйтесь-ка.

Он извлекает из саквояжа крохотное зеркальце и подносит к лицу девушки.

– Видите, юная леди, каков цвет кожи?

Подумать только! Прежде она не замечала этой вопиющей улики: под глазами у нее вырисовались грязно-желтые треугольники.

– Цвет желчи. Вот вам сигнал, что источник напасти следует искать в печени! Если уж не верите мне, то поверьте собственным глазам, юная леди!

Этот цвет грязной выгоревшей бумаги напоминает подсудимой картину столь жуткую, что она вздрагивает. Полумертвая восковая старуха на грязном тюфяке. Осознание накрывает девушку ледяным дождем.

– Сударь, не скажете ли, как хворь могла попасть в тело? Передалась от другого больного, верно?

– Юная леди, относительно передачи моровых болезней, таких как сизый мор, гирма или язвенница, нет единого понимания. Но в случае печеночной хвори дело совершенно ясное: носителем хвори являются миазмы – болезнетворный смрад, выдыхаемый одним человеком и вдыхаемый другим.

Холодная тьма! Старуха – ее смрад был ужасен! Зловоние мертвеца! Неужели и я… – подсудимая боится даже додумать мысль до конца, – неужели и я… стану такой?!

– Сударь, скажите… от печеночной хвори человек начинает… пахнуть?

– Когда хворь достигнет своего полного развития. Сейчас, юная леди, вы не источаете запаха, а значит, находиться подле вас вполне безопасно. Но когда дыхание сделается смрадным, я назначу вам носить маску, пропитанную луковой эссенцией. Без этого вы создадите опасность для леди-матери и всех домочадцев.

Он оканчивает экзекуцию и принимается бинтовать рану.

– Вот и все, юная леди. А вы боялись.

Девушка не боялась… по крайней мере, не кровопускания. Но она не спорит, все мысли заняты виденим из богадельни. И своею собственной преступной глупостью. Лишь теперь девушка понимает, в чем провинилась, почему предстала перед судом! Грядущие пытки, унизительная слабость, отвратительные изменения в теле, что начнет желтеть и смердеть… Все – расплата за глупость. Зачем, ну зачем она пошла в госпиталь? Зачем сама?!

А ведь ее предупреждали: и графиня, и заботливый Итан… О, боги! Итан! Ведь и он мог заразиться!

– Не забывайте, ваша милость, – приговаривает старичок в пенсне, собирая инструменты, – утром и вечером юной леди следует принимать по чаше красного вина для очищения крови. Также требуются травяные снадобья – я пришлю их всенепременно. Полынь усмиряет печень и снижает количество желчи, а зверобой и ромашка противодействуют дурным миазмам. При каждой еде, непосредственно после питания.

Он обменивается еще парой фраз с графиней, получает оплату и уходит, бодро пришаркивая подошвами.

– Как твое самочувствие, дитя? – ласково спросила графиня, выслав служанку проводить лекаря.

– Я так глупа… – прошептала Мира. На глаза просились слезы.

– Отчего же? Ты не виновата, что захворала! Ведь слышала, что сказал лекарь: кто-то дыхнул на тебя – и дело сделано. Наверное, на этом представлении чудо-машины был кто-то хворый. Подлец! Необходимо ввести закон и жестоко наказывать любого, кто разносит свои миазмы!

Леди Сибил сказала еще много утешительных слов. На душе у Миры немного потеплело. Достаточно, чтобы отвлечься от мыслей о своей ничтожности.

– Миледи, вы так добры! Прошу, не сидите со мною. Не прощу себе, если вы тоже заразитесь…

– Не говори глупостей! Лекарь же сказал: сейчас это безопасно. Вот когда будет запах…

Миру передернуло от омерзения.

– Какая гадость!..

– Ну-ну! Мой муж-граф, знаешь ли, тоже не благоухает. Но ничего в этом мерзкого нет, такова уж природа естества.

Девушка даже усмехнулась.

– Если уж о том пошло, сам лекарь тоже не лишен… миазмов.

– Он стар, но хорош, – заверила графиня. – Один из лучших лекарей Фаунтерры. Уж не думаешь ли ты, что я привела бы к тебе шарлатана?

– Благодарю вас, миледи… вы так много делаете для меня. А от меня одни хлопоты.

– Пустое, – леди Сибил отмахнулась широким жестом, – все пустое! Не думай ни о чем, не забивай голову – и поправишься скорее. Мне следует идти, есть дела в городе. Элис принесет тебе вина, а потом ложись и спи – это самое лучшее.

– Конечно, миледи.

Графиня ушла, а служанка явилась с чашей вина. После кровопускания наступила слабость, Миру клонило в сон. Однако она ясно понимала: лечь спать – это худшее, что можно сейчас сделать. После новых процедур она станет еще слабее. Если действовать, то прямо сейчас – позже попросту не хватит сил. А сделать кое-что нужно: довести до конца дело, за которое она заплатила так дорого. Пускай в ее хвори будет хоть какой-то смысл!

– Элис, принесите перо и бумагу. И пришлите ко мне Вандена через четверть часа.

Получив в руки перо, Мира быстро вывела записку.

«Милый Итан, я должна предупредить. В ближайшее время Вам следует обратиться к лекарю. Жуткая старуха в госпитале Терезы, как мне довелось выяснить, страдала печеночной хворью. Хворь могла передаться и Вам, потому прошу: немедленно примите меры. Простите за то, что не послушала Вас. Я была безнадежно глупа. Простите.»

А затем принялась одеваться. Это оказалось нелегким занятием: движения были замедлены, в глазах туманилось. Одеждой для этого случая Мира запаслась заблаговременно. Памятуя о том, чем обернулось появление дворянки в госпитале Терезы, она приобрела коричневое шерстяное платье из тех, какие носят небогатые мещанки, деревянные башмаки, чепец и грубые чулки. Стоило видеть лицо лавочника, когда Мира примерила все это, отложив в сторону свои шелка…