— Тьма, да это же мятеж! — вскричал Джоакин и натянул поводья так, что лошадь заржала.
— Ну, пока нет, — возразил Мартин. — Барон их здорово осадил. Тихонько ушли восвояси и больше не показывались. А сегодня, вишь, юрты снимают — стало быть, подчинились.
— Но они хотели ворваться в город! Несмотря на приказ графа!
— Ну, приказ… — сказал Мартин как-то неуверенно.
Они встали на перекрестке, и лидцы обходили их стороной. Не потому, что боялись побеспокоить, а скорее, из брезгливости. Но теперь Джоакин иначе посмотрел на горожан. Да, они хмурые молчуны, однако — верноподданные графа. Жители Лида открыли врата без боя, а Пауль хочет вырезать их! Какими бы не были, такой судьбы они не заслужили. Они должны знать: мы — за правду и справедливость, Избранный — самый добрый человек на земле!
— Надо остановить шаванов! — твердо сказал Джоакин.
— Вроде, остановили… — обронил Мартин.
— Нет, слов барона мало! Поедем в их лагерь и убедимся, что они уходят в Первую Зиму!
Джо хлестнул кобылу и помчал по кривым мощеным улицам. Мартин едва поспевал следом.
— Да погоди ты! Давай пропустим пару лидок, обсудим положение…
— Милорд, я не буду спокоен, пока шаваны не уйдут!
Подковы звенели о камень, северяне шарахались с пути.
— Простите! — кричал им Джоакин. Это-то можно простить, но если погубим мирный город — тогда прощенья не будет.
— Погоди же, — пыхтел Мартин, — я еще не все сказал…
— Потом! Сперва надо увидеть, что Пауль уходит!
За сотню футов до ворот Джо наткнулся на стайку детей. Они чуть не влетели под копыта.
— Вы чего путаетесь? А ну по домам!
— Дяденька, за стеной что-то творится… Нам бы поглядеть…
— Брысь, я сказал! Дома сидите!
И вот городской въезд. Могучая надвратная башня, заслоняющая небо; зубчатые полотнища стен. Щурясь против солнца, Джо посмотрел на верхушку башни. Между зубцов, виднелись тени часовых.
— Открыть ворота! Лорд Шейланд здесь!
Со скрипом поднялась решетка. Кони проскакали через каменный туннель, лязгнули створки внешних ворот. И вот они на плоскогорье, под гложущим горным ветром, среди юрт и шаванских рож.
— Где Пауль?! Где Гной-ганта?!
Ответом было: «Гы-гы… Лысые хвосты… Там, где надо». Джо схватил одного за грудки, сунул Перст под нос, лишь тогда узнал:
— Вон там, в юрте с золотым червем.
Золотой червь — тьма, в этом весь Пауль! Джо и Мартин подлетели к чертовой юрте, полдюжины ханидов сразу окружили их.
— А ну, придержать коней, спешиться! Куда несетесь, лысые хвосты?!
— Должны увидеть Гной-ганту! Немедленно! Прямо сейчас!
— Увидите, когда он пожелает.
Джоакин вспомнил идиотское правило орды: у них лицезреть Пауля считается за честь. Нашли удовольствие! Век бы его морду не видеть.
Внезапно он подумал: тьма, так вот зачем Аланис с ним спала! Как всегда, хотела быть особенной: никому нельзя, а ей можно, и не только видеть. Из одного тщеславия легла под чудовище. Подстилка…
В миг, когда Джоакин подумал это бранное слово, из юрты появился Пауль. С ним вместе вышли Чара, Кнут и Сормах. Пауль ухмылялся, как золотой червяк, вышитый на юрте.
— Приветствую вас, лорд Мартин и сир Джоакин. Всегда рад добрым друзьям Виттора. Как ваши раны, уже зажили?
Джо постарался не заметить насмешки.
— Мы пришли убедиться, что вы немедленно выступаете в…
Мартин тронул путевца за руку:
— Друг, давай я скажу.
Ладонь Мартина дрожала, его всего трясло. Милорд боялся Пауля и хотел превозмочь свой страх. Благородное желание! Джоакин кивком уступил ему слово.
Шейланд откашлялся, прочистил горло, почесал шею. Ханиды насмешливо скалили зубы, но Гной-ганта смотрел с интересом.
— Что скажешь, лорд Мартин?
— Ну… такое дело, Пауль: я думаю, Вит нас обоих обидел. Тебя не назначил полководцем, а мне не дал никакого владения. И волчицу не наказал, хотя она меня избила, ты же видел…
— Избила баба! — заржал Сормах.
Мартин оробел, но продолжил:
— Мы с тобой, Пауль, как бы это… в одном положении. Давай того, поймем друг друга.
— Гной-ганта понимает: ты трус и тряпка, — процедила Чара.
— Да, я боюсь, — честно сказал Мартин. — Пауль — больше чем человек. Любой здесь боится его гнева, и я тоже. Но все-таки это… давайте друг другу поможем!
— Как именно? — уточнил Пауль.
— Я хочу наказать Иону. Она — тварь, ведьма, она брата зачаровала! Пускай сдохнет!
Пауль качнул головой:
— Она бесстрашная, я это люблю. Убивать не имею желания.
— Я убью сам, ты только впусти меня к ней! Там Доркастер того… а ты его — это…
Джоакин нахмурил брови:
— Постойте, милорд, что вы затеяли?
Удивился и Пауль:
— Вчера мои люди были в замке и требовали кое-что. Их требование — разумно и достойно, но барон выгнал их, как собак, еще и пригрозил расправой. Ты был при этом, Мартин.
Шейланд кивнул:
— Верно, был. Потому и говорю, что мы в одной лодке. Вам не дали то, а мне — это. Так отдайте то, что хочу я, и возьмите то, чего вы хотите.
Он поднял руку с Перстом — но лишь затем, чтобы подкатать рукав на другой руке. Левое запястье Мартина украшал… Голос Бога!
У Джоакина глаза полезли на лоб:
— Милорд… что происходит?!
Его никто не замечал. Все смотрели на Мартина — верней, на руки Мартина.
— Это Предмет барона Доркастера? — уточнил Пауль.
— Ну, да. Позаимствовал утром. Тихонечко так…
— Если мы войдем в Лид, барон ничего не сможет?
— У него только Перст… А у вас — двадцать Перстов и орда.
— Ха, — сказал Пауль.
— Ха-ха, — сказал Кнут.
— Га-га-га-га-га! — нестройным хором заржали ханида вир канна.
Все вокруг смеялись, скаля рты. Джоакин выхватил Перст и пальнул в небо.
— Отставить, тьма сожри! Никто не войдет в Лид! Это город Изб… избр…
Он подавился словами, когда хлыст петлею обвился вокруг шеи. Шаван дернул — и Джоакин полетел с лошади, грянулся о мерзлую землю. Чара встала над ним, направив в лицо Перст.
— Убить его, Гной-ганта?
— Нет, нет! — вскричал Мартин. — Джо — мой товарищ! Отпустите его и отдайте мне Иону. Город Лид забирайте себе.
— Сойди с коня, — сказал Пауль.
Когда Мартин спрыгнул на землю, Гной-ганта пожал ему руку.
— Отныне ты — друг орды. Мы не забудем.
— Не забудем! — крикнули остальные.
Пауль приказал:
— Кнут, возьми дюжину, сходи с Мартином в замок, убедись, что его впустят к волчице. Чара и Сормах, поднимайте всадников. Через четверть часа вышибу ворота Лида.
— Гной-ганта! Гной-ганта! Гной-ганта! — заорали шаваны.
Тот, что держал хлыст, убрал его, и Джоакин смог подняться. Глянул на Мартина, слезы стояли в глазах.
— Милорд, что же вы… Они сожгут город!.. Так нельзя, мы же за правду!..
Мартин шмыгнул, утер нос рукавом.
— Не вини меня, тут один Вит виноват. Обидел меня, обидел орду… А мы только взяли свое.
Лагерь огласился криками, вскипел движением. Всюду ржали кони, скрипели ремни, лязгало железо. Тысячи всадников вооружались и вспрыгивали в седла. Джоакин вспомнил детей, что попались на пути у ворот… Милые сорванцы, даром что северяне…
— Милорд, так нельзя! — выдавил он, чуть не плача.
Мартин пожал плечами:
— А можно брата родного носом в дерьмо? Видишь, как оно… Не я это начал.
Тогда Джоакин вскочил на лошадь:
— Я доложу Избранному! Он узнает, что вы сделали!
— Не надо, — начал было Мартин, но Пауль уронил руку ему на плечо:
— Оставь. Пускай доносит, кто-то же должен.
Джо хлестнул кобылу и помчал между юрт. Он еще слышал, как Чара спросила Пауля:
— Пристрелить шакала?
— Не нужно.
— Он дерьмо!
— Вот и не пачкай руки.
Джоакин несся, набирая ход. Несся так, что кони-юрты-костры-шаваны мелькали пестрою лентой. Ханиды смеялись, думая, что он бежит от страха перед Чарой. То не была правда.
Джоакин гнал коня, чтобы не видеть, как шаваны втопчут в землю древний город Лид.