– Мы хотим найти ее. Г… где можем ее разыскать, не скажете ли?

– Так ведь дело вот какое… не знаю я, где ее искать. С красивыми леди оно как бывает? Приехал, значит, рыцарь, очаровал ее да и увез.

Мира достаточно пришла в себя, чтобы удивиться. Да, ее отец должен был увезти Лейлу в безопасное место. Но очаровывать?..

– Вы уверены, что так все было? Рыцарь обольстил леди Лейлу?

– А то как же! Изо всех сил обольщал. Ночью всякие песни горланил под окном. А утром, как она вышла, то видит: вся площадь перед домом цветами засыпана! Цельная телега цветов пошла, не меньше! А он, рыцарь, прямо по лепесткам на своем коне гарцует. И конь у него – что снег. Не смогла Лейла устоять, бедняжка. Да и кто бы смог…

Это было странно, до крайности странно. Но полумертвая старуха в дюжине шагов все хрипела и хрипела, а другие хворые с неприятным вниманием прислушивались к разговору, сверля Миру глазами. Нужно было поскорее убираться отсюда.

– Эшби, скажите, куда он увез леди Лейлу?

– Он-то?

– Да. Этот рыцарь, что приехал за нею.

– Ну, уж он мне не доложил. Но я-то так думаю: раз он был с Запада, то к себе, на Запад, значит, и увез. Куда еще? У него там замок и имение, вот в замке-то он Лейлу и поселил. Там она ему детишек нарожала…

– Он с Запада? Быть не может!

– Еще как может! Уж вы мне верьте, западник как есть. Темноволосый такой, с усами, и глаза лихие!

– Идемте, миледи, – шепнул Итан.

Мира оглянулась: хворые переместились, слиплись полукругом за ее спиной.

– Монетку бы… – сказал один, протянув ладонь.

– Мы ничего не узнали!..

– Неважно. Идемте.

Секретарь потянул ее за руку. Стена людей сомкнулась, преградив путь. Кто был в грязных сорочках, кто в лохмотьях, кто голый по пояс. Почти все – старики. Пятнистая кожа, жилистые шеи, плешивые головы. На многих телах зияли следы хворей: язвы, подтеки, рубцы…

– Монетку дай, чистюля!

– Куда собралась? Не спеши-ка!

– Помоги немощным, помоги!

Голоса слились в ворчащий хриплый гул. К Мире потянулись руки с растопыренными пальцами. Кто-то уцепил за платье, кто-то пытался схватить кошелек. Она шарахнулась назад, едва не споткнулась о нары. Старый Эшби дернулся и поймал ее за ногу, Мира вырвалась, затравленно озираясь. Куда? Куда? Вокруг, со всех сторон, обтянутые кожей скелеты.

– Помоги на еду!

– Дай денег!

– Помоги…

Итан заслонил Миру собой и потянул из ножен шпагу. Выставил клинок вперед, очертил круг, расталкивая хворых острием.

– Назад! Дорогу! Н… назад, я сказал!

Они не слишком боялись. Чего им бояться? Они живут в могиле.

Тот, в чью грудь указывал клинок, неохотно делал полшага назад, но остальные надвигались. Ворчанье прекратилось, повисла сопящая угрюмая тишина.

– Назад, не то заколю! Клянусь! – заорал Итан, сделав выпад.

Клинок оставил точку на чьем-то боку. Красная капелька едва выдавилась из тела. В них что, даже крови не осталось?..

Хворые придвинулись еще на шаг, некоторые полезли через койку Эшби. Мира с Итаном прижались к стене, вокруг оставалось два фута чистого пространства. Дальше – клетка из рук, ребер, лиц.

– Отступите… убью!.. – в панике крикнул секретарь.

Им было плевать. Убивай, коли угодно.

– Помоги… – простонал один и сунул руку в складки платья, где Мира прятала кошелек.

Она коленом оттолкнула его руку и вынула кошель на свет, рывком развязала. Хворые замерли, ошалев от вида серебра, что посыпалось на ладонь девушки. Она не носила медных монет – лишняя тяжесть. В кошеле были полтинки, агатки и глории, даже несколько елен. Горка, что выросла на ладошке Миры, стоила харчей на пару лет жизни. Девушка размахнулась и швырнула деньги над головами хворых. Серебряный дождь зазвенел у дальней стены.

…Потом они бежали, Итан отшвыривал тех, кто попадался на пути, кого-то бил рукоятью шпаги. Мира отбрыкивалась на бегу, вырывалась из чьих-то рук. Но их было мало. Большинство ползали на четвереньках, переругиваясь, остервенело разбрасывая одеяла, выдирая друг у друга монетки…

Каким-то чудом они оказались на улице. Мира опомнилась, сидя на брусчатке, и глотая воздух, как загнанная лошадь. Хотела вытереть пот и все не решалась: руки казались отвратительно грязными.

– Миледи, – досадливо приговаривал Итан, – я же говорил…

– Ужасное место… Почему? – прошептала Мира. – Почему так?..

Итан пожал плечами.

– Б… бедность и хворь, миледи…

– Неужели так должно быть? Как могут люди превращаться в… в… такое? Зачем боги это делают?..

Чей-то хриплый голос обронил:

– Богам плевать, миледи.

Мира подхватилась на ноги. В двух шагах стоял босой старик в длинной рубахе и полотняных штанах. Худоба не оставляла сомнений: он – один из обитателей богадельни святой Терезы.

– Что вам нужно? – прошипела Мира.

– Эшби, миледи. Я – Эшби.

– Лжете. Эшби другой.

– Мартин Бондарь любит поговорить… Лежит здесь уже год, а все не лишился болтливости. Готов плести любые байки, лишь бы его слушали.

– Стало быть, Эшби – это вы?

– Именно, миледи. Давайте-ка присядем. На ногах тяжело.

Он уселся на мостовую, Мира осталась стоять.

– Почему вы не сказали сразу?

– Сперва думал, вы – ищейки… – старик пожал плечами. – Поначалу их много ко мне приходило, все расспрашивали о госпоже. Потом поостыли…

– Откуда мне знать, что вы не лжете? Так же, как ваш этот… Бондарь.

– Рыцарь, что приехал за госпожой, был северянином, служил в имперской гвардии. Прищуренный, лицо широкое, волосы каштановые. Чуть на вас похож.

Мира опустилась на камни рядом со стариком.

– Куда он увез леди Лейлу?

– Они не сказали мне, миледи.

– Не сказали?.. – вздохнула Мира.

– Рыцарь говорил, нужно уезжать срочно и в тайне. Сказал, госпоже грозит опасность. Нельзя, чтобы кто-то знал, где она. Нужно затеряться. А госпожа говорила: я не крыса, чтобы прятаться. Они громко спорили. Так уж вышло, что я слышал.

– Что еще они сказали?

– Рыцарь просил госпожу ехать с ним на Север – кажется, в Шейланд. Сказал, там у него имение, он найдет жилье госпоже и сможет ее защитить. А она – ни в какую. Говорила: я родилась и выросла в столице, не желаю гнить на окраине. А он сказал: здесь вас найдут в два счета. Желаете умереть в столице – это исполнится, и куда раньше, чем вы думаете. Госпожа сказала: если надо, сменю имя и дом, но не желаю слышать про Север. Не уеду дальше Бледного Луга. Они еще попререкались, а после госпожа собрала вещи, оделась по-простому и уехала вместе с рыцарем. Я больше ее не видел. А следующей ночью дом подожгли.

– Бледный Луг – что это за место?

– Почтовый городишко. На запад от Фаунтерры миль семь.

– Думаете, леди Лейла там?

– Кто знает. Я, было, хотел отправиться туда, разыскать. Но потом пошли ищейки, и я побоялся. Вдруг поеду – да их с собой приведу.

– Как вы поняли, что мы не ищейки?

Старик перевел взгляд с Миры на Итана и обратно, хмыкнул.

– Зеленые вы… за госпожой не такие приходили.

Мира раскрыла кошель и вытряхнула на ладонь оставшиеся деньги. Жалкая пара монеток – агатка и полтина. Но глаза старика успели блеснуть прежде, чем он стыдливо отвел взгляд.

– Простите, Эшби, у меня совсем не осталось денег… Но есть вот это.

Мира сняла с груди брошь из черного жемчуга и протянула старику – смущенно, боясь унизить этим жестом.

– Она стоит несколько елен, миледи, – сказал Эшби.

– Прошу вас, возьмите. Извините, что причиняю вам неловкость. Меня зовут Глория Нортвуд, если у скупщика возникнут какие-то вопросы, пусть обратится ко мне.

Он осторожно взял, словно опасаясь, что брошь окажется раскаленной.

– Благодарствую, миледи.

– Вы очень помогли мне. Я желаю… пусть боги будут милостивы к вам.

– От них нечего ждать милости.

– Тогда – люди.

Он хмыкнул и спрятал брошь. Мира собралась встать, но Эшби удержал ее и сказал на ухо, очень тихо: