— Мне хорошо здесь, милорд. О чем вы хотели поговорить?

Он произнес с сокрушительной мягкостью:

— Я прошу вас вернуться.

— В Фаунтерру?

— Нет в то время, когда мы были друзьями.

В горле пересохло. Мира потеряла слова.

— Мы понимали друг друга, как никто. Каждая беседа была отрадой для души. Я наслаждался вашим умом, а вы — моим. Ничто не изменилось! Все пути по-прежнему открыты для нас!

Мира задохнулась. Она готовилась язвить и высмеивать, стыдить Адриана за трусость, властолюбие и самодурство, упрекать исчезновением… Весь яд испарился без следа, Мира смогла выдавить одно:

— Теперь вы женаты, милорд.

То было идовски плохо. Худшее, что можно сказать. Эти слова оставляли за Адрианом всю моральную правоту, сводили обвинения Минервы к банальной, глупой женской ревности. Он развел руками:

— Кто из нас лишен недостатков? Вы сами знаете: брак императора — политический акт. К любви он не имеет отношения.

К любви… Убийственно тонкий намек. Если б сказал прямо: «Я люблю вас», — грубая лесть отрезвила бы ее. Но сказано одно слово: «любовь», — за которым можно домыслить что угодно.

— Милорд… Между нами невозможно…

Адриан положил шлем на сгиб локтя — как рыцарь на ристалище после турнира, ожидая цветка из рук красавицы. Каким-то чудом он обратил в успех даже низость своего положения.

— Наши противоречия неразрешимы… вы должны признать…

Адриан терпеливо ждал, пока Мира сама запутается в словах.

Парочка, прячась за зубцом, толкнул ее в спину:

— Детка, не раскисай!

— Милорд, — наконец, выдавила она, — вы должны признать мою власть.

Адриан прижал руку к сердцу:

— Я признал ее давным давно.

— Не путайте меня! Я не в этом смысле…

Он поймал ее взгляд, как змея ловит мартышку:

— Важна только близость душ. Прочее не стоит и пыли!

— Милорд, вы… вы бросили меня!

Адриан улыбнулся, превращая в тесто последние косточки ее тела:

— Виноват, миледи: я был убит не вовремя. Но вернулся со Звезды и молю вас о прощении!

Мира издала тихий, безнадежный вздох. А Парочка столь же тихо шепнул:

— Зарежет. Мамой клянусь.

Ее встряхнуло.

— Вы лжете…

Было не понять, к кому обратилась Минерва. Ответили оба. Адриан воскликнул:

— Янмэй свидетель: я в жизни не обманывал вас!

Парочка проворчал:

— Хочешь зарезать бабу — сначала успокой, иначе визгу будет…

Мира словно рухнула в прорубь и вмиг отрезвела от ледяной воды.

— Милорд, меня трогают ваши слова… Но позвольте спросить: зачем привели войско? Я стесняюсь скопления людей. Не отошлете ли их?

— Спускайтесь, миледи, и вместе поведем полки в Фаунтерру.

— Простите, но в Фаунтерре они ни к чему. Я выдвинула корпус на запад, чтобы остановить орду. Совершите подвиг: возьмите армию и разбейте шаванов!

Улыбка Адриана стала только шире:

— Миледи, шаваны мало меня заботят. Они не должны заботить и вас. Перед нами открываются такие горизонты, каких вы даже не представляете! Спуститесь и дайте все объяснить наедине. Сияющее будущее ждет нас!

У Миры вновь закружилась голова. Чуткий Инжи толкнул под ребро, она шикнула:

— Отвяжитесь…

— Миледи, теперь вы владеете первокровью. Повелеваете Священными Предметами, но не знаете, как употребить эту власть. Идемте же, станьте моей правой рукою, я научу вас творить чудеса! С вашей помощью я сделаю счастливым весь мир!

— Великое древо ордена?

— Да, миледи! Я познал его суть — и она прекрасна!

— Со мной есть один человек, — сказала Мира. — Полагаю, орден ищет его.

— Визитер?!

Глаза Адриана вспыхнули огнем. Слишком ярко. Подозрительно ярко.

— Как кофе… — сказала Мира.

— Простите?..

Она не стала пояснять. Как ядовитый кофе в руках леди Сибил. Сила опыта: в нем найдется любой урок. Леди Сибил говорила ласково: «Выпей, дочка…» Миру спас один взгляд. Глаза графини сверкнули: она слишком хотела, чтобы Мира выпила кофе. Сейчас то же самое.

Упавшим голосом она прошептала:

— Милорд, если я отдам визитера… и имперскую казну… отпустите меня?

— И… — начал Адриан. С улыбкой исправился: — Я никогда вас не отпущу! Вы назначены мне судьбой, миледи!

«И», — подумала Минерва. И — значит Искра. Тьма, я достаточно умна, чтобы сделать вывод из одного звука! «И еще Вечный Эфес», — вот что хотел сказать Адриан. Чихать ему на меня. Он пришел за Натаниэлем И регалиями власти!

— Милорд, — сказала она Адриану, — ступайте на запад и разгромите орду. Затем верните войска в столицу и придите один, без солдат. Тогда продолжим беседу.

Адриан нахмурился, прикусил губу. Похоже, он искал момента, в котором ошибся.

— И, — подсказала Минерва.

От улыбки не осталось и следа. Сухо и твердо Адриан произнес:

— Миледи, вы — янмэянка, потому я позволил вам сохранить лицо. Дал возможность сдаться, пока вы сверху. Когда окажетесь снизу, второго шанса не будет.

Он развернул коня и помчал к своим полкам. Железный рыцарский обруч с грозною точностью последовал за ним.

— У вас одна рота! — воскликнул Шаттэрхенд. — Ваше величество, следовало договориться!..

— Подними его ярдов на сто, — подмигнул Парочка, — а потом хряп. Вот будет потеха!

Мира смотрела вслед Адриану. Ее чувства можно было выразить одною фразой: «Вы все еще не поняли, милорд: я — искра!»

Солнце зашло, когда и следовало по плану: в последние минуты разговора. Минерва знала: Адриан не нападет до утра. Он видел мало воинов на стенах и заподозрил подвох. Серебряный Лис, разбитый в ночном Лабелине, подтвердит опасения: нельзя входить затемно, нарвешься на засаду. Они лягут спать, отложив атаку до утра.

Мира и сама попыталась уснуть — но не получалось. Слишком многое зависит от нее. Впервые — от нее лично. Ни лорда-канцлера, ни полководцев, даже Нави храпит, наглотавшись капель. Все в руках Минервы. Судьба столицы и Земель Короны, и всей империи, пожалуй. Она металась по комнатенке. Чего скрывать: было страшно. Ошибешься — погубишь тысячи жизней. Взбудораженная донельзя, Мира просила то кофе, то ордж. Не пила ни тот, ни другой: кофе не даст уснуть, выпивка сделает глупой. Нужно поспать. Завтра решающий день!

В бессонном наваждении Мира вспомнила, что все еще не применила право Мириам. Она — до сих пор девственница, и такой умрет, если вдруг… Коль уже нет причин хранить себя для Адриана, то отчего бы… Она даже подумала о конкретном человеке, и укусила свой палец, чтобы унять похотливые мысли. Что за ерунда! Я не люблю его, а страх смерти — еще не причина. Минерва, просто ложись в постель и спи! Выпей орджа, если не можешь иначе. Но не порти жизнь хорошему мужчине ради пустого каприза…

Она приказала орджа, а когда принесли — прогнала:

— Вы совсем глупы? Ордж бодрит, а мне нужно уснуть! Подайте сладкого вина! Самого сладкого… и конфет… и сыра… и еще что-нибудь. Меня мучит голод. Поем и усну.

Оставшись одна, Мира со злостью погасила лампу. Да, в ней все дело, огонь мешает спать! Поем в темноте, хорошенько запью вином, тогда уж точно успокоюсь… Постой, Минерва, а Перчатка сработает, если ты будешь пьяна? Неважно, я протрезвею до утра. Быть может, но похмелье-то останется. Что скажет об этом Предмет? Тьма, почему я не испытала раньше?! Очень глупо для бывалой выпивохи — взять и не проверить. Что говорят дневники Янмэй? Дайте-ка вспомнить… Тьма, да как ты смеешь спрашивать такое? Ты хоть думаешь, о чем думать? Когда Праматерь упивалась в хлам, слушались ли ее Предметы!..

В дверь постучали, и Мира заорала:

— Подите прочь, я не стану пить!

Спохватилась:

— Еду оставьте…

Пока слуга возился за дверью, она злобно глядела на свое отражение в стекле. Держу пари, герцог Эрвин и Аланис спали как убитые перед штурмом дворца. У них не было вот этих метаний! Правда, они могли, как бы, немножко усыпить друг друга. Почему бы и мне… Тьма!

Она стукнулась лбом о стекло, закусила губу, в сотый раз обругала себя. И вдруг…