Салем зажег свет и радостно воззрился на лампочку.
— А не лучше ли сказать: Салем из Саммерсвита, прощенный владычицей, и два его друга?
Весельчак добавил:
— Или так можно: ветеран дворцового гарнизона и пара неплохих парней.
— Что вы несете! — рассмеялся Хармон. — Во главе должен стоять большой человек, достойный внимания ее величества. Купец подойдет лучше всех.
— А если императрица не любит торгашей? Без обид, Хармон, но не все в восторге от вашего брата. Давай, может, каждый отдельно назовемся. Не любит купцов — выслушает солдата, не любит солдат — примет крестьянина.
Хармон теперь ощущал себя уверенно, и мог с высоты положения пойти на уступку.
— Пожалуй, есть в этом здравое зерно. Будем послами из Южного Пути, представителями трех сословий — воинского, крестьянского и купеческого. Согласны?
Салем выключил лампу:
— Ага.
— Не мучай ты ее!.. Теперь обсудим: по какому мы делу?
— Ясно же: спасти ее величество от происков его величества.
— Скажи такое секретарю, и мигом очутишься в застенке. Про всякие интриги да смертоубийства нужно говорить Минерве напрямик. А то тебя самого примут за злодея.
— Это уж точно, — согласился Весельчак.
— Я предлагаю такой вариант: славный купец Хорам, владелец небесного корабля, предлагает владычице услуги по строительству воздушного флота.
— А не стыдно — врать ее величеству?!
Хармон уже рассказывал спутникам про небесное судно, но не вызвал веры. Салем знал доподлинно: ничто не может летать без крыльев. Весельчак допускал: тяжелая штука может подняться в небо (например, с помощью катапульты), но так грохнется, что костей не соберешь.
— Да не вру я! Клянусь Праматерями: точно знаю способ, как подняться в облака.
— Угу. Владычица прикажет: «Покажи», — тут тебе и гробки-досточки. Два дня будут пятно отмывать. Я такое видел при осаде: враги закидывали к нам всякую дохлятину. Только ляп — и во все стороны ошметки…
— Какая дохлятина? Я сам летал в облаках! Живым поднялся — живым вернулся!
Весельчак только переглянулся с Салемом. Крестьянин сказал:
— А я вот что думаю. Мы везем два Священных Предмета. Давайте так и заявим: идем вручить владычице подарок в знак благодарности за ее милость. Выйдет и честно, и важно.
Хармон воспротивился наивности, но Весельчак поддержал Салема:
— Дело говоришь. Кто откажется от двух Предметов? С ними нас точно впустят!
— Или решат, что хотим подкупить ее величество. Или в краже обвинят.
— Но мы же честно скажем, откуда взялись Предметы. Пускай она рассудит по справедливости: себе оставить или Адриану вернуть. На то владычица, чтоб решать такие дела.
— Братья, стоит ли говорить о Предметах? Давайте лучше начнем с небесного корабля!
— А отчего ты так противишься, Хармон? Чем тебе Предметы не угодили?
— Да я просто…
Он прикусил язык. До сих пор не подавил он до конца порочную страстишку к Светлой Сфере. Нет-нет, да и стреляла в голову мысль: как бы сохранить Предмет? Выдать Минерве планы Адриана, рассказать про заговор, про генерала Смайла — это ведь очень ценные сведения. Уже за них владычица должна быть благодарна… может, и Сферу тогда не отдавать?
Он пристыдил себя: гнилой ты человек, Хармон Паула. Потому и ушла Низа. Вроде, твердо решил делать добро, но все равно юлишь. Лучше вспомни, сколько зла натворил из-за Сферы!
— Ладно, братья, быть по-вашему.
— То-то же, — сказал Весельчак и щелкнул выключателем.
— Тьфу, и ты туда же! Ладно, Салем — но ты-то!..
— А что я? Один раз ездил вагоном, и то с кайрами. Дай поклацать!
* * *
Фаунтерра встретила Хармона тенью грустных воспоминаний. Когда-то он въезжал на эту же станцию, с этою же Сферой и мундиром Джека в багаже, был таким же беглецом, изгоем и вором. Сколько времени прошло — а все вернулось обратно. Поднялся было, стал уважаемым человеком, помещиком и воздухоплавателем, нашел прекрасную девушку — но вот он снова здесь, одинокий беглец с ворованным Предметом и мундиром мертвеца…
Впрочем, наваждение развеялось, едва Хармон сошел на перрон. Вокзал решительно переменился. Тут и там дежурили солдаты, на балконах несли вахту стрелки со взведенными арбалетами. Агенты протекции осматривали прибывающих на предмет наличия оружия. Зазывалы на привокзальной площади предлагали не экипажи да гостиницы, а иной товар:
— Ее величество ищет людей! На службу Короне требуются: лучники и арбалетчики, стрелки из метательных орудий, инженеры, плотники, землекопы. Оплата — самая достойная! Харчи и кров прилагаются! Ее величество ищет людей…
Весельчак заинтересовался и подошел спросить. Ему отказали:
— Пехоты уже достаточно. Нужны стрелки и инженеры.
— Это что ж такое творится у вас? Зачем столько стрелков?
— Сам не знаешь, что ли? Орда наступает, да с Перстами Вильгельма!
— Святые Праматери!..
Сия новость заняла все мысли на долгое время. Обсудили ее и так, и этак, сошлись на общем чувстве сострадания: бедная владычица Минерва! С одной стороны — орда, с другой — Адриан и эта Маделин (кто бы она ни была), с третьей — мятежный генерал. Тяжко придется императрице, потому хорошо, что мы ей поможем.
Наняли комнату в постоялом дворе. Это было просто: многие разъезжались из столицы, номера пустовали.
Зашли на базар — там бурлило. Кто покидал Фаунтерру, продавал имущество; кто оставался — спешил задешево купить. Купеческая жилка Хармона сразу напряглась: вот бы сейчас затовариться по выгодной цене, перевезти в безопасное место и там продать с изрядным барышом. Он упрекнул себя: стервятник, на чужих бедах наживаешься!.. Но возразил в ответ: люди продают — я покупаю; считай, спасаю их от бремени. Ничего здесь нет плохого, жаль только, что дело не выгорит. Раз толпы уезжают, то и транспорт подорожал. Наем шхуны сожрет всю прибыль…
Зато другая идея посетила Хармона Паулу, когда он заметил лавку подарочных открыток. Софьины дни остались позади, а днями Изобилия еще и не пахло, потому рисовальщик скучал без дела. Хармон показал ему эскиз, набросанный наспех:
— Можешь нарисовать такое, только красиво?
— А что это, добрый господин?
— Небесный корабль. Аппарат, способный поднять в воздух человека.
— Ага, из сказки…
Хармон не стал спорить, но предупредил:
— Только рисуй не по-сказочному, а натурально, чтоб выглядел будто настоящий. Можешь поставить несколько размеров, как на чертежах. Вот здесь четыре фута, тут десять, тут сорок пять. И рядом пририсуй еще пару птиц, а далеко внизу — маленький домик. Ну, чтобы ясно было, как высоко летит.
Рисовальщик отлично справился с делом. Хармон получил не то чтобы чертеж небесной сферы, но нечто, весьма на него похожее.
Следующим днем отправились ко двору. По дороге Весельчака прорвало: принялся вспоминать, как они с лордом-канцлером штурмовали город. Штурм вышел совершенно бескровный — приехали да вошли. Но было очень, просто идовски опасно, за каждым углом поджидали лопатки да гробки, и потому каждый шаг врезался Весельчаку в память. Вот на этой улице он споткнулся; вон из того фонтана Джоакин попил воды; вот здесь, на площади, гуляли студенты… Когда вышли к ратуше, ветеран перескочил в другую колею. Ночью штурма ратуша была закрыта, зато он в ней побывал, когда ходил на прием к леди-бургомистру. Стал описывать заново весь визит к Аланис Альмере, а Хармона уже тошнило от этого имени.
— Весельчак, помилуй! Мне еще Джоакин все уши прожужжал: Аланис то, Аланис сё… Спой другую песню!
Ветеран охотно согласился:
— Вон в том переулке был трупный тупик. Кто погиб при штурмах дворца, тех сюда свозили. Говорят, много их набралось — лежали в три настила. А что зима, так они льдом покрылись и смерзлись крепенько. Не знаю, как и разделили потом…
Наконец, подошли ко дворцу. Не к тому, что на острове, а к этому, квадратному, на холме. Кажется, он зовется Престольной Цитаделью.