— Чего она молчит, ну? — спросил Мартин.

— Вам не угодишь. Когда болтает — тоже жалуетесь.

— Она по-особому молчит.

Громкий, болезненный стон донесся из лагеря. Несколько раненых выбрались погреться на солнце. Выглядели они так, будто неделю пролежали в гробах. Один снимал повязку с ноги — это и стало причиной стона. Плоть под повязкой имела иссиня черный цвет. Джоакин крикнул раненому:

— Эй, ты! Покажи ее лекарю, а то помрешь!

— Отрежет.

— Помрешь, говорю! Гнилая кровь!

— Угу…

Другие закатники стали смотреть. Не на путевца, а на его кобылу, которую вел за поводья Айви.

— Давай-ка, — буркнул Джо вознице. Тот подхлестнул быка.

Проехали лошадиный скелет. Над гладкими, выбеленными костями лениво вились несколько мух. Скелет лежал тут и вчера, и позавчера. Какого черта до сих пор не закопали?..

Проехали солдата, который медленно, с натугой резал сапог на лоскуты. Рядом сидели еще трое, на земле между ними валялись игральные кости. Мартин дернул Джоакина за рукав:

— Ну, скажи ей, чтобы не молчала!

— Что она вам далась?..

Дорога изогнулась и пошла на спуск. Обогнули несколько пустых фургонов, которые раньше играли роль складов. Миновали невысокий вал со рвом — первую полосу укреплений. Часовые только переглянулись вместо приветствий, один буркнул:

— Разъездились.

Вдруг странный запах шибанул в ноздри. Рот наполнился слюной: похоже, кто-то варил мясо. Группа закатников собралась вокруг костра в тени частокола. Они устроились так, чтобы ветер гнал запах прочь от лагеря. Джо и Мартин ощутили его лишь потому, что уже спускались с холма.

— Останови, — приказал Джоакин и спросил куховаров: — Что готовите, парни?

Один из них шаркнул ногой, оттолкнув за спину что-то мелкое, белое — косточку, что ли?.. Другие встали рядом, загородив собою место трапезы.

— Да это, такое всякое…

— Толком отвечайте! Что у вас в котле?

— Того да сего. А че тебе?

Джо поиграл рукой с Перстом.

— Где взяли ваше того-сего?

— Там уже нет, кончилось.

— Покажи кость.

— Какую?

— Которую в землю втоптал.

— Гы-гы. Ты обсмотрелся, нет там ничего…

Джоакин не знал, как поступить. Он же не офицер, это вроде бы не его дело. Кивнул с вопросом лорду Мартину, но тот намертво прилип к волчице: таращился на нее во все глаза, силясь что-то распознать сквозь мешковину.

— Трогай, — буркнул Джо мужику. Когда отъехали ярдов на десять, Айви обронил:

— Жрут, гады…

И вдруг Джоакин заметил то, о чем говорил Мартин: волчица действительно молчала странно. То ли шея ее слишком напряжена, то ли пальцы сложены как-то особенно, то ли дыхание слишком вяло проступает сквозь ткань… Захотелось сорвать с головы мешок и посмотреть ей в лицо. Но делать этого не следовало: граф строго-настрого запрещал.

— А что она обычно говорит, когда едет с вами?

— Да ну… — Мартин отвел глаза.

— Милорд, ну какая тут тайна? Вы ж сами хотели, чтоб я услышал.

— Ну это… Говорит, что я — раб.

— Как — раб?

— У Вита. Мол, я за ним выношу помои.

Джоакин принужденно хохотнул:

— Выдумала тоже!

— Еще говорит, Вит меня не уважает, а терпит. Разозлится — побьет, подобреет — приласкает. Ну, как плохую собаку.

— Будет вам, милорд! Нашли кого слушать. Снова рот раскроет — вы ей…

Джоакин потряс кулаком. Мартин согласился без особой радости.

Спуск сделался круче. Возница пыхтел, бык припадал на задние, удерживая вес телеги. Остался позади второй вал — выше и круче первого, снабженный стрелковыми площадками. На них отдыхали лучники: скинув куртки, лежали на солнышке, почесывали худые брюха.

— Служаки, — проворчал Джоакин.

Перегнулся, подобрал ком сухой земли, швырнул. Лучник, в которого попало, слабо выругался и остался лежать.

Сразу за вторым валом открылась пропасть. Бездна зияла в трех шагах от дороги — пугающий отвесный срез, подрубленный мечом богов. Узкая полоска земли все еще соединяла Лысый холм с городом — по ней и ехала телега. Впереди, за пропастью, уже ясно виделись дома. Взгляд Джоакина всегда прилипал к одному из них — рассеченному надвое. Половина здания исчезла без следа, оставив вторую раскрытой настежь. Чернела внутренностями вспоротая печка, свисал над пропастью кусок лестницы, остаток окна блестел стеклянной зазубриной. На полу валялось что-то бесформенное, мерзкое. Джо подозревал, что это — тело хозяина дома, вернее, половина тела. Правая или левая — тут уж не разберешь…

Последний рубеж обороны: каменный бастион в самом низу спуска. Возведенный задолго до войны, он чудом избежал удара меча богов, только край стены треснул, когда рядом разверзлась пропасть. На бастионе дежурил Перкинс с двумя дюжинами солдат. Они — первые среди всех встреченных — несли вахту всерьез. Несмотря на жару, никто не снимал брони. Часовые внимательно глядели в бойницы, поглаживая взведенные арбалеты. Блестело оружие, темнели тугие колчаны с болтами, наливался молоком Перст Вильгельма на руке Перкинса.

— Здравия, милорды. Вас уже ждут.

Перкинс махнул своим парням, они взялись за рукоять лебедки. Ворота поднялись, и Джо увидел северян.

Эти парни всегда раздражали его. День ото дня северяне приходили строго одинаковым составом: четверо кайров, восемь греев, одна телега. Всегда располагались на тех же самых точках, будто булыжники мостовой помечены под их ногами. И никогда не подавали даже признака эмоций. С тем же успехом их могла заменить дюжина скульптур, расставленных на площади перед бастионом.

Айви спешился и вышел вперед, следом выехала телега с Мартином, Джо и волчицей. Колеса громыхнули по камню. До войны эта площадь звалась Ремесленной, через нее шли дороги и вверх, к тыльным воротам замка, и на север, за городскую стену, в Холодный город. До войны колеса часто грохотали по здешним камням, а дома вокруг площади стоили немалых денег. Когда возник обрыв, земля под площадью просела. Крайние справа дома рухнули, остальные покрылись сетками трещин. Булыжная мостовая вспучилась, как поверхность штормового моря.

Возница остановил телегу по одну сторону каменной волны, по другую размещалась повозка северян. Кайры пристально глядели на Джоакина.

— Чего пялитесь, ну? — Крикнул Мартин. — Здесь она!

Джо дернул пленницу за ворот, поднимая на ноги; Мартин смахнул с головы мешок.

Иона Ориджин часто заморгала, ослепленная ярким светом. Привыкнув, высоко подняла подбородок, подставила солнцу лицо, с наслаждением вздохнула. Она делала это каждое утро, что тоже бесило Джоакина. Агатовка ломает комедию, нарочно ведет себя так, чтобы нас обвинить! Ах, бедная-несчастная, томится в подземелье, света божьего не видит… На самом-то деле чертова лгунья живет в собственной спальне! Да, не может выглянуть в окно, клетка мешает. Но кто виноват, что ее заперли в клетку? Дикому зверю только там и место!

— Убедились? — Процедил Джоакин. — Она в порядке, цела-невредима. Давайте груз!

Привычно игнорируя его, старший из кайров обратился к Ионе:

— Здравия вам, миледи. Как ваше самочувствие?

— Благодарю вас, я невредима и полна сил. Желаю здравия всем храбрым воинам Агаты.

— Слава Дому Ориджин, — отчеканил кайр.

— Я бесконечно горжусь вами. Ради Праматерей, вы сражаетесь с чистым злом. Светлая Агата держит руку на вашем плече.

— Мы только исполняем свой долг.

— Это не парад! — Гаркнул Джоакин. — Хватит нежностей. Грузите!

Никто и не пошевелился. Северяне ждали приказа от своего офицера, а тот смотрел на Иону. Она выдержала паузу, ощущая себя хозяйкой положения. Наконец, произнесла:

— Не будем задерживать моих провожатых, ведь они голодны. Будьте добры, начните погрузку.

По сигналу офицера двое греев стали перебрасывать мешки из одной телеги в другую. Мешков было мало, без горки, вровень с бортом. И во всех, конечно же, крупа. Проклятые подонки! — привычно подумал Джоакин. За время осады еще не было дня, чтобы он воздержался от этой мысли.