С малых лет Роуз знала и уважала мастера Бримсворта. Многие считали его чудаком, ведь мастер не умел думать о чем-либо, кроме алхимии. А Роуз любила разговоры с ним: на любой предмет алхимик умел взглянуть с неожиданной точки. Расскажи ему про свою боль – а он возьмет и сравнит ее с какой-нибудь реакцией, например, окислением меди. Боль от этого ослабнет, мысли свернут в иное русло – к ретортам и тиглям, щелочам и кислотам… Мастер Бримсворт лучше всех умел утешить Роуз. Но – не сегодня.

- Мастер, я не боюсь смерти, - сказала она. – Но разлуку с любимым я не перенесу. Если Дэвида казнят, он окажется на Звезде, а я останусь здесь. Что же мне делать? Покончить с собою, чтобы тоже перейти в газообразную форму?

- Нет-нет-нет, тьфу же, ты ничего не поняла!

Алхимик снова бросился на поиски. Его мастерская делилась на две половины. Два шкафа и несколько секретеров определяли область порядка. Все, что не вошло в них, было составлено, сложено, свалено и свешено у дальней стены за шкафами. Там, в полумраке, царил идов хаос. Мастер говорил: если смешать все, лежащее за шкафами, произойдет одно из двух – либо погибнет старый мир, либо сотворится новый.

К счастью, искомое находилось в царстве порядка. Алхимик выставил на стол две пузатые бутыли. Налил в стакан жидкости из одной бутыли, плеснул из второй, бросил щепотку порошка.

- Твоя любовь, милая Роуз, это всего лишь алхимическая реакция.

В стакане забурлило, жидкость покрылась пеной, поднялся густой пар.

- Гляди: твоя душа сейчас точно так же кипит и бурлит. Ты принимаешь это за некое ценное состояние, но имеет место лишь быстротечная реакция. Едва она завершится…

Буря в стакане утихла, жидкость сделалась прозрачной, на дно осели красивые белые кристаллы.

- …ты увидишь, что сама реакция нисколько не была ценна. Важны лишь ее последствия, в данном случае – соляной осадок. Любовь, которая не успела дать плоды, забудется без следа.

Да, нынче утешения алхимика совсем не работали. Роуз пришла в слезах от горя, а теперь к несчастью добавился еще и гнев.

- Вы совсем не правы, мастер. Я не настолько глупа, чтобы ослепнуть от чувства. Вы думаете, я ценю только свою любовь, но нет же: я ценю Дэвида! Он – удивительный человек, такого больше не найти!

- Какой именно? – Уточнил мастер.

- Простите?..

- Опиши алхимические свойства объекта твоих чувств.

Роуз знала: на ее месте многие девицы затруднились бы с ответом. Любовь кружит голову, любимый кажется самым лучшим парнем на свете. Без конкретных черт, просто – самым лучшим. Но Роуз, в отличие от многих барышень, прекрасно знала своего избранника.

- Дэвид очень честен. Не только со мной, а и с богами, и с самим собой. Делает лишь то, что считает правильным, и никогда не поступает против совести. У Дэвида есть ум, сострадание и упорство, из него выйдет прекрасный священник. Именно поэтому он учится в семинарии: это лучшее применение его таланту. У Дэвида есть великое дело: вы – алхимик от бога, он – священник.

- Угу, угу… - мастер Бримсворт кивнул косматой головой. – Итак, имеем набор качеств: честность, упорство, ум, целеустремленность. Они вызвали в тебе любовь. Это значит лишь то, что твои черты вступили в реакцию с чертами Дэвида, приводя к выделению тепла. Но значит ли это, что ваша любовь – какая-то особенная, исключительная, великая? Отнюдь. Всего лишь удачное совпадение качеств.

- Но мастер!..

- Постой, я покажу.

Алхимик ринулся в зашкафье, что-то скрипуче передвинул, чем-то звякнул, проклял владыку хаоса и все его деяния.

- Тьма, не могу найти. Ладно, скажу на словах. Ты думаешь, огонь загорается от спички и гаснет от воды? Не только. Бывают весьма необычные формы пламени. Порошок Ратла вспыхивает от контакта с водой. Бросишь щепотку в чайник – он загорится. А шиммерийская слизь воспламеняется в контакте с воздухом. Не нужно спички, просто разбей колбу со слизью – и вспыхнет сильнейший огонь. Так и твоя душа зажглась, встретив нужное вещество.

- Верно! – Роуз всплеснула в ладоши. – Наконец-то вы поняли! Дэвид – именно то, что нужно моей душе. Он – мой воспламенитель!

- Пффф… - Мастер Бримсворт скривил губы, едва заметные под густыми белыми усами. – Пойми: воспламенитель можно заменить. Коль тебе нравится огонь, найдешь вместо Дэвида другой катализатор реакции.

- Вы-то не нашли, - резонно отметила Роуз. – Найти реактив за шкафом – и то трудность. А человека!..

Он раскрыл рот для нового аргумента, но тут девушку посетила мысль. Внезапная и яркая, будто луч во тьме. Роуз даже забыла о вежливости и перебила мастера:

- Но если отыскать нужного человека… И запустить реакцию…

- Да, да, я о том и говорю! Я убежден: папенька найдет для тебя самый лучший катализатор, гораздо более подходящий, чем этот бедняк Дэвид. Сходи к отцу, он поможет!

- Верно, отец тоже поможет… - Роуз ощутила робкую, трепетную надежду. А мысль все разгоралась, освещая путь. – Спасибо, мастер! Как я могу отблагодарить вас?..

- Право, не стоит. Я друг твоего папеньки, мне только в радость…

- Позвольте, помогу вам навести порядок за шкафами. Завтра с утра возьмусь за дело!

Колин Бейкер был приятелем и однокашником Дэвида. Подобно алхимику, он тоже умел утешать, но применял в этом деле другой подход. Колин не уводил мысли утешаемой девицы в иное русло, а присоединялся к ее чувству со всем возможным пылом.

- Аббатиса – идово отродье! – вскричал он, услышав историю Роуз. – Сказано еси Праматерью Мириам: всякая девица право имеет, и никто не может сие право отменить, а паче прочих – старая грымза, обуянная завистью!

- Тише, умоляю, - попросила Роуз.

Они беседовали в городском саду, мимо то и дело проходили люди. А Роуз держала в тайне свою попытку применить мириамское право. Никому, кроме Колина, не сказала о том. Даже алхимику, и даже отцу.

- Шепот праведника тоже слышен Праотцам, - зашептал Колин Бейкер. – Подумать, какая же она богомерзкая дрянь! Ты доверилась, позвала в конфидентки, а она – плюнула в душу. И еще, змея, притворилась, будто не знает поверья. Все она знает, как «трудами и молитвой»! Женятся богачи - платят монету аббатисе, и та выносит Предмет. Жених с невестой гладят сквозь него – и живут много лет душа в душу. Но у кого беда с деньгами, как у Дэвида, - тому шиш без соли! Вот так карга и наживается на семейном счастье. А жадность еси постыдный порок, осмеянный Еленой, осужденный Глорией и облитый мочой Праотца Вильгельма!

- Колин, мне неловко, когда ты так говоришь. Нельзя называть священницу каргой.

- Аз есмь студент третьего курса духовной семинарии! Лучше тебя, мирянки, знаю, кого звать каргой, а кого нет.

В душе Роуз соглашалась: аббатиса поступила дурно. Девушка добавила бы от себя еще несколько слов, куда более выразительных, чем грымза и карга. Но дерзость Колина смущала Роуз, поскольку они впервые виделись наедине, без Дэвида.

- Колин, прекрати, прошу тебя. Упреки в адрес аббатисы ничем не помогут. Лучше скажи: вы думали, как помочь? Сделали что-нибудь?

Колин разразился пылкой речью. Они – то бишь, дружное братство семинаристов – предприняло множество шагов к спасению Дэвида. Составили на трех листах ходатайство, пописанное всеми. Изложили истину о том, как было дело. Описали Дэвида – благочестивого, доброго, достойного человека, лучшего ученика семинарии. Он не мог взять Предмет ради злого умысла; обвинять его в краже – все равно, что назвать летописца шутом! Ходатайство разослали лабелинскому архиепископу, архиматери церкви Праматерей и приарху Праотцов. Хоть кто-то из них обязан еси вступиться за невинного!

Но этим студенты не ограничились. Пронюхали, что со дня на день в город приедет эмиссар капитула – великомудрый церковный судия. Договорились всем курсом встретить эмиссара, преградить дорогу и не давать проезда, пока он не выслушает правду о Дэвиде! А потом еще прийти свидетелями на церковный суд, да привести с собой отцов-наставников – пускай подтвердят, как честен и благонравен Дэвид Аттертон!