— Вы участвовали в этом?

— К счастью, лишь наполовину.

— Каким образом?..

— Только защищалась.

— Отчего же не атаковали?

— Противницей была моя мать. Убить королеву — большое преступление…

Леди София уже готовила новый вопрос, причем весьма любопытный, как тут Мирей спохватилась:

— Святые боги, что со мною, опять нагоняю мрак! Миледи, простите же! Очень сложно быть веселым человеком, если с детства знаешь на вкус двадцать шесть смертельных ядов…

— Беседы с вами — большая радость для меня!

— Благодарю за поддержку, леди София, но прекрасно осознаю: эта дрянь не интересна никому за пределами Дарквотера. Я и сама была рада забыть искусство, едва оказалась на Фольте.

— Вы неправы. Эрвин очень интересовался культурой Дарквотера. Это он рассказывал мне о ведьминских дуэлях.

Леди София понимала: здесь, как в стратемах и в танце, нужно вовремя отступить. Леди Мирей любит слушать о Первой Зиме — стоит дать ей немного лакомства, чтобы потом снова гнуть свое.

— Лорд Эрвин читал о Дарквотере? — изумилась Мирей.

— Еще как! Ему нравилось, что у вас ценятся ум и хитрость, а грубая сила не значит ничего. Завораживала таинственность, скрытый смысл во всем. Эрвин в пять лет так научился говорить между строк, что Рихард даже не замечал издевки. Эрвин очень любил вашу поговорку: «Вещь — не то, чем она кажется». Сказано будто о нем самом: Эрвин лишь казался больным и слабым, а на деле был сильнее всех вокруг. А еще он говорил, что яд изящнее меча. Правда, это услышал Десмонд, и Эрвину крепко досталось. «Яд — низкое орудие. Если не знаешь, чем низость отличается от благородства, я дам тебе урок. Встань на колени в углу двора и простой сутки. Когда поднимешься, больше не захочешь опускаться». Была зима, Эрвин тогда изрядно заболел…

— И он не возненавидел отца?

— Как и вы простили матери жаб и пиявок…

— Я — больше не леди Дарквотер, и рада этому. Эрвин тоже не желает быть Ориджином?

София рассмеялась:

— О, напротив! Он играет белую ворону, и подчас очень успешно, но я-то знаю: в душе он безумно гордится своей кровью. Видели бы вы, как расцветает от одних слов: «Внук Агаты»!

— Лорд Эрвин хочет стать таким, как отец?

— Лучше. Хочет взять благородство, честь и славу, а добавить — тонкий ум и богатство. Стать таким, чтобы затмить всех остальных Ориджинов.

— Простите, миледи, но разве это не гордыня?

София лишь пожала плечами:

— А чем она плоха? Гордыня помогает достичь высот. Все великие актеры и драматурги были редкими гордецами.

— Значит, лорд Эрвин не слишком заботится о простом люде?

— Ровно в той мере, в какой народ заслуживает заботы. Вот Иона — другое дело. С самого детства пыталась понять, как живут бедняки. Даже не знаю, откуда это взялось — во мне же нет ничего подобного. Представьте, что Иона творила. Ходила к конюху, он кормил ее шаванскими баснями — а она помогала ему мыть лошадей. Я узнала и запретила, тогда Иона повадилась к пастухам в долину. Было время стрижки. Приводят кайры мою дочь и говорят: «Поймана, когда своими руками стригла овцу!» Конечно, я запретила и это. Так Иона однажды стащила одеяло, ушла в город и улеглась ночевать в переулке, будто нищий! Вообразите, леди Мирей!

— О, боги! Это же опасно!

— Нет, к счастью, опасности не было. Вся Первая Зима обожала моих детей, никто бы пальцем ее не тронул. Но какое унижение! Моя дочь, кровь Агаты, спит на земле в подворотне! — София улыбнулась воспоминанию. — Зато Эрвин здорово над ней пошутил. Как я узнала, Иона звала его с собой, он отказался. А после нарядно оделся, опоясался мечом, оседлал коня и при полном параде выехал в город. Нашел тот самый переулок, подъехал, звеня подковами. Спешился возле Ионы: «Я — лорд Первой Зимы. В моем городе нет места бродягам. Возьмите монету, сударыня, и заночуйте в гостинице, как подобает доброму путнику». С тем он подал сестре елену.

Рассказ пришелся по душе Мирей, а София решила, что достаточно поддалась собеседнице, и провела внезапную атаку:

— Мои дети — такие разные, все трое. Однако я всегда старалась понять каждого из них.

Выпад был слаб, но весьма точен — прямо в сочленение доспеха. Леди Нэн-Клер сказала:

— Моя мать требовала обратного: чтобы я поняла ее. И я поняла слишком хорошо — даже лучше, чем она сама.

С этими словами Мирей коснулась своего колье. Этикет не позволяет слишком пристально разглядывать чужие украшения, и до сего часа леди София следовала ему. Теперь, осознав значимость изделия, она присмотрелась. Серебряная подвеска имела вид дерева с раскидистой кроной, растущего на крохотном островке. Цепочка была набрана не из колец, а из маленьких стрелочек, вдетых одна в другую. Все они смотрели остриями в одну сторону. Если идти по цепочке в направлении стрел, то путь начинался от дерева и им же кончался.

— Колье — подарок матери? — Догадалась София.

— Нет, я заказала у ювелира на Фольте. Напоминание о том, чего мне не следует забывать.

Больше тем вечером не было сказано ничего важного, но и так София весьма гордилась собою.

* * *

Весь следующий день корабли вновь шли над лесом. И пассажиры, и моряки, не занятые вахтой, без устали глазели за борт. Каждый час попадались новые диковинки. Кто-то заметил на дереве дупло, а из дупла выбежал зверек наподобие белки. Помчал вверх по ветвям, пока не очутился над поверхностью воды. Там, сидя на листьях, он долго смотрел вслед кораблям и почесывал живот.

С другого дерева «Морская стрела» нечаянно сбила облако пуха. Пушинки напоминали обычные тополиные семена, но вдруг, как по команде, начали двигаться все в одну сторону, даже выстроились в подобие клина. Стало ясно, что семена — живые.

Несколько раз попадались упавшие деревья. Подобно покойникам, их стволы всплывали на поверхность моря, где и болтались на волнах, создавая опасность для судов. Однажды пришлось баграми отталкивать бревно с пути. То была нелегкая задача, ведь бревно имело в длину не меньше двухсот футов.

А еще боцман Бивень заметил под деревом медведя. По словам Бивня, хищник устроился на самом дне моря и ужинал только что пойманной ланью. Правда, никто другой медведя не углядел. Боцман поклялся и побожился, но ему все равно не поверили. Пускай Потомок разок оказался прав, но это еще не значит, что надо верить каждому фантазеру!

Под вечер деревья пошли на убыль. Старые матерые тополя сменились низкорослым молодняком, над ним и сделали безопасную стоянку. На сей раз леди Мирей не приехала на ужин, и София встревожилась: не отпугнула ли гостью лишними вопросами? Утро развеяло тревогу: долгожданная шлюпка пришла к завтраку и принесла не только леди Нэн-Клер, но и ее друга — капитана Широна Колистада.

— Мы выходим в сумрачные воды, — пояснила Мирей. — Здесь возможны некоторые опасности, потому вашему капитану пригодятся советы знающего моряка.

Капитан Колистад впервые за время странствия оказался на борту северной шхуны. Отношение к нему было двояким. С одной стороны, фольтийцы не лгали на счет черной погани и подводного леса, значит, возможно, и гуркен — не выдумка, а раз так, то не стоит ли извиниться перед капитаном за былые насмешки? С другой стороны, деревья в воде — не такое уж чудо, в Топях Темных Королей тоже много всего растет. Но никаких чудовищ никто пока не заметил, а послушать фольтийцев — так их, чудовищ, тут пасутся целые стада! Не сговариваясь северяне решили: общаться с Колистадом уважительно, но лишних вольностей не позволять. Фольтийский капитан ничего лишнего и не хотел — только быть рядом с Джеффом Бамбером и при нужде помогать советом. Да и совет на первое время был очень прост: идти за «Стражем» и «Белым волком», держась на расстоянии. Если начнется охота — близко не подходить и не шуметь. Да, еще мелочь: если покажется, что «Морская стрела» ведет себя странно, сказать ему, капитану Колистаду. Но это вряд ли, ведь корабль-то северный…

Шхуна не проявляла никаких странностей — она попросту скучала на малом ходу под половиной парусов. Бамбер и Колистад вместе восседали на баке, приглядывая за командой да изредка обмениваясь парой-другой фраз. Моряки шутили: