Гости — священник, монашка, разбойник — ехали сразу за знаменосцами. Мать Корделия держалась со спокойствием, достойным Ульянинского ордена. Отец Давид, напротив, читал молитвы одну за другой, перебирая костяшки четок. Впрочем, надо отдать должное: за спины рыцарей он не прятался. А ганта во все глаза рассматривал замок. И было на что взглянуть!

Несколько могучих бастионов выдавались прямо в поле, как волнорезы. За ними следовал ров, за рвом вздымалась первая стена. Кроме верхней галереи, она имела еще два ряда нижних амбразур. И вся она — с галереями, нижними бойницами, башнями, мостами на бастионы — кишела стрелками. Их шлемы были начищены до блеска, и стена буквально искрилась солнечными зайчиками, как трава росою. А за первой стеной шла вторая, выше первой, ее занимали расчеты баллист и катапульт. Над нею вздымалась третья, отданная резервным отрядам. Три стены, усеянные башнями и мостами, напоминали гранитный лабиринт. Собственно, это и был лабиринт — наверняка между стен устроена целая череда тупиков и ловушек.

Ганту Грозу и остальных поразила мощь этой цитадели. Эрвину же не было дела до стен и стрелков. Лишь одно произвело впечатление: центральное здание замка, вздымавшееся над стенами, было красным. Его сложили из любимого альмерцами рыжего кирпича. Раннее утро искажало цвета, и рыжий становился кровавым. Багряная башня в окружении темно-серых стен — красиво. Иона оценила бы.

— Дистанция, — сообщил кайр Джемис.

Эрвин проехал еще дюжину ярдов, чтобы не показывать излишней осторожности. Остановился, снял перчатку и помахал ею над головой. Знаменосцы взметнули к небу оба флага — герцогский и белый. Герцог Ориджин зовет графа на переговоры.

Кайры уперли копья в землю. Эрвин уронил руки на луку седла. Потянулось ожидание.

Ганта Гроза указал нагайкой на ближний бастион:

— Вон те могут нас достать длинным луком.

Эрвин только пожал плечами.

— Милорд, как вы полагаете… — начал отец Давид. Осекся, извинился.

Можно понять его тревогу: давно не был на войне, отвык. К тому же, он-то без доспехов. Первая же стрела… Эрвин мог бы пожалеть Давида и объяснить ситуацию. Описать, в каком положении оказался граф Эрроубэк. Формально граф — вассал приарха Галларда и должен исполнять приказы сюзерена, а Галлард прикажет любой ценой остановить армию северян. Но в декабре Эрроубэк сговорился с ненавидимой приархом Аланис и признал над собою ее власть. Ее, а не Галларда. Конечно, приарх не забыл и не простил этого. Теперь граф находится меж двух огней и вряд ли ринется в бой очертя голову. Хотя бы поговорит для начала, прежде чем стрелять.

Стоило бы рассказать это Давиду, чтобы успокоился. Да и ганте Грозе полезно бы понять мысли Эрвина. Но слишком много слов требуется, и слишком мало сил в запасе. Снова приходит духота, равнодушие, усталость…

— Мой милый… Надеюсь, ты скучал столь же сильно, как я по тебе.

Альтесса появилась на коне за спиною Эрвина, обвив его руками.

— Плохое время для объятий.

Эрвин кивнул в сторону замка. На стенах наметилось движение: несколько дюжин стрелков перемещались на бастион — ближайший к северному отряду.

— Конечно, хорошее! Неужели сам не чувствуешь? Запах смерти не слишком силен, вряд ли тебя убьют сегодня. Но все же опасность витает в воздухе: эти стены, стрелки, баллисты… Один меткий залп — и мало ли… Разве тебя не возбуждает это?

— Почему ты говоришь о такой чуши? Мне больно, я устал.

— Я и хочу отвлечь тебя, любимый. Мы могли бы… Прямо сейчас, на глазах у лучников…

Ладони альтессы легко проникли сквозь доспех, принялись гладить грудь и плечи Эрвина.

— Оставь, тьма сожри! Иона мертва!

— О, благодарю, что напомнил. Как раз хотела это обсудить.

— Я все еще верю.

— Милый… — альтесса прильнула к его шее. — У тебя есть верный воин, кайр Джемис. А у него — странная девица по имени Гвенда, у которой дар: говорить с Предметом. Ради этого дара ты и взял ее в поход, иной пользы от Гвенды нет. Разве только утеха для Джемиса…

— Предлагаешь связаться с Кукловодом? Но зачем?

— Неужели не очевидно? Чтобы дал слово Ионе.

— Она мертва!

— Вот и проверим.

— Она мертва. Нечего проверять.

— Вот и проверим, нечего ли.

Альтесса лизнула ухо Эрвина, и он оттолкнул ее локтем.

— Какую игру ты ведешь? Высмеивать мое горе — это слишком мерзко, даже для тебя.

— Слишком мерзко?.. Слишком мерз…

Тревога разрыдалась. Уткнулась лицом в его спину и стала утирать плащом слезы, что ручьями лились из глаз.

— Как ты можешь… Я же… ради тебя… от всей души…

Кайр Джемис тоже что-то говорил, Эрвин не мог разобрать: все заглушали стенания альтессы. Он попытался изгнать ее усилием воли, но не достиг успеха. Мысленно зашипел:

— Прекрати же, тьма тебя! Я сказал слишком резко, не хотел обидеть. Извини!

Плач мгновенно утих.

— Милорд, вы меня слышите? — повторил кайр Джемис.

— Теперь слышу. Что вы говорили?

— Только проверял, здесь ли вы. Не летайте в облаках, будьте готовы.

— К тому, что вы внезапно изречете мудрость?

— К тому, что придется бежать со всех ног.

Джемис указал на ближайший бастион. Его площадка до отказа заполнилась лучниками. Ганта прав: стрела из длинного лука достанет их на такой дистанции. Конечно, доспех она не пробьет, но, создав плотный ливень стрел, лучники могут поразить слабые точки брони, а также лошадей. Значит, если начнется стрельба, нужно уходить немедленно.

— Видишь? — Шепнул он альтессе. — Ты появилась не ко времени.

— Зато теперь ты знаешь, что я умею искренне рыдать. Я начну оплакивать Иону так горько, что ты промокнешь от моих слез! Как только поверю в ее смерть.

— Я не стану говорить с Виттором. Противно слышать его голос.

— Умоляю, потерпи одну минуту! Больше не потребуется.

— И он примет мое обращение за признак слабости. Будто я хочу договориться!

— Так запугай его! Скажи что-нибудь грозное. Когда ты придешь за ним, даже стены Уэймара задрожат от страха.

— Это же глупо.

— Ты вспорешь ему живот, вытащишь кишки и задушишь его ими.

Против воли Эрвин представил это наглядно.

— Какая мерзость!

— Ну, извини, дорогой. Я создана для любви, а не угроз. Придумай что-нибудь получше.

— Глядите, милорд, — вмешался кайр Джемис.

Ворота замка раскрылись, выпустив колонну всадников. Тяжелая кавалерия. Рыцари в полных доспехах на бронированных конях. Дюжина, вторая, третья… Полсотни. Втрое больше, чем северян.

— Они медлительны, — сказал Джемис. — Если мы ускачем, они не догонят.

— Знаю.

— А если вступим в бой, то не справимся с ними.

— Знаю, Джемис.

Эрвин прилип взглядом к голове вражеской колонны. Знаменосец вздымал к небу вымпел графа Эрроубэка. Рядом со знаменосцем скакал очень худой рыцарь без копья, вооруженный лишь полуторным мечом. Он клонился вперед, будто не мог привыкнуть к тяжести доспеха. Пожалуй, это и есть граф Эрроубэк. Зачем только он взял с собой такую ораву?

— Как думаете, кайр, почему их так много?

— На случай, если переговоры зайдут в тупик.

Кавалерия графа приближалась, набирая ходу и развертываясь широким строем, готовясь охватить северян с флангов. Жеребцы перешли в галоп, земля загудела. Дождь напрягся под Эрвином, всхрапнул, свирепо задышал. Джемис с лязгом опустил забрало, другие воины последовали примеру.

— Отставить, — выронил герцог.

— Милорд, нас атакуют. Не прикажете ли что-нибудь подходящее?

Эрвин вдруг ясно понял, какой приказ был бы самым подходящим. Подпустить их поближе — и самим ринуться в атаку. Ударить прямо в центр вражеского строя, окружить и взять в плен самого графа. Все кончится за минуту, замок откроет ворота. Даже странно, как Эрроубэк допустил такой риск!

— Милорд?..

Но было душно. Ужасно душно, и совсем нет сил. Эрвин лишь качнул головой.

Всадники графа сформировали клещи. Центральный отряд шел прямо на Эрвина, фланговые разошлись далеко в стороны и завершали охват. Эрвин услышал голос Джемиса: