Это было правдой. Надо отдать должное чувству вкуса и толщине кошелька графини Сибил: платье, туфли, украшения, даже сеточка для волос великолепно подходили Мире. Она досадливо бросила:
– Это чушь… В смысле, чушь, что прекрасно. И что хмурюсь. Нет, хмурюсь. Все дело в ленте. Тьма, Бекка, не слушай меня! Я провела час в неловком молчании и, кажется, разучилась говорить.
Южанка рассмеялась и поцеловала Миру в щеку.
– Итак, ты в восторге от приема?
– В полном и неописуемом. Спаси меня! Покажи, какой из прудов в саду достаточно глубок, чтобы утопиться. Или, волею милостивого случая, ты прихватила с собой яд?
– О, ты не разучилась говорить, а стала еще красноречивее! Молчание пошло на пользу северной леди. Может, оставить тебя еще на часок, и ты заговоришь стихами?
В глазах Миры сверкнул неподдельный ужас, и Бекка снова засмеялась.
– Идем же!
– Куда? В место, где нас не затопчут? Поверь опыту моих долгих исканий: здесь его нет.
– Все дело в выражении лица. Сделай его таким, будто ты – хозяйка мира, а все вокруг – недостойная плесень.
– Тут у всех такое выражение лица.
– В том и суть! Ты станешь похожа на человека, тебя начнут замечать. Смотрись надменно, и все полезут с тобой знакомиться.
– Вот уж не уверена, что мечтаю об этом…
– Дорогая Глория, мне еще ни разу не доводилось говорить эту фразу, но уверена, что это будет приятно. – Бекка глубоко вдохнула и торжественно произнесла: – Подумать только, когда-то и я была такой, как ты!
– И каково? Ты насладилась превосходством?
– О, это даже лучше, чем я ждала!
От былой скуки не осталось и следа, Мира цвела в улыбке. Бекка взяла у слуги пару бокалов вина, сунула один Мире. Взяла ее под руку, повела вдоль зала, рассказывая на ходу:
– Главное развлечение на светских приемах – глядеть на всех и сплетничать. Любимая игра придворных называется: «А это тот самый…». Сейчас я научу тебя. Видишь даму в красном платье с кринолином?
– Сложно не заметить.
– Это та самая маркиза Ллойд, которая недавно грохнулась с лошади прямо на копчик. Теперь она не может сидеть и носит свое жуткое платье, чтобы была отговорка – якобы, не хочет помять кринолин.
Мира хихикнула, а южанка продолжала:
– Худой мужчина с черными усиками – тот самый граф Рантигар. Он затеял большую войну на Западе и с оглушительным треском проиграл. Потерял больше тысячи воинов, тьму-тьмущую денег, а финального сражения и вовсе не было: когда войска построились друг против друга, граф понял, что шансов нет, и сдался. Зато теперь слывет главным злодеем Запада, и как видишь, он в центре внимания дамочек. Возможно, ради этого и устроил войну.
– А вон тот представительный лорд с гербом на груди и седой бородкой?
– Это тот самый Алексис Серебряный Лис, один из двух военачальников Короны. Он руководит половиной императорской армии, то и дело устраивает всяческие построения, учения, маневры. Еще он прочел все книги, какие только написаны о военном деле, и считает себя лучшим полководцем империи. Сложно сказать, так ли это: Алексис не командовал войском ни в одной настоящей войне. Кроме того, он все еще не женат, и в глазах некоторых девиц он – лакомый кусочек… хотя и чуток подсохший.
– А это, – подхватила Мира, указывая на хмурого священника в сине-серебряной мантии, – тот самый архиепископ Галлард, брат герцога Альмера. Он похож на скульптуру Праотца Вильгельма Строгого работы провинциального мастера. Архиепископ позвал мою матушку побеседовать о церковном сборе, но что-то никак не может отлепить взгляд от ее груди.
– Ты быстро учишься!
Разные люди подходили с приветствиями к Бекке. Подруга представляла их Мире, принимала любезности, раздавала ответные. Вот к ним навстречу направились щеголи во фраках, которые недавно разглядывали Миру.
– А это те самые студенты-бездельники, что портят любой бал, – объявила Бекка, ничуть не боясь, что парни услышат ее. – Они являются в надежде пригласить на танец кого-то из первородных дам, поскольку это их единственный шанс потрогать первородную даму. Правда, на весеннем балу вышел конфуз: один из них перестарался с выпивкой и попытался пригласить архиепископа.
– Это был я, – не без самодовольства заявил один из щеголей. – Виконт Лоуренс из Баунтивилля, к вашим услугам. Миледи Бекка, не представите ли нам вашу спутницу?
– Я – леди, не любящая, когда на нее глазеют, – ответила Мира, – рода Праматери Язвительной.
Отделавшись от нахалов, Мира спросила подругу:
– А вон та сдобная девица из Южного Пути – кто она?
– Ооо! Это – та самая Валери рода Праматери Софьи, юная маркиза Грейсенд. Я упоминала ее, когда мы говорили в саду.
– Претендентка на корону? – вспомнила Мира. – Одна из невест императора?
– Ага. Кроме того, она набожна, как свечка на алтаре, вечно печальна и томна. Валери искренне убеждена, что плаксивые глаза – признак глубокой натуры.
– Однако, она – твоя конкурентка?
– Она?.. – Бекка усмехнулась не так уж весело.
Южанка не успела договорить – ее оборвали фанфары. Гомон утих, зычный голос герольда прогремел:
– Его императорское величество Адриан Ингрид Элизабет рода Янмэй.
Пара лакеев распахнула огромные двери, ведущие во внутренние покои, и в зал вступил владыка. Он был великолепен. Лазурная мантия струилась с широких плеч, золотые хризантемы цвели на груди, огромный голубой бриллиант сиял на единственном зубце короны. На поясе покоился в ножнах Вечный Эфес – посланный богами символ многовековой власти Династии, тот самый, что покидает ножны лишь в поворотные моменты истории. Черноглазый взгляд Адриана скользил поверх голов людей, на тонких губах играла легкая надменная улыбка. «А вот и тот самый император, который назвал меня серпушкой», – подумала Мира.
Двое лазурных гвардейцев, следовавших за владыкой, меркли рядом с ним и делались как будто ниже ростом. А следом за гвардейцами в зал вошли рука об руку седой мужчина и светловолосая девушка.
– Какая наглость!.. – выдохнула Бекка, увидев этих двоих.
Герольд продекламировал:
– Айден Эллис Гвенда рода Агаты, герцог Альмера.
– Аланис Аделия Абигайль рода Агаты, леди Альмера.
– Вот тебе моя конкурентка, – процедила Бекка, – во всей красе своего нахальства. Полюбуйся!
Мира прекрасно понимала, что разозлило подругу. Альмерские вельможи вошли в зал вместе с владыкой – так, словно были членами его семьи. Почему Адриан позволил им?.. Миновав широкий дверной проем, альмерцы вышли в лучи света, и Мира внимательно их рассмотрела.
Герцог Айден Альмера выглядел именно таким, каким девушка и представляла себе автора книги о Шутовском заговоре. Величавым, с благородным орлиным носом и седыми бакенбардами – под стать цветистым и холодным оборотам речи. Умным, трезвомыслящим, бесстрастным, глаза глядят ясно и цепко, окруженные паутиной морщин, – такой человек и смог бы точно изложить все факты, какими бы страшными они ни были. Самовлюбленным, разодетым в серебро и золото, – под стать его упоминанию о десятках эфесов, потраченных на перевозку войска поездом. Тонкогубым, скуластым – достаточно безжалостным, чтобы замучить насмерть человека, спасшего ему жизнь.
А вот его дочь… Наслышанная о богатстве Аланис Альмеры и ее притязаниях на корону императрицы, Мира ожидала увидеть этакое ходячее ювелирное изделие, сплошь усыпанное жемчугами да алмазами, сверкающее так, что живого человека и не разглядеть под драгоценностями. Однако дочь герцога выглядела совершенно иначе. На ней было вызывающе простое черное платье без узоров и украшений. Короткое и очень узкое, оно обтекало каждую округлость безукоризненной фигуры. При каждом шаге стройные бедра девушки прорисовывались под тканью. Обувь леди Аланис была сплетена из тонких серебряных нитей и почти невидима. Изящные руки оставались открыты от самых плеч, на запястье поблескивал ажурный рубиновый браслет – единственная драгоценность в наряде девушки. Леди Аланис не нуждалась в украшениях, весь ее вид заявлял об этом. Одежда не могла украсить ее, могла лишь скрыть совершенство тела.