У меня затряслись руки, кровь загрохотала в ушах, заглушив все звуки, кроме его голоса:

— Какой из тебя боевик, ложку и ту удержать не можешь.

Не чувствуя ни ног, ни своего тела, я шагнула к нему.

— Ты хотел прояснить все раз и навсегда, так…

Голос сорвался — от ярости, но Феликс, видимо, решил, что от слез, и ухмыльнулся еще шире.

— Тебе же нельзя, целители запретят. Да и передумал я. В самом деле, чего с барышней драться, заплачешь еще.

— Значит, как объект для пакостей, я сгожусь, а как отвечать за них, так сразу барышня? Вставай, дерусь я не… — Я выплюнула словечко, обычно не входящее в мой лексикон, и сделала еще шаг.

Кто-то схватил меня за плечо сзади, я саданула локтем не глядя. Попала. Хватка разжалась, человек сдавленно охнул. Я коротко, без замаха, ударила Феликса кулаком в лицо. Парень отшатнулся на табуретке, зажимая ладонью нос. Чудом не свалился. Я не стала ждать, пока он восстановит равновесие, выдернула его из-за стола. Сама не знаю, как у меня это получилось, — а как собака сбивает с ног и загрызает человека вдвое больше себя? Снова ударила.

Феликс, очнувшись, ответил и, кажется, даже попал, но боли я не почувствовала, только в голове зазвенело, и если меня это и замедлило, то ненадолго — слишком уж зла была. Двинула его под ложечку, а когда парень сложился, толкнула затылок книзу, добавив коленом в морду.

Меня обхватили поперек туловища, потянули назад, и одновременно двое парней повисли на Феликсе.

— Нори, какого рожна! — прорвался в мой разум возмущенный голос Алека.

Я зажмурилась, соображая, на каком я свете. В ушах звенело, ныла челюсть, и, кажется, начал заплывать глаз. Все-таки Феликс тоже даром времени не терял. Прежде чем я успела хоть слово сказать, он шмыгнул носом и прогнусавил:

— Я первый начал. — Он помотал головой, пытаясь стряхнуть кровь с разбитого лица. — Пустите. Всё.

Чернявый осторожно выпустил его руку, готовый, чуть что, снова на ней повиснуть. Но Феликс в самом деле не стал на меня бросаться. Вытер кровь рукавом и посмотрел мне в глаза.

— Я был неправ.

На самом деле я ожидала услышать что угодно, кроме этого. Тряхнула головой, соображая, не почудилось ли мне. Зря я это сделала — все закружилось, и меня повело в сторону. И те двое, что меня держали, только ухудшали дело, мешая самой восстановить равновесие.

— Пустите, я сама могу стоять, — проворчала я.

— Мы в этом не уверены, — прозвучал над ухом голос Зака.

— Пустите ее, — велел Алек, настороженно глядя на меня.

Я пошатнулась, но все же выпрямилась. Снова встретилась взглядом с Феликсом.

— Квиты.

Он кивнул. Алек покачал головой.

— Зря я согласился быть старостой: учебный год начинается просто отлично. Утром одни драчуны позавтракать не дали, теперь с другими к целителю тащись…

— Не надо к целителю, — воскликнули мы с Феликсом хором.

— Надо, — рявкнул Алек. — У тебя ключица сломана, могла сейчас доломать!

Феликс переменился в лице.

— Правда? Я не…

— Нет, мать-перемать, шуткую я так! — взвился Алек. — Чего, думаешь, Этельмер ее ни на турник, ни отжиматься утром не пустил? Потому что ей сиськи мешали?

Вообще-то именно так Феликс и думал и скрывать эти мысли утром не стал. О чем сейчас, судя по выражению лица, пожалел.

Алек обернулся ко мне.

— А ты тоже хороша! Второй день — вторая драка. Не бойцовый котенок, а кошка бешеная! Честное слово, отберу у тебя свой подарок, да тебя же им по заду и отхожу, не посмотрю, что симпатичный!

— Попробуй только!

Он махнул рукой, видимо, решив не продолжать бессмысленный спор. В самом деле, виноватой я себя не чувствовала и в ответ на увещевания только снова разозлилась бы. Особенно если Алек начнет, как воспитательницы в приюте, причитать «ты же девочка!». Впрочем, это вряд ли.

Он огляделся.

— Кто успел поесть? Проводите этих двоих к целителям. Да следите, чтобы снова не сцепились.

— Не сцепимся, — сказал Феликс. Снова посмотрел на меня и добавил: — Приношу свои извинения. Если бы я знал про перелом с самого начала, не думал бы о тебе плохо.

— Проехали. — Я осеклась, вспомнив, что на вежливо сформулированные извинения нужно отвечать так же вежливо. — Извинения приняты.

— Я заплачу за испорченный мундир, — добавил он.

Я посмотрела вниз. Да уж, с первого раза такие пятна вряд ли отстираются. Хотя, если сперва присыпать вон хоть солью или песком, а еще лучше — содой, если она найдется в прачечной, может, и получится.

— Обойдусь, — проворчала я.

Что-то подсказывало мне, что брать деньги от парня — и неважно, что в качестве «компенсации», — не стоит.

Но что ж мне так везет второй день! Конечно, можно надеть тот китель, что предназначен «для упражнений», но если и с ним что-то случится, у меня останется только наряд, в котором я сюда пришла, и домашнее платье. Но на занятиях надо быть в штанах.

А еще вечером я буду светить перед Родериком битой мордой. Впрочем, он сам заканчивал боевой, вряд ли синяки потрясут его до глубины души. И все равно проще, наверное, отменить свидание, чем показываться ему на глаза в таком виде.

— А можно я не пойду к целителю? — попросила я и сама удивилась тому, как жалобно прозвучал мой голос. — Мне надо переодеться. И еще успеть вернуться поесть.

— Есть хочешь? — спросил Алек. — Не тошнит?

Я помотала головой. Звон потихоньку проходил, и головокружение тоже.

— Да ничего особенного не случилось, не в первый раз.

Алек не ответил, задумчиво на меня глядя.

— Мы же на боевом, а не на бытовом, — еще раз попыталась я его убедить. — Если с каждым синяком к целителю бегать, у них других дел не останется.

Алек покачал головой, огляделся и просиял, увидев рыженькую с целительского.

— О, Корделия! Будь добренькой, пока есть не начали, посмотри на этих двух красавцев.

Она смерила меня ледяным взглядом.

— Парня осмотрю, а эту — не буду!

Я оторопела. Контраст со вчерашним доброжелательным отношением был слишком велик. Что на нее нашло?

— Вот это номер, — ошарашенно протянул Алек. Потом выражение лица его изменилось, словно он что-то сообразил. — Ну ладно, не хочешь — не смотри.

Я вспомнила, как утром едва не столкнулась с рыженькой, вывалившись из кустов, куда затащил меня Родерик. Неужели в этом дело? Поняла, чем я занималась с утра пораньше? Я залилась краской, и вопросительный взгляд Алека только ухудшил дело. Староста едва заметно кивнул сам себе. Мне захотелось провалиться сквозь землю, хотя вроде бы стыдиться было нечего — если только никто здесь не умеет читать мысли, что вряд ли.

Рыженькая между тем положила ладонь на лоб Феликса, провела другой рукой вдоль груди, рук.

— Постой смирно.

Она сжала пальцами его переносье, словно хотела оторвать нос, Феликс дернулся, но вырываться всерьез не стал. Корделия отстранилась — и, хотя на лице Феликса остались багровые пятна там, где скоро разольются синяки, отеки исчезли, и нос принял правильную форму.

— До свадьбы заживет, — усмехнулась Корделия и, не слушая благодарностей, пошла к стойке с подносами.

За девушкой потянулись другие студенты, поняв, что развлечение закончилось. Народа в столовой стало куда больше, и я смутилась окончательно, поняв, что мой жалкий вид сейчас разглядывают все кому не лень.

— Ладно, пойдем, котенок, провожу к целителям. — Алек потянул меня за руку.

— Да не надо меня никуда провожать! — Я снова начала злиться. — Сама дойду. В общежитие. Переоденусь и вернусь поесть.

Он хотел было возразить, но вмешалась Дейзи:

— В самом деле, Алек, ты староста, а не нянька. Нори вполне может без тебя разобраться, что делать.

Алек махнул рукой и тоже направился к стойке. Дейзи жестом пригласила меня столу.

— Садись.

— Нет, я пойду, надо привести себя в порядок.

Хотя при мысли о том, что в таком виде — залитой супом, обляпанной овощами и в синяках — мне придется протащиться через весь парк, хотелось провалиться сквозь землю. Хорошо, что Родерик наверняка обедает в зале для богатеньких и не увидит этот кошмар. А что, если он попадется мне навстречу по дороге?! Позорище-то какое!