Он вслушался едва ли не до звона в голове, но уловил лишь растерянность. И едва заметный уголек гнева. Она разозлилась. На него?
– Я решил, что еще пятеро из вас получат прощальный подарок прямо сейчас.
Император шагнул к группке, сгрудившейся вокруг одной из обладательниц брошей. С улыбкой и легким поклоном протянул шкатулку одной из них.
Еще четыре броши. Девушкам, которые слишком ревностно бросились поздравлять тех, кого сочли фаворитками в этой гонке, и шарахнулись, узнав, что на самом деле означала брошь. Тех, кто пытался подлизаться, одновременно тая в душе черную злобу. Четыре шкатулки ушли легко, точно жгли ладони. Пятая.
Он развернулся к троим, обосновавшимся у софы в углу.
Да, сейчас он не заметил в ней ни капли зависти. Интерес. Отчетливый интерес к нему как к мужчине. Злость, разгорающаяся все сильнее, – а с виду она казалась совершенно спокойной.
Но все это не имело значения. Достаточно и того, что он уже увидел.
Легкий укол страха. Что и требовалось доказать.
«Нет! – Эрвин взревел, и император порадовался, что скрыт иллюзией. По коже на руках пробежала чешуя, и пальцы начали удлиняться, превращаясь в когти. – Нет, я сказал! Она наша!»
«Она лжет! Лжет через слово! Ты же сам чуешь, что она боится вылететь с отбора. Говорит одно, чувствует другое, думает третье!»
«Как и все вы, люди. Неужели ты не понимаешь, почему стал способен читать мысли?»
Император не назвал бы это способностью читать мысли. Отголоски, похожие на эхо. И эмоции, которые он ощущал так же ярко, как свои. Но он – точнее, Эрвин – и до того ловил отзвуки чужих эмоций, и это тоже едва не свело его с ума в первое время. Одно дело – знать, что улыбки могут прикрывать ненависть или зависть. Другое – чувствовать это всем существом.
Хорошо, что в ближнем кругу отца не нашлось лицемеров, тот тоже их не терпел. Зато среди придворных таких хватало. И подпускать к себе еще одну? Сделать женой, делить постель, растить общих детей и знать, что там, за улыбкой, таится лишь усталость и ненависть, а рано или поздно она начнет его ненавидеть. Его отец с матерью не любили друг друга, но по крайней мере смогли стать друзьями и союзниками. Но будет ли верной подругой та, что обманывала с самого начала?
А ведь он почти поверил, что ей неинтересна битва за императора. Поверил в ее искренность и смелость, когда она осмелилась презреть приличия, чтобы помочь. Поверил, чтобы в следующий миг ощутить укол горечи, когда брошь досталась другой. И страх – сейчас.
«Это ты придумал, будто она – твоя истинная. Просто еще одна охотница за короной. Разве что, может, похитрее остальных».
Гневный рык заполонил его разум.
«Ты сам это знаешь!»
«Да, – пришлось ему признать. – Меня тянет к ней. Но если я пойду на поводу у этой тяги, чем я буду отличаться от пьяницы, готового променять все на свете за бутылку? Помнишь, чем кончил Карл?»
Еще один дар – или проклятье – чужая память. У драконов она была общая – и только всевышние знали, как при этом они умудрялись сохранить собственную личность, не растворившись в чужих воспоминаниях. Сам он до сих пор не был уверен, что остался собой, получив в полное распоряжение все воспоминания предыдущих императоров. Их битвы и интриги, победы и поражения, удачи и ошибки… Их страсти и сожаления.
В тот раз истинность свела слишком разных по духу созданий. Половина тысячелетия любви-ненависти, когда и вместе быть невозможно, и порознь – невыносимо. Она не выдержала первой, и тот несчастный случай вовсе не был несчастным случаем. Следом ушел дракон, и закономерно умер человек.
«Да уж получше тебя помню, – фыркнул Эрвин. – Но он хотя бы не струсил, как ты».
Император сам не понял, кто зарычал в следующий миг – дракон или он сам. А Эрвин, словно издеваясь, воспроизвел в голове слова, услышанные сквозь дверь несколько минут назад.
«Мне не за что на вас обижаться. В конце концов, пострадали вы, а не я… – И не преминул поддеть: – А она великодушней тебя»
Он едва удержал ругательство. Не дойдя пары ярдов до софы, вручил брошь соседке кудрявой блондинки в пышных оборочках – Эрвин услужливо подкинул имя, но император тут же его забыл.
Он откланялся, выйдя в коридор, замер у закрытой двери.
Волнение. Гнев. Но сколько он ни прислушивался, не уловил ничего похожего на зависть или подбострастие. Может быть, Эрвин прав?
И еще – облегчение, и от этого у него снова скрутился холодный узел в груди.
Она все-таки хочет стать императрицей. А те чувства, что ему было померещились, – лишь влечение. Ничего больше.
«Дурак», – рыкнул Эрвин.
Император не стал ему отвечать.
Глава 11
Мелани
– Этого не может быть, – выдохнула «пирожное». – Это неправда!
– В самом деле? – пропел кто-то.
Я поморщилось – такое откровенное злорадство было неприятно. Но и император тоже – хорош гусь! Прекрасно же понимал, не мог не понимать, как воспримут подарки из его рук. Трудно было сказать сразу, что это не награда, а компенсация?
– Интересно, – еле слышно шепнула Кассия. – Вы обратили внимание – сейчас он выбрал среди тех, кто поторопился поздравить первых девушек, получивших подарки.
В самом деле? Я не заметила. По правде говоря, я даже толком не заметила, кого одарили в этот раз. Уставилась на императора, точно завороженная, и вообще обо всем забыла. Даром что иллюзия рисовала мне мужчину лет сорока: осанка, движения, голос, хоть тоже измененный иллюзией, – все выдавало молодость. Что тут у них во дворце за питомник молодых и потрясающе притягательных мужчин?
И что такое творится со мной? В университете хватало симпатичных парней, на которых было приятно посмотреть и с которыми было интересно поболтать – но не более. А сейчас… Сперва герцог, теперь император. Ради любого из этих мужчин, пожалуй, можно ввязаться в бои без правил.
Что я такое несу? Я замотала головой, вытрясая из нее идиотскую мысль. Нет, это, видимо, окружением навеяло. Оказывается, романтический бред заразен. Да, правильно, это называется «индуцирование»[2]. Нас здесь слишком много.
– Это неправда! – не унималась блондинка. – Император не мог так с нами обойтись!
– Он император, – флегматично заметила Кассия. – Он делает, что хочет, а наше дело – принимать правила игры… или не участвовать в ней.
Она говорила тихо, но блондинка услышала.
– Ты… Да как ты смеешь! Вы все просто завидуете! Император не мог так поступить! – Она затравленно огляделась. – И кто вообще сказал, что это был его величество? Принять облик может кто угодно! Никто не знает, как на самом деле выглядит император!
– Перестань, Изольда, – сказала рыженькая, которой брошь досталась еще в коридоре. – Надо уметь проигрывать. Не повезло.
– Нет! Все это дурацкий розыгрыш! Император не мог так поступить! Я не заслужила! – Она залилась слезами. Рванулась к Кассии, схватив ее за грудки. – Ты, тощее носатое чучело! Как ты смеешь!
Я едва успела подумать, что стоит вмешаться, как графиня потянулась к магии. Треснула молния, блондинка отлетела, разразившись ругательствами, подобающими разве что кухарке.
Да, нас здесь слишком много. Может, мне все-таки выйти из отбора? Уехать из столицы, где жизнь слишком дорога, наняться… Никто не возьмет в дом гувернантку или компаньонку без рекомендаций, которых у меня нет. На деньги, заработанные репетиторством, не проживешь, да и порекомендовать меня, опять же, некому. Вылезая в окно собственной спальни, я не озаботилась прихватить рекомендательные письма от родителей тех, кого я натаскивала в течение учебного года. К тому же сейчас лето, никто не думает об учебе.
И год в университете отправится псу под хвост, уйду сейчас – вернуться не смогу, с этим строго. А еще мамины драгоценности… Вылечу из университета, нужно будет либо выкупить их немедленно, либо ростовщик продаст их.