Юная барышня без подруг? Девушка, которой не с кем посплетничать, не с кем поделиться секретами? Такая девушка посвятит себя семье без остатка, но звучало это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Наверняка Элмер просто не интересуется жизнью дочери. Хотя в этом его можно понять: мужчина, что он может обсуждать с ней? Новые фасоны платьев или модный в этом сезоне цвет румян? Коралловый, к слову.

– Ясно. – Граф отодвинул Элмера в сторону, вернулся в дом. Поклонился целительнице: – Госпожа Бекман, приношу свои извинения. Вышло недоразумение. Пойдемте, я отвезу вас домой и, разумеется, компенсирую беспокойство.

Всю дорогу они молчали. Целительница обладала редкой для женщины способностью придержать язык, когда не о чем говорить, а Генрих лихорадочно размышлял.

Неужели он обманулся и у Мелани в самом деле есть любовник? При мысли об этом в груди начинал ворочаться раскаленный уголь и хотелось убивать. Или там просто наивная полудетская влюбленность? Тогда это легко исправить, ни один юнец ему, Генриху, не ровня. А может, Элмер в чем-то прав и девушка просто растерялась? Сама испугалась своих чувств, возможной ответственности, захотела продлить беззаботное девичество?

Проклятье, почему он вынужден скрываться! Пустить бы по ее следу призрачных гончих, и никуда бы не спряталась. Но это переполошит всю столицу, а он и так чудом избежал разоблачения три года назад. Придется действовать подобно обычному человечишке.

Как бы то ни было, сидеть и ждать, пока она образумится и вернется домой, Генрих не собирался. 

Несколько часов граф метался по столице, нанося один визит за другим, и вот наконец оказался в кабинете Саймона Гримани, своего давнего приятеля. Саймон вырос и сделал карьеру на его глазах. Несмотря на разницу в возрасте, Генрих ценил его острый ум и умение говорить прямо. Одно время граф даже носился с мыслью заманить его в орден, но Саймон был слишком предан императорам. Что предыдущему, что новому. Так что Генрих предпочитал действовать по принципу «держи друзей близко, а врагов – еще ближе».

После пары минут светской беседы он наконец перешел к делу:

– Мне нужна твоя помощь, Саймон. Пропала барышня, в судьбе которой я принимаю живейшее участие.

При слове «барышня» лицо императорского дознавателя приобрело такое выражение, словно он случайно раскусил лимон, но не может ни выплюнуть, ни проглотить его или хотя бы выразить словами всю полноту своего недовольства.

– Понимаю, что отбор наверняка забирает у тебя немало сил… – бросил пробный шар Генрих.

– Не то слово. – Императорский дознаватель сунулся в шкаф. – Бренди?

– С удовольствием.

Саймон поднял бокал

– За то, чтобы все барышни на свете провалились в… куда подальше!

– Настолько все плохо? – рассмеялся Генрих.

– Полчаса назад я допрашивал девушку, которая, по ее словам, настолько беззаветно влюблена в императора, что готова отправить на тот свет всех возможных соперниц. И это не иносказание: она приправила крысиным ядом привезенное из дома вино и угостила соседок по комнате. Сама тоже выпила немного, чтобы отвести подозрения.

Как ни странно, Генрих ее понимал. Он тоже стер бы с лица земли любого, кто встанет между ним и Мелани. Порой бывает достаточно одного взгляда, чтобы стало ясно: вот она, та, единственная.

– Надеюсь, бедняжки остались живы?

– Одну спасти не удалось, со второй возятся целители. Виновница… между нами, я бы с ней возиться не стал. Но пришлось спасать ей жизнь для плахи, а потом допрашивать. Преднамеренное убийство – это не шуточки.

– Понимаю. – Граф покачал головой. – И все же я вынужден просить об одолжении. Та девушка, которую я прошу тебя найти, очень мне дорога. И, конечно же, я не останусь…

– Не обижай, – поморщился Саймон. – Что у тебя случилось? Что за девушка?

– Пропала. Вечером отец зашел к ней в комнату и обнаружил открытое окно и ни следа дочери.

Саймон откинулся на спинку стула.

– Любовник. Отцу повезет, если они удосужатся заехать в храм перед тем, как уединиться. Пусть вспоминает, кто из молодых людей крутился подле его дочери. Или приведи его ко мне, сам поговорю, едва ли он делился с тобой такими подробностями.

Генрих скрипнул зубами.

– Отец утверждает, что у его дочери нет ни друзей, ни кавалеров.

Саймон пожал плечами.

– Отцы, как и мужья, всегда узнают последними.

Он был прав, разрази его гром, но Генрих едва удержался, чтобы не шарахнуть кулаком по столу и не высказать приятелю…

А что, собственно, высказать? Если посмотреть правде в глаза – это самая вероятная причина. Что ж, если у Мелани в самом деле есть любовник, он скормит обоих изначальным тварям и плевать на последствия. Да, еще папашу, не сумевшему должным образом воспитать дочь.

– Саймон, я все же хотел бы ее найти.

Дознаватель ответил не сразу:

– Дел у меня по горло, но если для тебя это важно… В чем твой личный интерес? Это дочь кого-то из твоих друзей? Я его или ее знаю?

– Она моя невеста, – признался Генрих. Брови дознавателя взлетели на лоб, и он добавил: – Хотя о помолвке не объявили, Мелани очень мне дорога.

Саймон разом подобрался, точно взявшая след гончая.

– Мелани? Баронесса Асторга?

– Ты ее знаешь? Знаешь, где она?!

– Знаю. А ты знаешь, сколько ей лет?

– Достаточно, чтобы стать женой и матерью.

Дознаватель помолчал, сложил пальцы домиком, в нарушение всех приличий покачался на стуле. Пауза затягивалась, но Генрих умел ждать, и потому Саймон все же заговорил первым:

– Я всегда чтил тебя скорее как отца, чем как просто старшего друга. Но сейчас я скажу, возможно, очень неприятную вещь. Ты помнишь, сколько лет тебе самому?

– Помню, – процедил граф.

Очень, очень много лет. Да в конце концов, какое его дело! Генрих любит эту девушку, любит так, как не способен любить ни один мальчишка. И может дать ей то, что не смогут мальчишки, у которых ветер в голове. Искреннюю заботу. Спокойное тепло семейного очага. Жизнь без тревог и волнений. А она сможет приумножить его силу.

– Прости за грубость, но это мое дело. Жена господина Гайвази младше его на сорок лет. Или что дозволено художнику – не дозволено солдату?

– Жена господина Гайвази – проблемы господина Гайвази, речь о тебе. И о девушке, годящейся тебе во внучки.

– Это касается только меня, ее и ее отца.

– Когда она пропала и что этому предшествовало? – снова помедлив, спросил Саймон.

– Пять дней назад. Мы пришли к соглашению с ее отцом, и он обещал сообщить ей, что помолвка будет объявлена на следующий день.

– К чему такая спешка. Ты… был с ней?

– За кого ты меня принимаешь! – делано возмутился Генрих. – Ее отец решил, что нечего тянуть.

Слишком уж насели кредиторы. Удивительно, что Элмер сумел оплатить дочери учебу. Впрочем, Генрих и сам не хотел тянуть.

– И то, что она исчезла из дома, узнав о предстоящей помолвке, не навело тебя ни на какие мысли? – настаивал дознаватель.

– У юных барышень ветер в голове. Где она?!

Саймон снова откинулся на стуле. Лицо его стало и вовсе нечитаемым.

– Исключительно из уважения к тебе и нашей дружбе я оставлю этот разговор между нами. Послушай меня. Отступись. Император положил глаз на эту девушку.

Уголь в груди, что ворочался со времени разговора с бароном, превратился в пожар, выжигающий воздух в легких. Проклятье! Какая жалость, что до мальчишки не смогли вовремя дотянуться!

Генрих не сразу сумел вдохнуть. Не сразу подобрал слова.

– Она здесь?

Заинтересовался император или его дракон? Если второе – Мелани нужно немедленно вытаскивать из дворца.

– Да, она здесь. И как любая из участниц императорского отбора покинет дворец, только если не пройдет испытание или по собственной воле. Ни ты, ни ее отец не сможете забрать ее отсюда.

– А ты? Можешь мне помочь?

Голос Саймона, казалось, мог заморозить половину столицы: