Похоже, смерть все-таки до меня дотянулась. Я снова попыталась закричать и снова лишь открыла рот, беззвучно хватая воздух, будто рыба, выброшенная на берег. – Будь благоразумной.

Если быть благоразумной означает жить в страхе, то я не буду благоразумной.

– Нет, – выдавила я.

Внезапно все кончилось. Смертный ужас исчез. Закружилась голова, и накатила дурнотная слабость, я в изнеможении откинулась на спинку кресла, полуприкрыв глаза. На несколько мгновений стало все равно, что со мной будет, – пока граф не коснулся моей шеи, снимая амулет. Я вздрогнула от отвращения, страх снова свернулся ледышкой в груди: ведь граф по-прежнему стоял рядом, и я оставалась в полной его власти.

Он сжал в ладонях амулет, вобравший мою силу, и по лицу расплылось блаженство. Заблестели глаза, зарозовели щеки, и, кажется, даже морщины начали разглаживаться, граф словно помолодел лет на пять.

– Сколько же вам на самом деле? – вырвалось у меня.

– Какая разница? Годы – это всего лишь условность, если тело сильно и разум тверд.

Ну и женился бы на ровеснице, если условность, что ж ты ко мне-то прицепился?

Он отложил на стол амулет, стащил с моих рук браслеты. Присел к ногам, снимая накопители, погладил лодыжку, и я в который раз содрогнулась от гадливости. А ведь он заставит меня…

– Жаль, очень жаль, что ты вынуждаешь меня снова тебя наказать. – Он опять погладил мою ногу, снимая браслет, и я отчаянно пожалела, что не в силах пошевельнуться. Лягнула бы его от всей души, и плевать на благоразумие. – Я ведь так хотел быть добрым с тобой.

– Да уж, вы сама доброта, – выдохнула я.

– Я хотел вернуть тебе эту вещь сразу. – Он достал из кармана подарок, Робина. – Но, пожалуй, теперь я заберу силу и оттуда.

Он снова улыбнулся, и от этой улыбки у меня едва не остановилось сердце.

– Юные девушки, молодые женщины, их жизненная энергия – настоящий деликатес, изысканный и нежный. – Протянул он, пропуская цепочку браслета сквозь пальцы. – Мужчины грубее и примитивней. Все равно что сравнивать… – Он осекся. – Как долго ты носила эту вещь?

– Меньше дня, – призналась я.

– А до того? – Граф еще раз пропустил между пальцев цепь. – Впрочем, и так все ясно. Если этот пропойца Элмер не продал такую ценную вещь, значит, она и ему была дорога. Наверняка держал при себе. – Он поморщился. – Знал бы, начал бы с этого, а брать силу мужчины после юной девушки вроде тебя – все равно что глушить водку после изысканного вина.

Неужели этот браслет был дорог Робину и граф дотянулся до его силы? И что с ним сталось? Он же сражался с тварями! Хоть бы дракон ему помог…

– Жаль, подчинить через него получится разве что Элмера, а на него и магию растрачивать не стоит, знай подливай. Возьми. – Граф бросил браслет мне на колени, и я стиснула его в кулаке. – Я же не злодей, чтобы забирать у тебя последнюю память о матери. – Он помолчал, пристально на меня глядя. – И не насильник. Все произойдет только по твоему согласию.

И что ты сделаешь, чтобы получить мое согласие? Снова попытаешься опоить приворотным зельем? Или решишь действовать грубее и запрешь меня без еды и воды, а то и вовсе начнешь поучать кулаками? Пусть так, я буду тянуть время, сколько смогу, чего бы мне это ни стоило. Может быть, меня все-таки найдут. Если я хоть чуть-чуть успела узнать Робина, он не из тех, кто позволит девушке ускользнуть у него из-под носа. Вдруг еще не все потеряно…

– Так ты выйдешь за меня?

Я затрясла головой. Нет.

– Если тебе трудно решиться, я могу сготовить приворот. Выпьешь с чаем и даже не почувствуешь вкуса.

Заботливый какой!

– Я ничего не буду есть и пить в вашем доме. Я ничего не приму из ваших рук, и я ни за что не соглашусь стать вашей женой.

Граф улыбнулся.

– Согласишься.

Он склонился ко мне, и на мои виски легли ледяные пальцы. Я зажмурилась. Холодные сухие губы коснулись моих.

В этом поцелуе страсти было не больше, чем в искусственном дыхании, и все же я поймала себя на мысли, что хочу ответить. На самом деле вовсе не такой уж он старый, танцует до сих пор как молоденький… даже не запыхался в вальсе… Каком вальсе?! Вальс я танцевала с императором. С Робином… не просто так мне казалось, что император очень интересный мужчина, ведь я успела увлечься его другой ипостасью. А он мне врал! Ничего, граф тоже очень интересный мужчина, и благородные седины, как выразилась Делия, лишь придают ему импозантности…

Что я несу? Что со мной?! Меня же трясло, когда граф прикасался ко мне! Еще удивлялась, что Делия им очаровалась…

Делия! Бедняга Делия, попавшая под его власть! Жива ли она?

Это действительно было не романтичней, чем искусственное дыхание, только граф вливал в меня не воздух и не жизнь, а свою волю, свою власть. Мысли мои разделились: какую-то часть души уже потянуло к графу, точно к давнему возлюбленному, другая металась в панике, сознавая, что еще немного – и во мне не останется ни собственной воли, ни собственных чувств. Я потянулась к магии, но ни капли силы не осталось во мне, как не осталось ее и в браслете, подарке Робина.

Робин! Ведь я забуду и его, став покорной игрушкой графа!

Не будет этого!

И теми крохами сознания, что еще остались свободными, я заставила себя вспоминать. Литые мышцы под моими руками и стук сердца Робина, когда мы так странно познакомились в беседке. Тепло его ладоней. Широкоплечий силуэт на фоне неба. Мужская рука держит мою крепко и в то же время бережно. Краска на лице Робина. Смех. Сладость мороженого на губах и тепло его дыхания на моей коже. Цеплялась за эти воспоминания, отгораживаясь ими от реальности, выстраивая непроницаемый барьер между собой и графом.

Между своим разумом и жизнью. 

Робин, герцог Соммер, его величество император-дракон

Последние минуты боя он не помнил. Помнил, как тяжело дрогнула площадь, когда на нее приземлился дракон, помнил капли лазоревой крови на брусчатке, как он пытался встать с колена и не вышло. Потом – темнота.

Первое, что он увидел, очнувшись, – женский силуэт напротив окна. Мать порывисто шагнула к нему, потянулась обнять и отдернула руки, едва коснувшись.

Что, настолько все плохо? Робин обнял ее и обнаружил, что обвешан браслетами и ожерельями, точно женщина из той страны, куда он водил Мелани. Накопители. Схватка с тварями выпила его силы почти досуха – в горячке боя он не почувствовал этого. Как же хорошо, что успел приземлиться и обернуться до того, как лишился чувств, обессилев. Потерять сознание на земле среди своих – совсем не то, что в воздухе в разгар битвы.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила мать.

Хорошо, что она не привела сюда Мелани – император не хотел бы, чтобы девушка увидела его беспомощным и слабым.

– Так себе.

Паршиво он себя чувствовал. Болело все, словно его привязали к лошадиному хвосту и протащили по полю пару лиг. Раны дракона не передаются человеку напрямую, иначе он погиб бы, едва вернул свой облик. Но болят почти как настоящие.

Однако хуже всего была странная пустота внутри. Император не сразу понял, что она означает, а когда понял, едва не подлетел на кровати. Эрвин молчал. Назойливый, насмешливый и вечно поучающий дракон исчез.

Что с ним? Погиб? Император отчетливо помнил, как приземлился еще в драконьем обличье – приземлился, а не упал, хотя со стороны могло показаться другое. Значит, дракон пережил этот бой. Тогда где он? Что с ним?

«Эрвин?»

Тишина.

«Эрвин! Отзовись!»

«Я не слышу ее!» – надрывный вой ворвался в разум, и император закрыл уши ладонями, сгорбившись. Вой дракона давил на голову, словно могильная плита.

– Робин, что с тобой? Господин Лантерн!

Император заставил себя распрямить спину и поднять голову. Натянуто улыбнулся, жестом остановив бросившегося к нему целителя.

– Все хорошо, господа. Со мной все…

«Я не слышу ее! Где она?! Она не могла умереть! Кто недоглядел – убью! Убей! Убей всех, кто…»