— Потерпи немного.

Целительница зашла со спины, оттянув мои плечи назад, и начала обматывать их повязкой, перекрещивая ее на спине. Мне тут же стало не до парней и стыда — не заорать бы. Госпожа Агнес усадила меня на кушетку, прощупала ключицу, что-то поправляя — я вскрикнула, — коснулась магией. В плече засвербело, отчаянно захотелось почесаться, но суровый оклик меня остановил. Пришлось ждать, кусая губы, чтобы не разныться.

— Вот и все, — сказала наконец она. — Повязку я оставлю, просто чтобы ты не решила, будто тебе море по колено. И не советую больше так падать.

Как будто это от меня зависело! Но вслух я сказала:

— Спасибо. — И тут же спохватилась. — А мыться как?

— Как обычно. Она самоочищающаяся, — отмахнулась целительница. — Придешь через неделю, сниму. Если я отлучусь, попросишь Милену или Родерика.

Щеки снова обожгло. Госпожа Агнес покачала головой:

— У целителя пола нет. Или, думаешь, к корпусу боевых магов специально приставят женщину, чтобы беречь твою скромность?

— Я ничего не думаю, — буркнула я, продолжая сгорать от неловкости.

— Оно и видно, что не думаешь. — Она устроилась за столом и открыла чернильницу. — Подожди немного.

«Немного» затянулось, кажется, на часы. Целительница покрывала рунами один лист бумаги за другим. Со своего места я не могла разобрать, что она там пишет, а спросить боялась. Вдруг в подробностях излагает, почему я не могу учиться на боевом? Что ж, чем позже я об этом узнаю, тем лучше. Глупо, конечно, но мне хотелось оттянуть свой приговор.

— Вот. — Она поднялась из-за стола, и я встала вслед за ней. — Это отдашь декану, он передаст кому надо. Пока не снимем повязку, нельзя будет делать некоторые упражнения. Отжимания, подтягивания… впрочем, они знают, — перебила она сама себя.

— Значит, мне можно учиться? — выдохнула я, ощущая, как внутри распускается ледяной узел. Меня не отчислят!

По крайней мере сегодня.

— Противопоказаний не вижу, — пожала она плечами. — Травма неприятная, но обошлось без осложнений. Если не случится ничего непредвиденного, восстановишься полностью.

— Непредвиденного? Например?

— Например, снова упадешь.

А вот в этом я совсем не уверена. Хотелось бы, конечно, надеяться, что угловатый, получив отпор, оставит меня в покое, но вдруг он тоже из породы горбатых, которых могила исправит?

— Вот здесь протокол осмотра телесных повреждений. — Она протянула мне второй листок. — Я оставлю в твоей карточке копию, но лучше бы тебе не терять свой экземпляр.

— Зачем он мне? — не поняла я.

— На случай разбирательства. Как раз перед тобой у меня был молодой человек, который очень настойчиво просил зафиксировать нанесенные ему побои.

Я похолодела. Девушка из низшего сословия избила обладателя баронского титула. Двумя неделями в камере я не отделаюсь.

Целительница кивнула:

— Вижу, ты поняла. Я должна оставаться нейтральной, поэтому все, что могу сказать: не теряй.

— Вы и так много для меня сделали. Спасибо, — поклонилась я, прощаясь.

— Вещи свои не забудь.

Вещи? Ах, да, платок декана. Нужно ему вернуть. Впрочем, он же в любом случае сказал зайти после того, как обустроюсь на месте.

В коридоре никого не было, видимо, парни пошли сушиться. Лужа на полу исчезла: кто-то позаботился о чистоте. По коридорам корпуса сновали студенты, и никто не обращал на меня внимания. Значит — в главный корпус и к кастеляну.

А может, мне лучше не к кастеляну, а к воротам и бежать без оглядки?

Нет. Если чему я и успела научиться за свою недолгую жизнь — нет настолько плохой ситуации, которую не мог бы ухудшить необдуманный поступок. Когда станет ясно, что мне грозит, тогда и буду думать, как действовать, а пока не стоит беспокоиться о том, чего я не могу изменить.

Солнце уже опустилось за дома и деревья, но не торопилось укатываться за горизонт. Надо же, а мне казалось, что уже ночь. Когда же этот бесконечный день закончится?

От дерева неподалеку отделилась фигура, я подпрыгнула и тут же обмякла. Алек.

— Пойдем, провожу. — Он потянулся к моей сумке.

Я попятилась.

— Не надо. Правда, не надо.

Все, чего мне сейчас хотелось, — добраться наконец до комнаты, что мне выделили, и упасть на кровать. Да хоть на пол!

Хотя упасть не получится. Декан же велел зайти к нему, как заселюсь.

Алек смерил меня сочувственным взглядом.

— Ты еле на ногах держишься.

— Ничего, удержусь.

— Перестань, — мягко сказал он. — Помочь девушке нести тяжелую вещь — никого ни к чему не обязывает.

Я невесело усмехнулась.

— В самом деле, — так же мягко продолжал Алек. — В конце концов, я как староста просто обязан тебе помочь.

— Еще скажи, что ты всем первокурсникам носы вытираешь.

— Не поверишь — всем. Но парни уже давно в своих комнатах, обмывают поступление. Три девчонки теперь забота старосты бытовиков. А ты еще даже до кастеляна не добралась.

Он снял с плеча мою сумку. Я сморгнула невесть откуда взявшиеся слезы.

— Понятно, что ты привыкла полагаться только на себя, — продолжал Алек, кивком приглашая меня идти вперед.

Сейчас он вел себя вовсе не как днем: руки не тянул, сомнительных комплиментов не отпускал, — и у меня просто не было сил отмахиваться от него и дальше.

— Я такой же был, — продолжил он. — Да все мы такие же, кто из приютов сюда попал.

— Много нас? — полюбопытствовала я.

— Четверть, на каком-то курсе больше, на первом вот в этом году поменьше: еще трое, кроме тебя.

В списках студентов, поступивших на первый курс боевого факультета, числилось тридцать человек. Три девушки ушли. Двадцать семь четверо из низшего сословия. Немного, но и немало. И определенно лучше, чем быть одной.

— Но теперь ты не одна, — продолжал Алек, словно прочитав мои мысли. — Не буду врать, что мы тут одна большая семья. Норов у всех тот еще, иначе мы бы не оказались на боевом. Свары нередки. Но… — Алек покрутил рукой в воздухе, будто подбирая слова. — Они остаются между своими. — Он неожиданно широко улыбнулся. — В конце концов, если есть друзья, непременно найдутся и враги. И наоборот. Только призраки не отбрасывают тени и никому не наступают на хвост.

Я кивнула. На душе неожиданно потеплело. В самом деле, если уж меня угораздило обзавестись врагом, едва ступив на порог университета, может, и друзья найдутся?

— Ну вот. — Алек остановился у двери кастеляна.

Сейчас коридор был пуст, и я обрадовалась тому, что никого нет и ссориться не с кем.

— Иди, я тебя подожду.

— Алек… — Я замялась: не наживу ли себе сейчас еще одного врага своей прямотой. Но лучше объясниться сразу. — Не стоит. Давай начистоту: что бы там обо мне ни говорил декан, я поступила учиться не на содержанку, а на боевой. Учиться. Не искать покровителя. Не крутить шашни, как ты недавно выразился…

— Это удар в самое сердце! — воскликнул он, прижимая руки к груди. — Я останусь безутешен!

Прежде чем я успела что-то ответить, он улыбнулся.

— Не будь так серьезна. Это просто флирт. Просто… игра.

Просто… Интересно, для скольких женщин из тех, что потом оставили детей в приюте, все начиналось с подобной «просто» игры? Алек, хоть и тоже подкидыш, все-таки парень, для них все по-другому.

Или я сгущаю краски, наслушавшись рассказов девочек, что успели побывать на улице? Мужчинам только одно и надо, твердили они. Иначе откуда бы брались такие, как мы, никому не нужные дети?

Но ведь я не обязана поддерживать эту игру?

— Я не привыкла к такому, — призналась я. — И правда, не надо.

Он пожал плечами:

— Хорошо, давай начистоту. Нужно очень старательно уворачиваться от правды, чтобы говорить, будто, поступив на боевой, ты собираешься только учиться.

— И ты туда же! — вспыхнула я.

Он поднял ладони в примирительном жесте.

— Постой, дослушай. На первом курсе ты единственная девчонка. На втором — три, на третьем — пять, на последнем — две. При таком раскладе барышня должна быть страшнее изначальной твари, чтобы за ней не таскался хвост кавалеров.