— И она не догадалась, что можно сигануть в окно?

— Догадалась. Только после этого мы стали выходить из общежития по десять раз подряд. Она каждый раз бегала проверять окна на первом, а потом и втором этажах. Все были заперты, но барышни, которым не понравилось, что к ним в комнаты ломятся с утра, когда каждая минута на счету, возмутились и написали жалобы.

— Дерево? — хихикнула я.

— Дерево, — подтвердила Дейзи. — Но до него она не додумалась. Может, потому что самая нижняя ветка там на высоте в полтора роста.

Я неопределенно хмыкнула, пытаясь представить, можно ли одолеть такое. Не с моим ростом, наверное.

Видимо, мои мысли отразились на лице, потому Дейзи сказала:

— Раз пять полосу препятствий пройдешь — и не на такое вскарабкаешься. Удобное дерево. — Она подмигнула мне. — Парни порой пользуются.

Я покраснела.

— Так получается, Бенедикт и сам мог пробраться в общежитие?

— Этот? Вряд ли, кишка тонка. — Она покачала головой. — К тому же с дерева проще всего перебраться на крышу, а там нужно, чтобы кто-то открыл тебе замок чердака. Конечно, все знают, как расковырять его шпилькой…

Пожалуй, стоит освоить эту науку. Как-то прошла она мимо меня, вдруг пригодится. И неважно, что я не собираюсь водить парней к себе в комнату. При этой мысли я снова залилась краской. И даже одного парня не собираюсь.

— Но замок-то висит со стороны коридора, — продолжала Дейзи. — Да и зачем самому трудиться? Думаешь, так сложно заплатить кому-то из первокурсниц? С бытового, где учатся такие, как мы с тобой? Или даже барышне, все состояние которой — дворянский гонор?

Я снова мысленно поежилась от мысли, что возможно, зря обидела Корделию. Но, с другой стороны, если бы сплетни обо мне тоже распространял Бенедикт, цеплялись бы парни с международного. Вряд ли за два дня он успел обзавестись множеством знакомых на целительском. А если бы он просто распускал сплетни по всем приятелям — среди знати, как говорят, все знают всех, — то ко мне приставали бы не только около корпуса целителей, а везде. Ну, разве что кроме боевиков.

Но сейчас, пока мы с Дейзи неторопливо шагали по аллеям, никто нас не трогал. Возможно, конечно, что одна старшекурсница с боевого выглядела убедительней толпы первокурсников, тем более когда у нее на лице написано, что драки она не чурается. Однако проверить это было невозможно, и я заставила себя перестать гадать, кто на самом деле пытался испортить мне жизнь. И без того забот хватает.

В главном корпусе, как и пару дней назад, кипела жизнь. Так же толпились перед расписанием студенты, не столько изучая его, сколько общаясь. А еще в коридорах вдоль стен выстроились прилавки со всякой всячиной, и я не удержалась, прошлась от одного к другому, глазея.

Чего тут только не было! Конечно, бумага. Обычная, на разрозненных листах, которой пользовалась я, и с листами, сложенными вдвое и прошитыми по центру. Наверное, так удобнее — не рассыпается. Надо будет попробовать… Бумага серая и рыхлая, зато дешевая — правда, экономия, на мой взгляд, выходила сомнительная, такую будет рвать перо, и чернила она поглощает в немеряных количествах, так что буквы расплываются. Бумага дорогая: плотная и блестящая, которую так и хотелось погладить, но на стопке лежала грозная надпись «руками не трогать!». Я проглотила вертевшийся на языке вопрос: можно ли потрогать ногами или, скажем, носом, и прикупила кипу листов таких же, как у меня сейчас. От моих запасов после ночного бдения над докладом, будь он трижды неладен, почти ничего не осталось.

На соседнем прилавке — доски для письма на весу. Самые простые, как у меня, с пружиной, чтобы держать бумагу, и подставкой для чернильницы-непроливайки. Похитрее, где бумага держалась поперечной планкой с магнитами, а то и вовсе надежно прилипала всей поверхностью под действием заклинания, встроенного в артефакт.

Дальше шли чернила и чернильницы — тоже на любой вкус и достаток. Самые дорогие стояли на полочках, прикрепленных к стене за спиной торговца, и их, на мой взгляд, можно было спокойно ставить на каминные полки в качестве украшения. Но, наверное, раз они здесь, значит, и покупатели находились. Хотя чему я удивляюсь — это за меня платит корона, а так не каждая дворянская семья может позволить себя отправить отпрыска в университет. Многие из тех, кто здесь учился, на письменных принадлежностях не экономили.

На следующем прилавке лежали перья. Кстати, их тоже надо бы прикупить — за первый же день, точнее сутки, я умудрилась сточить почти полностью три штуки. Этак мне обычной связки в две дюжины хватит чуть больше чем на неделю.

Я думала, перья — они и есть перья, но на соседнем прилавке, кроме обычных, лежали металлические штуковины, больше напоминающие миниатюрный расплющенный наконечник копья. А рядом с ними — рукоятки, к которым их нужно было крепить. Самые разные, от простых, ошкуренных деревянных, до тех, что из слоновой кости и серебра.

— Удобная штука, — сказала Дейзи. — Держать проще, точить не надо. Советую купить, как деньги заведутся. В конечном счете выходит дешевле, чем на перья постоянно разоряться, и писать легче. Только ронять их не стоит, если погнутся, придется выбросить.

Может, и дешевле, но пока не узнаю, во что мне обойдется новое белье, лучше повременить с необдуманными тратами. Так что я ограничилась обычными перьями — гусиными, вываренными в щелоке и прокаленными в песке.

Когда я расплачивалась, взгляд упал на полочки, приделанные к стене за спиной торговца. «Перо-самописка» — гласила подпись под одной, а от цены у меня глаза полезли на лоб. В пять раз больше моих подъемных — а ведь они рассчитывались так, чтобы снять угол не в клоповнике на три месяца и что-то есть это же время. Предполагалось, что за эти три месяца выпускник приюта найдет себе хоть какую-то работу. На самом деле очень щедрые подъемные, близнецам вон вовсе дали с собой по краюхе хлеба и сумке со сменой белья, и дальше крутись, как хочешь. А Зен еще за меня заплатить предлагал…

— Она что, в самом деле сама пишет? — не удержалась я от любопытства. Спасибо и на том, что не брякнула, дескать, за такие деньги самописка должна еще и спинку чесать, и колыбельные на ночь петь.

— Ее не надо макать в чернила, — скучающим тоном пояснил торговец, видимо, уставший от одних и тех же вопросов. — Один раз заправила и пишешь весь день. Или даже дольше, смотря сколько писать.

Я кивнула, поблагодарив, полюбовалась футлярами для перьев и перочинными ножичками с рукоятками из слоновой кости с разнообразными узорами. Перешла к следующему прилавку — с книгами.

Учебники, виденные мной в библиотеке, и самые разнообразные справочные пособия с непроизносимыми названиями соседствовали здесь с житиями святых, приключенческими и любовными романами. Я охнула, увидев цены. Мазнула взглядом по следующему прилавку, с разными безделушками для девушек. Брошки и заколки, ленты и обручи для волос, кружева на платья… Нет, хватит. Нагляделась. Найду работу — вернусь сюда, а пока у меня все есть.

Работу придется искать в любом случае, и Дейзи, и Алек в один голос твердили, что на стипендию особо не разгуляешься — хватило бы лишь на письменные принадлежности. Они не были знатнюками и знали цену деньгам, так что их словам стоило верить. Вот только закончится моя отработка, и сразу займусь. Главное в новую переделку не влипнуть. Я вздохнула — да разве удастся мне ни во что не влипнуть?

Дейзи, кажется, поняла мой вздох по-своему.

— Я тут подумала о вещах, которые нельзя, но если очень хочется, то можно. Наверное, тебе стоит начать не с портнихи, а с кастеляна. По правилам полагается три комплекта обычного белья и два теплого на год обучения…

Я попыталась вспомнить, сколько комплектов белья я изнашивала за год, и не смогла. Просто отдаешь один в прачечную и достаешь другой из сундука, а когда снашивается совсем, говоришь воспитательнице, и та передает кастелянше…