Установить связь с бронедивизионом, так же как и с мотострелковым батальоном, не удалось – слишком маломощная была полковая радиостанция (5АК), чтобы пробиться через опять появившуюся завесу атмосферных помех. Пришлось плюнуть на все попытки радиста соединиться хоть с кем-нибудь из того списка, который я ему дал. Даже с бронепоездом не удалось связаться. Несолоно хлебавши мы вернулись на своеобразный митинг. А как ещё можно было назвать это мероприятие – уже даже строй красноармейцы не держали. Пришлось мне выйти вперёд, кивнуть новому оратору, чтобы тот заканчивал свою соловьиную трель, и рявкнуть:

– Смирно-о!..

Затем поздравить красноармейцев и командиров с победой, потом более душевным голосом произнести:

– Спасибо, ребята! Я горд, что я ваш командарм! Каждый, кто участвовал в этом беспримерном бою, награждается орденом Красного Знамени!

Повернувшись к стоявшим позади политрукам из артполков и Лисицыну, стоявшему с фибровым чемоданом в руке, я скомандовал:

– Товарищи, пойдёмте вручать ордена героям!

И первым шагнул к строю вставших по стойке смирно красноармейцев и командиров полка Ломакина. За мной Лисицын с набитым орденами чемоданом, а следом политработники из гаубичных артполков, которые специально были вызваны для проведения этого мероприятия. Двести лежащих в чемодане орденов Красного Знамени были отбиты у немцев в ходе рейда бронедивизиона Костина. Когда его бойцы потрошили штабную автоколонну 7-й танковой дивизии немцев, то в одном из грузовиков, перевозившего личные вещи офицеров штаба, наткнулись на большой тюк, набитый советскими наградами. Там были даже звёзды Героев и ордена Ленина. Было видно по подтёкам крови, что их сняли с павших советских солдат. Но в этом тюке были и совершенно новые, ни разу не врученные награды. А именно двести орденов Красного Знамени – они лежали в атласных коробочках с вложенными в них паспортами на эти награды. Мои ребята переложили коробочки с орденами в чемодан, а остальные награды я передал в особый отдел. После войны обязательно найдём родственников владельцев этих наград и вручим их хотя бы детям или матерям павших героев.

Лично я вручил орден только одному красноармейцу. Как только пожал ему руку после вручения награды, подъехала колонна грузовиков. Пришлось процесс награждения продолжать привлечённым политработникам, а я направился к автомобилям, прибывшим после переброски раненых в госпиталь. Может быть, это было и к лучшему, что процессом награждения занялись опытные люди, у них это получалось гораздо быстрее, чем у меня. Только я успел переговорить с подполковником Ломакиным и дать задание командиру автоколонны, как передо мной стоял уже строй орденоносцев. Дальше в дело вступил командир полка. Сначала он ещё раз поздравил своих подчиненных, затем кратко объяснил новые задачи полка, а потом зычно скомандовал:

– По машинам!

Я не стал наблюдать за начавшейся после этой команды суетой, а где-то даже и бардаком с громкими матерными выражениями. А направился с красноармейцем Лисицыным к своему персональному грузовику, в кузов которого начали загружаться политработники и медики из артполков РГК. Поляки направились к своему грузовику. Тронулись мы первыми. Остановились только когда доехали до двух больших куч с немецким вооружением, как раз напротив НП. С подножки «хеншеля» я оглядел картину сбора трофеев. Бойцы маршевой роты как муравьи сновали среди разбитой немецкой техники, а затем, нагруженные добычей, волокли её к этим своеобразным складам трофейного оружия. Долго смотреть на эту завораживающую картину я не стал, спрыгнув с подножки, направился к высотке, где располагались окопы НП.

За несколько метров от самого глубокого окопа НП, где располагалась радиостанция и находился во время операции мой командный пункт, я услышал громкий гогот. Не узнать фирменный смех Шерхана было невозможно. Только я подумал: «Как же так, ребята совсем расслабились, никто не контролирует, что творится вне окопа, даже Якут». Только я подумал о Кирюшкине, как сам сержант выглянул из соседнего окопа и доложил:

– Товарищ генерал, на объекте всё спокойно, присутствуют только радисты и спецгруппа. Ваше распоряжение выполнено, знамёна и штандарты обеих дивизий найдены и доставлены на НП.

– Хорошо, молодцы ребята! Удачно получилось, что фашистские знамёна не сгорели вместе с автомобилями, в которых их перевозили.

– Так эти машины ушли с линии огня гаубиц. Штабные машины обеих дивизий собрались в одном месте, наверное, там было совещание штабников. А когда начался обстрел гаубиц, ринулись прочь с дороги – хотели добраться до лесного массива, расположенного в километре от трассы. Но вчера в тех местах не зря поработали сапёры – заминировали съезды с шоссе очень плотно и качественно. Немецкие грузовики и броневики пёрли к лесу наудачу, ну и некоторые из них остались там навечно, напоровшись на противотанковые мины. А с оставшейся целой техники немчура разбежалась. Правда, многие из них остались валяться в поле, напоровшись на «лягушки». Всё же хороши эти немецкие мины – избежать попадания их картечи практически невозможно.

– Значит, не зря я вчера драл глотку, заставляя бойцов маршевых рот разгружать из последних сил эшелон с трофейными минами. Чёрт с ними с реками пота, это же не кровь, которую пролили бы те же самые ребята, если бы вчера не рвали жилы, разгружая эшелоны. Слушай, сержант, а много там брошенной немецкой техники стоит?

– Да полно! Особенно Шерхан был рад пяти здоровенным грузовикам с тентами на кузове. Так и крутился возле них, даже завёл один. Рязанцев особенно впечатлили передвижные спаренные лёгкие пушки. Салаги, не знают, что это зенитки, установленные на автомобильном шасси, называются «Флак-38» и калибр у них 20 мм. Ну, кроме этого добра, там стоят два больших автобуса и три бронетранспортёра, такие же, как и в бронедивизионе лейтенанта Костина. В автобусах мы и нашли знамёна. Два грузовика доверху набиты каким-то барахлом, три пусты, по-видимому, в них ехала охрана штаба. Эти фашисты настолько обосрались, что бросили в машинах четыре пулемёта. Один из них мы принесли сюда, сейчас его Тюрин чистит.

– Ага, слышу я, как он чистит! От этого зрелища Шерхан своим гоготом всех птиц распугал. Ладно, сержант, продолжайте охранять весёлую чистку оружия, вот и я пойду, посмотрю на это увлекательное занятие.

Конечно, я шутил, на самом деле Тюрин был весьма серьёзный человек и очень хорошо разбирался в оружии, и никаких ляпов он бы не смог в разборке оружия совершить.

Когда я появился в окопе НП, всякое веселье прекратилось. Шерхан, как самый старший по званию, вскочил со снарядного ящика, на котором перед этим сидел, и начал докладывать о выполнении задания. Но я его остановил, заявив:

– Достаточно, Наиль! Мне уже всё доложил Кирюшкин. Вы, ребята, молодцы и пока можете отдыхать. Только травить анекдоты идите в окоп Якута. Мне тут тишина нужна – предстоит срочно связаться с несколькими подразделениями.

Ребята понимающе переглянулись и один за другим покинули этот окоп НП, а радист тут же начал крутить ручку гетеродина своей радиостанции. Как бы говоря: рация в вашем распоряжении, приказывайте, мой генерал! Ну, я, естественно, и начал приказывать – во-первых, установить связь с бронедивизионом, если из-за радиопомех это будет невозможно, тогда пробовать соединиться с мощной радиостанцией бронепоезда.

Всё-таки корпусная радиостанция РАТ это не чета полковой 5АК, связь с капитаном Костиным удалось установить с первой попытки. Никаких проблем с занятием города Соколув-Подлески у группы капитана не возникло. Немцы каким-то образом узнали о разгроме своих двух дивизий, и при появлении наших броневиков, шедших боевым дозором, в их рядах началась паника, и фашисты, бросив даже зенитные орудия, покинули город. В настоящий момент, выставив боевые дозоры, бойцы занимались сбором трофеев. Правда, транспорта для их перевозки явно не хватало, немцы бросили в городе всего лишь четыре грузовых «опеля».