Ну да, знатнюкам ведь не надо зарабатывать себе на жизнь, за них работают те, кто живет на их землях. На университете свет клином не сошелся.

— Еще всегда — и на всех факультетах — есть те, кто не справляется с учебой или обнаруживает, что на самом деле хотел совсем не того.

Родерик снова замолчал, будто задумавшись, и я опять не стала его расспрашивать.

— Словом, нет ничего удивительного, что среди этих отсеявшихся кто-то просто собирает вещи и исчезает, никому ничего не сказав. Но почему-то каждый раз это случается в первый месяц учебы. Каждый раз пропавший — тот, кто учится по императорскому гранту или приехал из какой-нибудь дальней провинции. Словом, человек, которого никто не хватится. Или хватится, когда искать будет поздно.

— Но это выглядит логично. Если человек не успел ни с кем завести дружбу, то и прощаться ему не с кем. Как тот же Конрад. Вечером запил, утром проспался, огляделся и решил, что вовсе незачем вставать ни свет ни заря, чтобы скакать голым по улице…

Родерик расхохотался.

— Не голым. Полуодетым.

— Знаешь, для меня невелика была разница, — буркнула я, заливаясь краской.

— Ты так мило краснеешь. Ради этого стоит проснуться ни свет ни заря и раздеться.

Родерик склонился ко мне, отвел с моей щеки прядь волос, заправляя за ухо и шепнул:

— Может быть, даже совсем.

— Что ты несешь! — Я прижала ладони к горящим щекам.

— Дразню тебя. — Родерик широко улыбнулся, но, к радости моей, продолжать тему не стал. Снова посерьезнел. — Ты права, это выглядит логично — если человек ни с кем не сдружился, то и прощаться не будет. И искать его не станут. Он может даже вещи бросить, если всерьез загулял или решил, что они не стоят возни. Может быть, я ищу в темной комнате черную кошку, которой на самом деле и нет. Но я очень не хотел бы, чтобы ты оказалась среди тех, кто покинул университет, не попрощавшись.

— Да кому я нужна? — пожала я плечами.

— Мне, — неожиданно серьезно ответил он.

Я смутилась окончательно, потупилась, не зная, что ответить. Не может же быть, чтобы он всерьез.

— Я не смогу все время сопровождать тебя, — продолжал Родерик, будто не заметив моего замешательства. — Но очень прошу, постарайся не ходить одна.

— Постараюсь, — выдавила я, так и не решив, верить ли ему. Может, он меня разыгрывает. Или вешает на уши лапшу, чтобы казаться значительней. Нет, это вряд ли, цену себе Родерик явно знает.

— Вот и хорошо, — совсем другим тоном произнес он и добавил: — Ты точно собираешься в библиотеку? Обычно после первого занятия домашек нет.

— Точно. — Я вздохнула. — И вечером я не смогу с тобой встретиться.

— Рейт? — догадался он.

Я кивнула.

— Тридцать часов в столовой.

— Получается, у тебя не будет свободных вечеров до самого посвящения, — задумчиво произнес Родерик.

— Посвящения?

— В студенты, вечер для первого курса.

Правду говоря, сейчас меня совсем не заботил какой-то там вечер, тем более что нарядов у меня все равно не было. Куда больше меня беспокоила реакция Родерика. Что, если он, как и утром, обвинит меня в увертках? Решит, что я специально ввязалась в драку, чтобы увильнуть от свидания?

Родерик улыбнулся.

— Ничего страшного. Кофейни никуда не денутся, я тоже.

У меня камень с души свалился.

— Спасибо, — выдохнула я.

— Не знаю за что, но пожалуйста, — пожал плечами он и полюбопытствовал: — А библиотека? Этельмер или Бересфорд? Кому из них ты нечаянно наступила на хвост?

— Неужели Этельмер тоже заставляет писать доклады в качестве наказания?

От него я бы ожидала десяток кругов по полигону или какой-нибудь пробежки по полосе препятствий.

— Еще как, — рассмеялся Родерик. — Он считает, что боевик должен прежде всего уметь работать головой. Помнится, как-то мне пришлось писать доклад о связи между мужскими бородами, длиной женских юбок и стоимостью золота.

— Шутишь?

— Я тоже сперва был уверен, что он шутит. Но… — Родерик развел руками.

— Только не говори, что связь существует.

— Не поверишь.

— Ты меня разыгрываешь.

Он покачал головой.

— Одно не влияет на другое непосредственно, но связь я нашел. В смутные времена ассигнации и медь дешевеют, соответственно, золото дорожает. Мужчины закрывают лица бородами — хотя одним богам известно, почему так они — или мне следует сказать «мы»? — чувствуют себя сильнее и увереннее. А женщины удлиняют юбки. Возможно, чтобы не были видны поношенные туфельки и штопаные чулки, а может быть, вы тоже так чувствуете себя уверенней. — Он задумчиво добавил: — Или в большей безопасности, как будто скромный наряд помогает уберечься от внимания определенного рода. А в хорошие времена можно и показать ножки. Не поверишь, но два века назад юбки укорачивались до лодыжки. — Родерик ухмыльнулся. — Хотел бы я на это посмотреть. Впрочем, штаны на девушках с боевого — тоже запоминающееся зрелище.

— Тебе просто нравится меня дразнить, — жалобно произнесла я.

— Хочешь верь, хочешь нет. Хочешь, спроси у Этельмера — только не сетуй потом, если он и тебе задаст какую-нибудь заковыристую тему. Просто чтобы ты убедилась, что он на это способен.

— Нет уж, спасибо, мне и того, что есть, хватит, — пробурчала я.

— Ты справишься, — улыбнулся Родерик. — Бересфорд не так изобретателен.

Хотела бы я сама быть в этом уверенной.

Библиотека по-прежнему была почти пустой. То ли Родерик прав, и в первый день преподаватели не дают заданий, требующих усердной работы головы. То ли студенты решили отложить выполнение этих заданий на последний момент. Я с тоской покосилась в окно: распогодилось, и из парка доносились веселые голоса.

Может, спросить у Алека, кто из старших курсов пишет подобные вещи другим за плату. В конце концов, у меня есть подъемные. Это ведь просто невыносимо: сидеть над книгами, когда за окном такое солнце и золотые листья кружат на ветру. Продираться сквозь заумные фразы, вместо того чтобы гулять по городу, слушая бархатный голос и заглядывая в карие глаза.

Додумать я не успела — библиотекарша вручила мне стопку книг. Я дотащила ее до ближайшего стола, сбросила, сама вздрогнув от грохота. Вытащила письменные принадлежности. Непонятно зачем очинила перо — исписаться за сегодня оно явно не успело. Раскрыла наугад верхнюю книгу.

«В настоящей книге изложен круг вопросов, входящий в интересы одного из основоположников теории магии, и дается оценка его влияния на…»

Из-за моей спины на книгу упала тень, и знакомый голос произнес:

— Иногда мне кажется, что некоторые авторы специально пишут так, чтобы к концу предложения читатель уснул безо всякой магии.

Родерик улыбнулся мне и добавил:

— Подумал, что стоит совместить приятное с полезным, и метнулся за учебником. Ты не против?

Даже если бы я и была против, он уже плюхнулся на стул рядом и водрузил перед собой толстенный том. «Полное практическое руководство по строению и заболеваниям пищеварительной системы», — прочитала я.

— Ты же говорил, в первый день не задают.

— Не задают, — подтвердил он. — Но все равно рано или поздно придется освежить знания.

Родерик оглядел стопку книг передо мной.

— Ингрэм Соммер и его открытия? Длинный получится доклад.

— Влияние на развитие магической науки, — поправила его я.

Родерик снова посмотрел на книги, на лист бумаги передо мной, исчерченный разномастными завитушками вместо связного текста.

— Нори, извини за вопрос… Ты хоть раз писала доклады? Доклады, рефераты, любые работы, для которых нужно самой изучить источники и систематизировать полученные знания? Тебя этому учили?

Я невесело усмехнулась.

— Белошвейке, или горничной, или кухарке жизненно необходимо умение самостоятельно изучать источники и систематизировать полученную информацию.

— Поэтому я и спросил, — кивнул Родерик. — Предполагается, что к моменту поступления в университет человек должен это уметь. Поэтому преподаватели требуют доклады, не объясняя, как это делается.