Я развернула лист. Да. Одно предложение и размашистая подпись тем же почерком, каким было написано направление к целителям. Я мысленно поежилась. Похоже, у меня тоже редкий навык: влипать в неприятности по десять раз на дню.

Я потерла челюсть, хотя та уже не болела.

— Спасибо.

— Было бы за что, — усмехнулся Алек. — Беги, пока не опоздала.

Родерик хмыкнул, правда, я не поняла, по какому поводу. Расспрашивать не стала — некогда. Обернулась к нему.

— Спасибо, что проводил. И за лечение тоже.

Хотелось коснуться его руки, но под пристальным взглядом Алека это было невозможно, и потому я только улыбнулась, и ответная улыбка согрела меня.

— Род, задержись на пару минут, — сказал Алек Родерику.

Опять эти двое что-то решают за моей спиной. Но опаздывать было нельзя, поэтому я поспешила наверх, спиной чувствуя две пары глаз.

— Подождать не может? — поинтересовался Родерик. — Я тороплюсь.

— Без тебя не начнут, — ответил Алек, а потом их голоса перестали до меня доноситься.

Родерик

Алек взял быка за рога, едва их накрыл купол тишины:

— Может, перестанешь девчонке голову морочить?

— Может, перестанешь крутиться рядом с моей девушкой? — тоже не стал разводить политес Родерик.

— Нори — своя собственная девушка.

Да. Своя собственная и вправе сама решать, с кем ей быть и от кого принимать подарки. Вот только при одной мысли, что она может так же доверчиво прижиматься к кому-то другому, что эти серые глаза так же затуманятся после чьих-то чужих поцелуев, разум застилала кровавая пелена.

Он же всегда считал ревность уделом неуверенных в себе неудачников, так что с ним творится?

— Хорошо, втрескается она в тебя по уши, дальше что? Она-то не Дафна, своего ребенка в помойный ящик не выбросит, только никому от этого лучше не будет.

— За кого ты меня принимаешь? — возмутился Родерик.

— За парня, за которым все шесть лет в университете тянется шлейф разбитых девичьих сердец. Зачем тебе еще один трофей?

Не трофей. Никогда он не собирал такого рода трофеи. Но оправдываться Родерик не собирался.

— Мои отношения с барышнями — мое дело, Алек. Ни одна не скажет, будто я ее обесчестил.

— Конечно, не скажет, — нехорошо усмехнулся тот. — Кто станет собственным языком рыть себе могилу? Тем более что барышни с целительского знают, как исправить дело, если намечается свадьба, а барышни с других факультетов — к кому из них обратиться, чтобы никаких слухов не пошло.

— Еще слово в том же духе, и я ударю.

Нет, ему не был чужд зов плоти, но это не значило, что нужно тащить в постель каждую, кто ему симпатичен.

Каждую, кто бросит призывный взгляд или начнет осаду по всем правилам. Он давно научился видеть все эти уловки, превращавшие барышню в хищный цветок, поджидающий добычу. Порой они забавляли, порой раздражали, чаще оставляли равнодушным. Корделия была единственной студенткой, которой он позволил себе увлечься. Ошибкой, потому что он действительно ни одной не мог обещать свадьбы. Скорее всего, жениться ему придется, учитывая государственные интересы, и потому Родерик намеревался увиливать от брака так долго, как только возможно.

— Род, лицемером ты не был никогда. Мы оба мужчины, и оба знаем, что объятий и поцелуйчиков очень быстро становится мало. Слишком мало.

— Повторяю, мои отношения с барышнями — мое дело.

— Ты ведь на ней не женишься. Ты не из тех, кто женится, потому и Корделия тебя бросила.

Как будто сам Алек женился на всех, кого целовал. И все же укол достиг цели.

— Что ты несешь? — не выдержал Родерик. — Жениться? Я знаю ее два дня! Как и ты. Два дня — и кто ведает, что будет потом?

Он сам не знал, что будет потом. Знал только, что несколько минут назад отдал бы что угодно, лишь бы она не плакала.

— Я думал, это только барышни в первые пять минут после знакомства успевают придумать фасон свадебного платья и имена будущих детей, но ты…

Кулак Алека метнулся к его челюсти. Родерик отклонился, перехватил летящую руку, чуть сдвинулся, беря на болевой, и едва справился с желанием завершить движение, вывихнув локоть. Задержался на миг.

— Неудачная была шутка. — повинился он, выпуская руку Алека. — Я не хотел тебя оскорбить.

Алек крутанул предплечьем, точно проверяя, цел ли локоть. Но не унялся:

— И что потом? Когда ты наиграешься?

— Да, что потом? — вернул ему вопрос Родерик. — Когда ты узнаешь ее получше и поймешь, что увлекся не живой девушкой со всеми ее достоинствами и недостатками, а ее внешностью и собственными мечтами о ней?

— Можно подумать, ты много о ней знаешь.

В самом деле, что Родерик знает о Лианор? Два дня — небольшой срок, и все же… Имя, данное в приюте, и фамилия, которую она придумала себе сама. Подкидыш, с самого раннего детства знающий, что, кроме себя самой, надеяться не на кого.

Кассия — душевный практик приюта, значит, в жизни девочки был хотя бы один человек, способный собственным примером показать, что мир состоит не только из врагов. Но врагов или, наверное, лучше сказать мягче, неприятелей тоже хватало, иначе не ощетинивалась бы она колючками по поводу и без, все время ожидая подвоха.

Что еще? Оливия «очень ей помогла», а Оливия из тех, чью вежливость и внешнюю мягкость часто принимают за слабость и очень удивляются, когда обнаруживают за русыми локонами и милой улыбкой стальной характер. Она не стала бы предлагать помощь человеку, который ей не понравился.

Впрочем, что подумала Оливия — дело самой Оливии. Что он сам видел и понял? Живой ум и острый язык, за которым Нори не всегда успевает уследить. Умеет постоять за себя и, скорее всего, именно поэтому старается не нарываться, хотя не всегда получается. Держит глаза и уши открытыми, смотрит и видит, слушает и слышит, понимает и делает выводы. Не жалуется, даже когда вроде бы есть законный повод поныть, чтобы получить долю сочувствия. Впрочем, о помощи, кажется, тоже просить не умеет. Вечно фыркающий ежик. Котенок, мурчащий и ласковый… Родерик заставил свои мысли вернуться в нормальное русло.

— Достаточно, чтобы она стала мне дорога.

— Ты только что сказал, что не знаешь, что будет дальше.

— Не знаю, — согласился Родерик. — Что будет через месяц или даже завтра — ведомо только богам. Но я знаю, что никому не позволю встать между мной и Лианор. И упрекать меня в бесчестных намерениях тоже никому не позволю. Меня ждут.

Он отодвинул Алека и полетел по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.

Из-за дверей аудитории доносился гомон — первокурсники заскучали, ожидая преподавателя.

— Добрый день, господа, — сказал Родерик, закрывая за собой дверь.

Ошарашенные глаза Нори он увидел сразу. В следующий момент взгляд выхватил парня с синяками на лице. Сами собой сжались челюсти, захотелось приложить белобрысого об стол, а потом вытащить на середину комнаты и добавить, даром что Нори, судя по всему, сумела с ним поквитаться. Он прогнал эти мысли, заставил себя улыбнуться.

— Насколько я знаю, господин Этельмер уже рассказал вам о том, почему его дисциплина совершенно бесполезна для практикующего боевого мага. И если я хоть что-то понимаю в людях, никто из вас по-настоящему ему не поверил.

Лианор

Преподаватель задерживался, но я была рада этому. Вряд ли я смогла бы сейчас сосредоточиться на новых знаниях. Осмыслить бы только что произошедший разговор!

— Эй, Нори! — Я вздрогнула, когда меня толкнули в плечо.

Я обернулась. Зак.

— Ты чего будто в облаках витаешь? — упрекнул он и тут же добавил с сочувствием: — Болит?

— Нет, целители сказали «ничего страшного».

— Не верю я этим коновалам. У нас вон в приюте был такой. На все один ответ: притворяется от лени. И три средства на случай, если не притворяется. Голодание и касторка от живота и обливание ледяной водой от всего остального.