– В следующие же вечера – только его величество.

– Это значит, что мы каждый вечер теперь будем ужинать с императором? – подала голос незнакомая большеглазая девица с такой тонкой талией, что ее, казалось, можно было ухватить двумя пальцами.

– Да, те из вас, кто останется, – подтвердил распорядитель. – И с каждым вечером, по мере того как вас будет оставаться все меньше, общение с императором будет становиться все более близким.

Кто-то хихикнул.

– Надеюсь, он не потребует от нас ничего неподобающего, – шепнула Делия. – Я читала, что второй император, м-м-м… перепробовал всех претенденток и…

– Шутишь! – не выдержала я.

– Нет, так было в летописи, что я читала. Якобы истинную пару можно узнать только после телесного контакта, и тот император усердно искал свою истинную.

Учитывая количество претенденток, никакого усердия не хватит. Если, конечно, летописец не приврал или Делия не поняла превратно.

– Телесный контакт – понятие растяжимое.

По большому счету, то, как я с разгона впечаталась в полуголого герцога, можно счесть телесным контактом. Я залилась краской. Делия тоже зарделась.

– Я уверена, летописец имел в виду…

– А я уверена, что это сплетни, – перебила я. – Посуди сама, это ж какая должна быть… выносливость – этак пробовать. А время? Сколько бы это заняло времени?

Что сказали бы, узнав о подобных «пробах», родители девиц, я и вовсе не стала упоминать. Не все же такие, как мой отец.

– Так отбор и длился… – Она осеклась под строгим взглядом распорядителя.

– Что ж, начнем, дамы, – провозгласил тот.

На какое-то время воцарилась неразбериха. Сперва нас выгнали в длинный коридор, по очереди отводя то к одной, то к другой стене. Потом распорядитель, прохаживаясь вдоль выстроившихся девушек, менял нас местами. Снова ходил туда-сюда и снова переставлял. К тому моменту, как получившиеся две шеренги его удовлетворили, мне уже порядком надоело стоять столбом. Зря я оставила учебник в комнате. С другой стороны, куда бы я его девала, когда император все-таки появился бы?

– Через четверть часа его императорское величество будет здесь! – возгласил распорядитель.

Одна из девушек, обрадовавшись, отлепилась от стены.

– На место! – рявкнул граф Боул.

Девушка подпрыгнула.

– Но четверть часа… – пролепетала она.

– Вам, дамы, и часа не хватит, чтобы восстановить нарушенный порядок, – отрезал распорядитель. – Вернитесь на место.

Девушка слева от меня – та самая, что спрашивала, будем ли мы ужинать с императором каждый вечер, – тихонько застонала. Я посмотрела на ее фарфорово-бледное, без намека на румянец лицо, бисеринки пота на лбу.

– Вам нехорошо?

– Нет-нет, все в порядке. Просто ноги онемели. Слишком узкие туфли…

Да уж, дамские туфельки не предназначены для того, чтобы в них долго стояли или сидели. Я украдкой бросила взгляд на ноги соседки. Узкий носок, высокий каблук – пыточные колодки, а не обувь. Мои туфли, к счастью, были как следует разношены, даром что сбитые носки и растрескавшуюся кожу пришлось прятать под иллюзию.

Некоторое время мы простояли, переминаясь с ноги на ногу. Коридор наполнился гулом голосов, благо говорить нам не запрещали. Обе мои соседки, впрочем, не проявили особой разговорчивости, и я только обрадовалась этому, погрузившись в собственные мысли, из которых меня вырвал звук шагов и раскрывающаяся дверь.

– Идут! – прошептала девушка, что жаловалась на туфли. Выпрямилась. И начала заваливаться набок.

Это не было притворством. Мертвенная бледность лица, пот над губой и на лбу, ледяные пальцы, когда она схватила меня за руку, пытаясь устоять на ногах, – все говорило о том, что обморок настоящий.

Меж тем император уже шествовал по коридору, а следом за ним шли еще люди, сейчас в моих глазах слившиеся в сплошную человеческую массу. Время словно застыло. Вот медленно-медленно начали склоняться в реверансе девушки, к которым он приблизился, – самые рослые. И так же медленно оседала моя соседка.

Время на краткий миг вернуло нормальный ход, а потом понеслось как бешеный заяц. Отодвинулась, брезгливо скривившись, девушка, что оказалась по левую руку от моей соседки, склонилась, приветствуя императора, точно, кроме него, вокруг никого и не было.

Наверное, мне следовало бы поступить так же – чуть отодвинуться и не нарушать приличия. В конце концов, не я затянула свою соседку слева в такой узкий корсет, не позволяющий дышать. И на каблуки ее взгромоздила не я. Но, вместо того чтобы последовать этим, безусловно, разумным мыслям, я подхватила ее, прислоняя к стене. Удержать взрослую девушку в вертикальном положении я едва ли смогла бы, а так получилось превратить падение в плавное сползание на пол.

– Нюхательные соли у кого-нибудь есть? – спросила я.

Ответом мне была мертвая тишина. Даже, кажется, дышать все перестали. Я подняла глаза и сама едва не хлопнулась в обморок, обнаружив, что прямо надо мной возвышается император.

Он выглядел похоже и непохоже на портреты. Темно-каштановые волосы и карие глаза, прямой крупный нос, высокие скулы, казалось, сошли с портрета, как и широкие плечи. Но если на портретах лицо выражало суровую озабоченность державными делами, то сейчас оно было преисполнено властности и силы.

– Что здесь происходит? – спросил он.

Голос был низким, глуховатым и в то же время – смутно знакомым. Как будто совсем недавно я слышала похожий, а сейчас он был искажен иллюзией. И интонации. Где я слышала такие же интонации?

Да какая разница? Нашла время придумывать всякие глупости! Лучше бы побеспокоилась о том, как не попасть под горячую руку. Я подавила желание съежиться и пропищать «ничего».

– Обморок, ваше величество. Нужно расшнуровать корсет и… В смысле унести ее отсюда.

Будем надеяться, император привык, что к его ногам валятся восхищенные девы.

– Займитесь, – кивнул он кому-то.

Из людей за его спиной вышел гвардеец, оттеснил меня в сторону.

Я отодвинулась, пропуская его, и запоздало сообразила, что не только перегородила путь императору и его спутникам, но и забыла поприветствовать его как подобает. Отступила к стене, склонилась в реверансе и замерла.

– Встаньте, баронесса, – велел император.

Я последовала приказу. В животе что-то мелко дрожало. Кажется, я следующая кандидатка на вылет. Если прямо сейчас не выставят.

Император смерил взглядом меня, пустое место на месте обморочной и ее соседку по другую руку, пожирающую его величество верноподданическим взглядом. Снова обернулся к сопровождающим, протянул руку, в которую вложили небольшую шкатулку.

– Примите от меня небольшой подарок, – сказал он той девушке. Она просияла, присела в реверансе так низко, что в вырезе ее платья, кажется, можно было разглядеть пупок.

– Благодарю, ваше величество.

Ну, вот он и ответ, как мне следовало себя вести. Сделать вид, будто ничего не происходит, и приветствовать императора как подобает. До чего же обидно! Я не могу вернуться домой сейчас, граф тут же в меня вцепится!

Но с другой стороны – и поступить иначе я не могла. С размаха грохнуться об пол – это не шуточки, так можно и жизни лишиться. И если, чтобы остаться на отборе, нужно научиться заботиться лишь о себе, то, пожалуй, и хорошо, что меня выгонят. Вот только что я буду делать дальше? Куда бежать? 

Нет, пока рано об этом беспокоиться. Вот выставят – тогда и буду думать, что делать. А пока порадуюсь тому, что император спросил мое имя и, возможно, запомнил. После того как вылечу, я смогу испросить у него аудиенцию и молить о защите…

Нет, не выйдет. Даже если запомнил он меня не как невежду, не оказавшую ему должного почтения. Пока мне нет девятнадцати, отец должен будет сопровождать меня на аудиенции как законный представитель несовершеннолетней. Занятно: участвовать в отборе можно с восемнадцати. Видимо, когда складывался обычай, ориентировались не на совершеннолетие, а на допустимый брачный возраст. Выходить замуж дозволялось с семнадцати – с благословения родителей, разумеется… Значит, император мне не поможет. Никто мне не поможет.