Он взял мой бокал со стола и бесцеремонно сунул туда нос.

— А это что?

— Лимонад.

— Лимонад, ха! Да от него так винищем разит, что закусывать от одного запаха можно!

Я ошарашенно на него посмотрела. Точнее, попыталась посмотреть — но не смогла сосредоточить взгляд на плавающем лице.

— Погоди…

Мысли путались. Я тряхнула головой, пытаясь сосредоточиться, и едва не свалилась — Феликс подхватил меня в последнюю минуту. Бесцеремонно обнял за талию и поволок куда-то вглубь галереи.

— Погоди, — повторила я. Хотелось остановиться, чтобы нормально поговорить — почему-то это казалось очень важным, но сосредоточиться одновременно на равновесии и словах не получалось. — Да куда ты меня тащишь!

Феликс довольно грубо пихнул меня на банкетку. Рядом увлеченно целовалась какая-то парочка, совершенно не обращая на нас внимания, парень двинул ногой, опрокинув бокал, тот покатился, оставляя мокрый след. Я подскочила, чтобы его поймать, — не знаю, почему мне захотелось немедленно начать его ловить. Феликс не дал мне встать, жестко надавив на плечо. Я тут же начала оправдываться:

— Честное слово, один бокал… И еще лимонад мне сейчас показался…

— Говорю тебе, не надо из меня дурака делать!

— Да я ни разу в жизни не пила! И сегодня не собиралась, если бы не Бенедикт!

Неужели он меня отравил? Но вино проверили двое. Конечно, парень с целительского мог оказаться приятелем Бенедикта, но Оливия?

— Так, — сказал Феликс. — Сиди тут. И упаси тебя пресветлые боги вставать и пытаться спуститься по лестнице.

— Но я обещала танцы! — Я потрясла заполненной книжечкой. — Это неприлично, обещать и…

— Барышня, которая на ногах не стоит, вот что по-настоящему неприлично! Сказал, сиди здесь! Сейчас найду кого-нибудь из наших…

— Я обещала, а обещания…

Феликс выругался и толкнул меня обратно. Я упала на банкетку, не удержав равновесия, стукнулась затылком о стену. Зашипела, схватившись за голову.

— Ты чего дерешься!

— Это тебя шатает, как… — Он вздохнул, склонился, заглядывая мне в глаза. — Нори, очень тебя прошу — не заставляй меня вспоминать, что ты не только красивая девушка, но и боевик, и успокаивать тебя так, как я успокаивал бы перебравшего парня.

— А как? — полюбопытствовала я.

— По морде, если по-другому не понимает.

— У самого-то давно синяки сошли? — возмутилась я.

— Нет. Только поэтому я пока с тобой нянчусь. Пожалуйста, посиди тут, я найду кого-нибудь из наших, чье отсутствие никого не оскорбит и кто сможет проводить тебя в общежитие. И, умоляю, не подходи к лестнице — свернешь, к тварям, шею.

Мне нужно было, непременно нужно было ему сказать, что я не пила ничего, кроме того бокала и…

— Лимонад был горький.

— Я понял, — неожиданно терпеливо сказал он. — Посиди. Обещаешь, что одна с места не сдвинешься?

— Зануда. Обещаю.

Я прислонилась затылком к стене, закрыла глаза. Голова кружилась все сильнее, в ушах звенело, банкетка подо мной то подлетала вверх, то проваливалась вниз, или я сама то подлетала, то проваливалась. Хотелось спать и одновременно — вскочить и бежать танцевать. Я даже попыталась встать, потом вспомнила об обещании, данном Феликсу. Но ведь другим парням я обещала раньше, первое слово дороже второго!

Но ведь и Феликсу…

Я крутила эту дилемму так и этак, поражаясь собственному тугодумию, когда меня тронули за плечо.

— Нори.

— Ой, а почему вас четверо? — удивилась я, открыв глаза. Захихикала — почему-то расчетверившиеся парни показались очень смешными.

Близнецы переглянулись.

— Пойдем, горе ты луковое. — Зак или Зен, различить их я сейчас не могла, потянул меня с банкетки, подставил плечо.

— Один бокал, честное слово!

Парень развернулся вместе со мной, и перед глазами замельтешили кудряшки. Оливия или Дейзи — в полутьме не разобрать, русые или черные, а лицо плыло белым пятном.

Нет, Дейзи здесь нечего делать.

— Оливия, ну хоть ты-то мне веришь! Один бокал!

— Пойдем домой, Нори, — вздохнула она. — Сейчас уже все равно.

— Нет, не все равно, я не пьянчужка!

— Ты не пьянчужка, — послушно согласилась она.

— Вот! — Я воздела палец в потолок. — А мне никто не верит! Хоть ты мне поверила! — На глаза навернулись слезы, я шмыгнула носом.

— Эй, дома будешь сопли разводить, — сказал Зак. Или Зен? Они и так на одно лицо были, а сейчас и вовсе не разобрать, кто есть кто.

— Зак, а ты грубиян, — протянула я.

— Мы идем домой. Ничего не забыла? — ответил парень. Раз не стал меня поправлять, значит, я не ошиблась, обозвав его Заком. Вот только которого из двух? Я опять запуталась.

— Да разве она сейчас вспомнит что-то? — сказал второй. Или тот же?

— А вот и вспомню! Сумочка моя… то есть Оливии, на столе, надо ее забрать.

— Какая из них?

— Вот эта, — Оливия подала парням ридикюль. Подняла мой бокал, растерла каплю со дна между пальцами. — Ничего, кроме спирта. — задумчиво проговорила она.

— Это лимонад! — возмутилась я.

— Ага, лимонад. — Зен — или Зак — навесил мне на локоть сумочку, и вдвоем с братом они поволокли меня к лестнице.

— Странно, юбка твоя совсем под ногами не путается.

— А у меня нет юбки! — радостно засмеялась я.

Парни переглянулись.

— Иллюзия, — сказал голос Оливии откуда-то из-за спины. — Неважно. Пойдемте.

— А твои танцы? — Я попыталась развернуться и едва не завалилась.

— Завтра извинюсь.

Допустить, чтобы Оливии пришлось извиняться из-за меня, было никак нельзя, и я попыталась сесть прямо на пол, повторяя, что никуда не пойду, пока она не протанцует все, что обещала.

— Лианор, посмотри на меня. — Голос соседки зазвенел сталью. — Или ты сейчас же замолчишь и будешь делать то, что тебе говорят, или я наведу на тебя паралич, и парни просто уволокут тебя.

— На плече, как мешок с картошкой, чтобы точно не уронить, — добавил кто-то из близнецов. — Ты нас поняла?

Как бы странно я себя ни чувствовала, проигнорировать такую угрозу не смогла. Я не слишком хорошо успела узнать соседку, но слова у нее с делом не расходились.

— Эх ты, а еще подруга, — проворчала я и заткнулась.

Оркестр играл вальс. Вальс! А я, вместо того чтобы танцевать, тащусь под конвоем домой!

Потом меня обдало свежестью, еще через какое-то время стало холодно, и голова начала проясняться.

— Такая мелкая, а такая тяжелая, — проворчал один брат.

— Пьяные всегда тяжелые, — ответил второй.

— Говорю же вам, один бокал!

Близнецы втолкнули меня в общежитие, один что-то сказал вахтерше, слов я не разобрала за звоном в ушах. Потом кто-то волок меня наверх, отчаянно ругаясь, — Дейзи, наверное.

А потом стало темно.

Разбудила меня обвалившаяся крыша общежития.

Потом до меня дошло, что, если бы в самом деле случилась катастрофа, вокруг бы кричали, а криков я сейчас не слышала. И все же вначале мне показалось именно так. Крыша обвалилась, и кирпичи с грохотом валятся мне на голову.

— Кто? — спросил голос Оливии, и я поняла, что это не кирпичи, а кто-то тарабанит в дверь.

Правда, моей голове особой разницы не было, каждый стук обрушивался на нее, словно камень. Незнакомый голос из-за двери тоже отозвался болью:

— Уголовный сыск. Открывай, пока не вынесли дверь!

Что происходит?

Я попыталась сесть. Получилось так себе. Затекшее тело ныло, голова раскалывалась, во рту словно нагадила стая голубей, а желудок то и дело норовил подкатить к горлу.

— Подождите, я не одета. — Голос Оливии оставался совершенно спокойным, будто не было ничего странного в том, что в ее комнату с утра пораньше ломится стража. — Пока ждете, потрудитесь приготовить удостоверения. И постановления, предписывающие вам вламываться в комнату барышень ни свет ни заря.

Ага, значит, ей тоже все это не нравится. Боги, о чем я? При чем здесь нравится — не нравится?