Выслушав доклад поручика, я вынес благодарность за отличные действия его подразделения. Затем приказал выделить из состава мехгруппы три десантных отделения для охраны пленных и через двадцать минут выдвигаться в сторону станции. Как я и думал, поручик с энтузиазмом отнесся к этому приказу – адреналин еще гулял в его крови, и организм требовал продолжения боя. Он козырнул и чуть ли не бегом кинулся ко все еще прибывающим автомобилям мехгруппы. Пока он бегал, что-то приказывая своим подчиненным, я давал наставления по организации лагеря Первухину и ефрейтору Никонову. Команду пленных австрийцев, умеющих работать пилами и молотками, уже выстроили чуть в отдалении, и мои ефрейторы ждали только команды, чтобы приступить к исполнению задания великого князя. Высказав свои пожелания по организации места содержания пленных, я дал эту команду. Старшим назначил Первухина. Нечего ему в такой напряженный момент, когда не хватает деятельных людей, ходить за мной хвостом. Пусть лучше займется настоящим делом. Я чуть не рассмеялся над важным видом своего денщика, когда он, встав перед шеренгой пленных, знакомых с плотницким делом, начал им что-то внушать. Насладиться этой картиной мне помещал поручик Хватов, доложивший, что все готово и можно выступать. Посмотрев на свои часы-луковицу, я похвалил его за оперативность и выполнение моего распоряжения. Отпустив поручика, я направился к «Форду» – опять предстояла борьба за километраж с этой ужасной дорогой. Я шел и в общем-то не думал о предстоящем деле. Голова была забита какой-то чушью. Я думал, как в этом времени корректно сказать – километраж или верстаж. Эта мысль меня мучила и в кабине «Форда». Хотелось спросить об этом Максима, но, слава богу, вбитая в нутро осторожность победила идиотизм. А вскоре стало не до таких тупых мыслей, все внимание сосредоточилось на дороге.

На центральную дорогу пристанционного поселка мехгруппа въехала, можно сказать, в парадном строю – соблюдая интервалы между автомобилями и грозно ощетинившись стволами пулеметов, установленных в кузовах. По нынешним временам это было весьма солидное зрелище – длинная колонна громыхающих железом самодвижущихся повозок, распугивающая гусей и гавкающих собак, вползающая в маленький и тихий малоросский городок. Но тихим и ленивым он показался мне только в первые минуты нашего появления. А затем сквозь скрип рессор и долбежку двигателя я расслышал винтовочные выстрелы. Стреляли не очень часто. На бой стрельба не была похожа, скорее на проведение зачистки – когда винтовочным огнем старались окончательно деморализовать уже поверженного противника.

То, что боя нет, я убедился уже через несколько минут, когда мы, как и было запланировано, прибыли на площадь перед зданием железнодорожной станции. Площадь была огромная, такая, что здание станции казалось маленькой халупой на ее окраине. В общем-то, из-за размеров привокзальной площади она и была выбрана для сосредоточения всех подразделений группы Бегильдеева. А также для автомобилей мехгруппы, высвободившихся после ликвидации угрозы, могущей исходить из укрепрайона. Так вот, когда «Форд» въехал на эту площадь, она вся была забита пленными австрийскими солдатами. Их было в несколько раз больше, чем солдат в группе Бегильдеева. Такого я не ожидал. По данным разведки, гарнизон станции состоял из 2-й роты 31-го линейного пехотного полка, а также охраны складов. Как мне доложили, охраны было человек двести-триста. Всего получалось, что на станции было австрийских солдат, умеющих держать в руках винтовку, не более чем пятьсот человек. Основываясь на этих сведениях, и была сформирована группа Бегильдеева. В ней, если учитывать офицеров штаба дивизии, писарей и кашеваров, было всего 520 сабель и штыков. Хотя, конечно, по боевым качествам казаков охранной сотни можно было приравнять ко всем пятистам австрийским воякам, находящимся, по данным разведки, на станции.

Эти мысли пронеслись в голове, когда я увидел, какое количество пленных австрийцев было собрано на площади. Тысячи три, не меньше. Если бы я знал, то наверняка направил бы половину дивизии Бегильдеева на взятие этой станции. Мысль о собственной непредусмотрительности и о том, что я практически чуть не провалил всю операцию, преследовала меня до того момента, пока я не встретился с Бегильдеевым. Константин Сергеевич вышел из станционного здания, как только «Форд», описав полукруг по периметру площади, подъехал к местному вокзалу. Автомобили мехгруппы не следовали, как раньше, за «Фордом» – я запретил. Слишком мало места оставалось на площади, чтобы там, не соприкасаясь, разместились и пленные, и вся техника мехгруппы. Поэтому я дал команду поручику Хватову оставить автомобили на обочине улицы, по которой мехгруппа следовала к вокзалу.

Под воздействием навязчивой мысли об огромном количестве пленных я не дал князю даже рта раскрыть для доклада о ходе операции, а сразу, как только пожал руку генерал-лейтенанту, спросил:

– Князь, неужели на станции был такой большой гарнизон австрийцев? Судя по форме и нашивкам, на площади собраны пленные, служившие в Тирольском стрелковом полку, и пехота венгерского гонведа. У вас же в группе всего пятьсот активных бойцов – не понимаю, как такими незначительными силами можно нанести поражение, в общем-то, неплохим австрийским полкам?

– Государь, мы взяли этих субчиков еще тепленькими в эшелонах. По-видимому, австрийское командование перебрасывало на русский фронт два своих полка с итальянского театра военных действий. Не знаю куда именно, но эшелоны прибыли на станцию ночью, и мои казаки, когда проверяли запасные пути этого железнодорожного узла, наткнулись на четыре эшелона, набитые австрийскими вояками. Как рассказывал есаул, вышли на эти эшелоны по запаху – вагоны пропахли сивухой, как последний кабак Хитрова рынка. Наверное, австрийцы хорошо загрузились дешевым итальянским пойлом и всю дорогу его потребляли. Даже часовых около этих эшелонов не было. Вот мои станичники и устроили любителям бесплатной выпивки настоящую русскую побудку. Не дав опохмелиться, подгоняя нагайками, погнали доблестных австрийских солдат и офицеров проветриться на привокзальную площадь. Я по доброте душевной, так как австрийцы не сопротивлялись моим ребятам, приказал местному кабатчику выкатить на площадь бочку пива и отдал пленным весь оставшийся самогон.

– Хм, получается, что пленные австрийцы должны быть благодарны начальнику вашей разведки полковнику Кузякину за его план использовать самогон в нашей операции. Великолепная идея, и если она поможет захватить и Ковель, то Кузякину нужно памятник при жизни поставить. Но уже сейчас он «Георгия» точно заслужил. Операция «Самогон» спасла многие жизни наших солдат и офицеров. Готовьте представление на награждение полковника Кузякина.

– Так точно, государь – сделаем.

– Да, и еще, Константин Сергеевич, пленных держать на площади нельзя. Недалеко от штаба укрепрайона расположены пустые австрийские казармы. Я поручил своему денщику и отделению мехгруппы подготовить две казармы для содержания пленных, но теперь понимаю, что этого мало. Нужно использовать все казармы. Придется заняться организацией лагеря для военнопленных вам, князь. Думаю, много времени это не займет – окружите казармы колючей проволокой, поставите охрану, и лагерь для содержания военнопленных готов. Пищеблок там есть, да и склад необходимых продуктов тоже.

– Михаил Александрович, а как же мои полки, которые сейчас штурмуют Ковель? Не дело командиру дивизии находиться вдали от своих воюющих подразделений.

– Полно, Константин Сергеевич, ваша задача очень важна – вы со своей группой будете прикрывать с запада действия корпуса в Ковеле. Сил, конечно, маловато, но я очень, князь, на вас надеюсь. Взять в плен более трех тысяч австрийцев это нечто. При этом не каких-то там тыловиков, а настоящих солдат, которые не раз принимали участие в боевых действиях. Вы герой, князь, и это я говорю не ради красного словца. Только вам я могу доверить свою спину. Я вместе с мехгруппой отправляюсь в Ковель, а вы будете держать фронт на западе.