Мысль о проделанной работе полковником подстегнула размышление о собственном непрофессионализме. Вон, люди, не имея практически никаких ресурсов, за короткое время сделали работу, с которой мы с Кацем возились столько времени. Слава богу, что я хотя бы разглядел талант полковника Попова ликвидировать вспышки недовольства и агрессивного поведения подчинённых. Это надо же, служба полковника Попова сделала из Туземной дивизии не скопище диких абреков, а отличную кавалерийскую дивизию. В настоящее время о диких нравах её джигитов напоминает только ярость, которая охватывает всадников во время боя. Михаила в его бытность командиром Туземной дивизии коробила традиция отрезать головы офицерам поверженных врагов. Мне, насмотревшемуся в двадцать первом веке кровавых фильмов, на это было наплевать. Даже радовало то, что у Туземной кавалерийской дивизии была репутация дикой и необузданной. Противника начинал охватывать ужас, когда они узнавали, что на их участок фронта прибыла «дикая» дивизия. Из-за этой репутации, которая достигла и Петрограда, я и тащу с собой с фронта в столицу Ингушский полк. Может быть, зря, когда в дело вступил такой специалист, как Николай Павлович. Он-то сделает всё тихо, как говорится, без шума и пыли, а джигиты, эти неуёмные дети гор, зальют столицу кровью. В голове зазвучала мысль: эх, знать бы прикуп, жил бы в Сочи. Кто знает, как всё выйдет? Может быть, именно джигиты вытащат неумех-попаданцев из этой непонятной ситуации. В которой мне всё ещё неясно, как действовать. История сделала кульбит, и Россия пошла по не ведомому мне пути. Будучи великим князем, я худо-бедно, но всё-таки знал вектор исторического развития моей родины. А став императором, был в полной прострации от ощущения нереальности происходящего и незнания, что же теперь мне делать.

Поклевав себя за растерянность и признав, что первое лицо государства не имеет права на такие слабости, я нажал кнопку звонка, вызывая в этот бронированный кабинет Первухина. Вот у кого не было и капли растерянности, несмотря на то что его судьба полностью изменилась. Теперь он стал не Димка «сукин сын», а их благородие господин поручик. Поручиком-то он стал, но вид его мало изменился. Даже стал ещё нелепее. К тельняшке, громадным синим галифе и сапогам со скрипом добавились погоны поручика. Дима их просто пришил на чёрную кожаную лётную куртку. К ней же был пришпилен Георгиевский крест. Особую пикантность этому наряду порученца императора придавала болтающаяся громадная деревянная кобура маузера. Сам Дима очень трепетно относился к своему наряду. Считал, что как только он начал носить тельняшку, кожаную куртку и галифе, то жизнь простого деревенского парня пошла резко в гору. Я не возражал против изысков новоявленного модника, и на это было две причины. Одна – сугубо меркантильная: своим петушиным видом Первухин приковывал всё внимание окружающих людей, включая и террористов, а я в этот момент мог оградить себя от многих опасностей. Вторая причина была связана со всё ещё присутствующей во мне неуверенностью. Всё-таки я человек из другого времени, а вдруг в этом времени такие наряды в пределах допустимого? Вон, Хватов только улыбался, глядя на наряды Первухина. Да и у самого великого князя в его особняке в Петрограде в гардеробе висели такие наряды, что я, осматривая их, всё удивлялся, как может серьёзный человек надеть такой петушиный наряд. То ли дело полевая форма цвета хаки – пускай и неудобная для человека двадцать первого века, но зато выглядевшая солидно и как-то привычнее для меня.

Хмыкнув над Первухиным, который даже в хорошо протопленном вагоне оставался в кожаной куртке, я потребовал чаю с давешними пирожками. Я был уверен, что в Луцке Дима ими запасся – знал парень, чем порадовать своего босса. И действительно, через несколько минут дверь, как это бывает в обычных поездах, сдвинулась, и в мой теперешний кабинет вступила целая процессия из трёх усатых мужиков. Первым важно вышагивал Первухин, неся на вытянутых руках кастрюлю, замотанную полотенцем, затем шёл боец спецгруппы, теперь уже прапорщик Угрюмов с самоваром, а замыкал процессию пулемётчик спецгруппы, пару дней назад бывший ефрейтором, а теперь подпрапорщик – Лукин. Он нёс большой поднос, заставленный вазочками с вареньем и большой фарфоровой кружкой. Я в очередной раз хмыкнул и подумал: во как происходит чаепитие императора всея Руси. Даже подносы офицеры таскают. А со званием ниже унтер-офицера скоро будут доверять только задницу императору подтирать. Ладно, сам виноват, что позволяешь «рыжей бестии» так измываться над боевыми ребятами. Георгиевскими кавалерами, между прочим. Как Димыч получил поручика, так важный стал, всё норовит другими командовать. Но все эти мысли о зарвавшемся Первухине не помешали мне благосклонно кивнуть «рыжей бестии» и указать на малый стол, который нужно было освободить для предстоящего чаепития. Этот ритуал, скорее всего, был завершающим в этом путешествии из Луцка в Петроград. Как доложил Максим, часа через три мы должны были прибыть в столицу. Вот и требовалось привести мысли в порядок и поставить точку в сумбурных метаниях своего во всём сомневающегося рассудка. В конце концов, я победитель и место императора занял законно, по всем канонам престолонаследия.

Всё время, пока пил чай, вспоминал слова барона Штакельберга. Барон специально прибыл из Могилёва для встречи со мной. Он состоял при ставке и был главным церемониймейстером. Именно Рудольфу Александровичу Николаем Вторым было поручено провести процедуру законного восхождения на трон императора Михаила Второго. А там было всё непросто. Из почти трёхчасового разговора мне запомнились следующие слова барона:

– Следует отметить, что отречение царя как юридическая процедура не прописано в законах Российской империи. Тем не менее император самодержец, как источник власти в России, своим решением может изменить законы Российской империи или сделать из них исключение, в том числе и в вопросе сложения с себя полномочий, передачи власти или определения порядка престолонаследия. То, что один государь-император установил, другой может изменить. Император Петр Первый установил в 1722 году Закон о престолонаследии, отменивший установление великого князя Димитрия Донского о передаче престола старшему сыну, и определил, что наследника назначает правящий император.

А ещё Штакельберг меня озадачил, сказав:

– Передав престол брату, великому князю Михаилу, император Николай Второй сделал исключение из законов Российской империи, но не отменял их. В соответствии с этими законами, сын великого князя Михаила Георгий, рожденный вне брака, не может наследовать отцу, поэтому наследником по-прежнему должен оставаться цесаревич Алексей.

Водопадом слов и юридической казуистикой Рудольф Александрович совсем меня запутал, но я всё равно нашёл логическую неувязку и спросил церемониймейстера:

– Но как я прочитал в манифесте, Николай Второй отрёкся не только за себя, но и за цесаревича Алексея?

На что тут же последовал ответ:

– Ваше право, после того как вступите в права императора, выпустить свой манифест, где наследником провозгласите своего сына Георгия. То, что на момент его рождения вы ещё не были в браке, усложняет дело, но не более того. Всё-таки вы с графиней Брасовой венчались по православным канонам, и в конечном счёте семья Романовых признала этот брак и то, что Георгий ваш сын.

Ну что тут скажешь, без литра шустовского коньяка в этой казуистике не разберёшься. Вот я и не стал углубляться в вопросы престолонаследия. А стал выпытывать у барона, что же делать мне, чтобы соблюсти все правила восхождения на престол. И лекция по казуистическим коридорам престолонаследия продолжилась, барон заявил:

– Документ, свидетельствующий о сложении государем своих полномочий и передаче их наследнику престола, должен называться манифестом и обладать всеми необходимыми в этой ситуации реквизитами. По законам Российской империи, любой манифест императора вступает в силу только тогда, когда был оглашен и утвержден в Сенате и опубликован по поручению императора в правительственной газете. Только после публикации манифеста императора о передаче власти одновременно с публикацией манифеста нового государя о вступлении на престол, оба документа обретают силу.