Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Глава 13

Легитимность не изменила моего состояния – как был оловянный солдатик с холодным сердцем и равнодушием к окружающей обстановке, так и оставался. Не трогали меня ни восторженное поведение толпы, ни выправка гвардейцев, ни звуки артиллерийских залпов. А ведь именно в мою честь раздавались эти залпы. Только один раз в моей душе прорезался какой-то живой росток. Это когда я вышел из собора, подошёл к толпе, сдерживаемой гвардейцами, и стал бросать в неё подсунутые бароном Штакельбергом серебряные полтинники. Народ тогда смял гвардейцев и начал собирать эти деньги, а ко мне подбежала какая-то экзальтированная дама, бросилась на шею и буквально присосалась к моим губам. Максим и Силин еле смогли её от меня оторвать. Вот этот жаркий поцелуй и начал разрушать плод моего аутотренинга. Конечно, не сразу ко мне возвратились ощущения живого человека. Но когда мы вернулись в Зимний дворец на торжественный приём в честь коронации и наконец, от меня отстал барон Штакельберг, я начал оттаивать ещё быстрее. Уже появился вкус к жизни. Я начал совершать осмысленные действия и даже начал изредка шутить. А вершиной этой осмысленной деятельности явились две мои речи. Одна перед дипломатами, которые были приглашены на торжественный приём в Зимнем дворце, а вторая – перед наиболее важными представителями общественности, включая самых ярких депутатов Думы и редакторов крупнейших столичных газет. Перед иностранными дипломатами я подчеркнул преемственность власти и то, что война будет вестись Россией до победного конца. Впрочем, от нового императора, бывшего до этого генерал-лейтенантом, командиром корпуса, который блестяще провёл операцию по захвату важнейшего стратегического пункта – города Ковель, таких слов дипломаты ожидали. Но мой брат Николай Второй, с которым мы успели пообщаться ещё перед поездкой в Исаакиевский собор, посоветовал это заявить перед послами союзных государств. Оловянный солдатик, которым я тогда был, воспринял этот совет как руководство к действию. И при первой возможности выполнил это пожелание. Ведь ещё ночью я себе внушил, что если такие люди, как Кац, барон Штакельберг или Николай Второй во время церемонии скажут, что что-то требуется сделать, то этот совет на пользу дела и его требуется выполнить. Именно эти трое были кровно заинтересованы, чтобы церемония прошла гладко, без всяких срывов и проблем. Будучи даже в неадекватном состоянии, советы других людей я бы игнорировал. Совет выступить перед представителями общественного бомонда дал мне Кац. Он почувствовал, что я прихожу в норму и наступила очень удобная ситуация, чтобы Михаил Второй объявил свой первый указ монарха. И, конечно, он касался отмены сухого закона. Мы с Кацем долго над ним думали и готовили текст, так что я заучил его наизусть. Наверное, поэтому смог произнести довольно заковыристый текст перед большим скоплением народа. Как только я его озвучил, Кац махнул кому-то рукой, и в зал начали вносить подносы, заставленные бокалами с шампанским. К этому событию мой друг подготовился качественно, ведь кроме закупки спиртных напитков он организовал пропаганду шёпотом за отмену этого закона. И то, что царь своим первым указом должен дать право народу самому решать – пить или вести здоровый образ жизни. Мы с Кацем, были, конечно, за здоровый образ жизни, но из истории знали, что искусственным образом, через законы, заставить народ прекратить пить алкоголь невозможно. Эксцессы будут гарантированы – в России это крайнее озлобление народа, во многом благодаря которому большевики смогли прорваться к власти, и как умные люди отменили к чёртовой бабушке этот сухой закон, а в США это бутлегерство и усиление мафии, и в конце концов этот весьма легкомысленный закон был тоже отменён.

После обнародования первого указа Михаила Второго, Кац начал уламывать меня покинуть это сборище имперской элиты. Эффект от самовнушения и загона собственного я в глубину психики начал проходить, и личность Михася стала выползать наружу. И надо сказать, не лучшие мои черты. И в первую очередь начали играть гормоны. После отъезда из Петрограда на фронт у меня так и не было женщины. События так закрутились, что даже думать об этом было некогда, а тем более искать какую-нибудь пассию. Наверное, сейчас, когда психика и самоконтроль были ослаблены, гормоны стали диктовать стиль поведения. Я стал приглядываться к симпатичным женщинам и даже попытался начать фривольный разговор с одной из них. Но цербер Кац был настороже, тут же влез в разговор и всё мне испортил. А дама была весьма недурна и вроде бы игриво настроена. И как мне показалась, была бы не против оказаться в одной постели с новым императором. Как и присутствующие на приёме дамы, она была замужем, но её супруг (какой-то генерал) тут же исчез, как только я начал любезничать с этой «феминой». Муж-то растворился, а вместо него нарисовался Кац, который своим поведением нарушил мой элегантный план. И после этого пристал ко мне как банный лист со своими разговорами о долге.

Чтобы как-то обелить себя и объяснить свое, в общем-то, легкомысленное поведение, я с дури пожаловался своему другу на разболевшийся зуб, заявив:

– Что ты хочешь, Кац, – тут зуб разболелся, и я пытался беседой с симпатичной женщиной сбить боль. Сам же понимаешь, не имею я права на таком приёме ходить с перекошенной физиономией. Обязан всем улыбаться, хотя, если прямо сказать, готов разорвать половину присутствующих. Лучше уж прослыть ловеласом, чем злобным психопатом.

Зря я заикнулся о разболевшемся зубе. Кац был верен себе и тут же начал поучать меня, как нужно побороть зубную боль, не пытаясь заигрывать с присутствующими дамами. Которые разнесут сплетни о новом царе по всему Петрограду. Сначала Кац внимательно посмотрел на мою физиономию, а затем сказал:

– Лицо не распухло, а значит, действуем по моему методу. Сейчас идём в соседнее помещение – вон, видишь, дверь, из которой выходят официанты с подносами. Там есть лёд. Вот ты возьмёшь и разотрёшь кубик льда на тыльной стороне ладони в перепонке между большим и указательным пальцем. Зубная боль уменьшится наполовину: стимуляция нервов на этом участке руки блокирует болевые сигналы мозга.

Кац, конечно, был большим специалистом по мозгу и знал многие секреты его функционирования, но меня что-то не прельщала перспектива втирать лёд в свои пальцы. В этом зале дворца и так было не очень тепло, а тут лёд. К тому же никакие зубы у меня не болели, и я предложил другую альтернативу:

– К чёрту твой лед, уже пора идти в Николаевский зал, где будет банкет. Сухой закон отменен, и бокалы уже наверняка стоят на столах. На мой мозг коньяк действует лучше, чем твой лёд. Кстати, ты как главный финансист этого банкета должен знать, каким коньяком будут лечить больной зуб Михаила Второго.

– Каким, каким – самым лучшим из Бадаевских подвалов. Мы с тобой такой даже и не пробовали. Как мне доложил Бунин – ответственный за этот сабантуй, с Бадаевских складов привезли дюжину бутылок сорокалетнего «Мартеля» для самых почётных гостей. Вот и будем лечить твой зуб этим коньяком.

Кац на секунду примолк, обдумывая какую-то мысль, а потом выдал своё очередное откровение, связанное с человеческим организмом:

– Михась, на всякий случай будь осторожней с этим пойлом. Чёрт знает, что можно ожидать от этого коньяка. Всё-таки сорок лет – это не шуточки, и мы таких выдержанных напитков не пробовали. Конечно, за такой срок сивушные масла должны исчезнуть, но кто его знает, что за это время могло в этом «Мартеле» появиться. Так что если так получится, что ты перепил до головокружения, то положи руку на что-нибудь устойчивое. Часть внутреннего уха, которая отвечает за равновесие – купула, – плавает в жидкости, которая имеет ту же плотность, что и кровь. Алкоголь разбавляет кровь в купуле, она становится менее плотной и поднимается, «одурачивая» мозг. Тактильные ощущения руки дают ему другое впечатление, и мир встаёт на своё место. Причём ощущения именно от руки: впечатления от того, что ногами ты стоишь на твёрдой поверхности, недостаточно.

1503
{"b":"898494","o":1}