– А ты видела? – не удержалась от любопытства я, отчаянно стыдясь его.

Удивительно, но щеки Оливии порозовели.

– Труп в анатомичке сложно назвать мужчиной. Видела. Если очень любопытно, можешь посмотреть в моем атласе. Что же касается Родерика, он мой друг с детства, и поэтому я рада, что вы оба предпочитаете молчать о личном.

– Я рада, что вы оба не из тех, кто посвящает друзей в свои любовные истории. – закончила Оливия.

– Чтобы не выбирать, если что? – поняла я.

– Чтобы не вмешаться. Чтобы не сболтнуть лишнего: друзья и возлюбленные доверяют друг другу разные вещи. И чтобы не выбирать, да. Когда я поняла, что Родерик – тот парень, который задарил тебя артефактами, я разозлилась на него, потому что все это виделось очень неприглядно, прости.

– Ничего, я понимаю. – На самом деле я чувствовала себя ужасно неловко, говоря о Родерике. Как будто действительно вмешивала в наши отношения третьего, пусть не участника, но зрителя. Зря я проболталась о нем. Надо почаще напоминать себе принцип вдовствующей императрицы. Никогда не жалуйся. Никогда не оправдывайся. И не болтай лишнего.

– А потом я увидела, что с ним творилось, когда он узнал о твоем аресте. Не знаю, что будет потом, но сейчас ты ему очень дорога. И это все, о чем я могу тебе сказать.

– Спасибо, – выдохнула я. Он в самом деле волновался за меня! – Это уже очень много. И спасибо, что не обижаешься на мое молчание.

– Не за что, – улыбнулась она. – Но мы говорили о Корделии. Скандал уже…

Оливия ойкнула, осекшись на полуслове. Я проследила за ее взглядом, и сама подпрыгнула, увидев за окном лицо – это на третьем-то этаже! Впору поверить в призраков – на мой взгляд, на стене совершенно не за что было зацепиться, а дерево, что мне показывала Дейзи, росло ярдах в десяти от нашего окна.

В следующий миг я узнала Зака. Рванулась к окну, выскочив за купол тишины – и услышала негромкий, но равномерный стук в дверь. Распахнула створки, подхватив парня за шиворот. Оливия убрала тишину.

– Так я и думал, что вы секретничаете и ничего не слышите, – пробурчал он. – Открывайте, пока наши там не спалились.

Соседка распахнула дверь. За ней оказались Дейзи и Селия, а за их плечами маячили еще две высоченные и совершенно мне незнакомые девицы. Я ошарашенно уставилась на них. Мигнула магия. Догадавшись, я заглянула под иллюзию и согнулась от хохота.

– Нори, все в порядке? – забеспокоилась Оливия, обернулась к двери и тоже рассмеялась – иллюзия слетела, явив Зена и Алека.

– Хорош ржать! – прошипел Зак, торопливо затаскивая парней в нашу комнату, закрыл дверь. – Вот теперь можете снова тишину накладывать.

– У меня лучше есть. – Алек вытащил из кармана голубоватый дымчатый кристалл. – В начале года Род уступил как староста старосте. Всю комнату накроет, можно хоть танцы устраивать, никто не прибежит.

– А где он сам? – поинтересовалась я.

Родерик

Он оставил Нори на попечение Оливии, вышел за ворота. В это время рядом с университетским кварталом извозчика было не поймать: все они давно уже выучили, что сегодня выходной. До обеда был смысл караулить тех, кто направлялся в город, но сейчас, когда ворота скоро закроются, все, кто хотел уехать из университетского квартала, уже уехали. Где-то через час можно будет поймать тех, кто привез студентов, не имевших жилья в городе и спешащих в общежитие. Но пока проще пройти пешком пару кварталов туда, где вечерами кипела жизнь, и экипажи то и дело подвозили людей к кофейням – не просто же так аптекарскую улицу давно переименовали в кофейную.

Пока он шел по улице, возникла еще одна мысль. Родерик глянул на часы и прибавил шагу. Через четверть часа он дернул колокольчик у двери с надписью «Агентство Эджертона». Секретарь, пряча досаду – до закрытия оставались считанные минуты – провел его в кабинет, где навстречу поднялся хорошо одетый молодой человек и воскликнул:

– Род? Какими судьбами!

– Привет, Дар. Хочу разузнать кое-что, – сказал Родерик, опускаясь в кресло и принимая у секретаря чашку с чаем.

С Даррелом Эджертоном они заканчивали боевой в один год. Родерик вернулся учиться, теперь уже на целителя, а Дар решил применить на практике кое-какие специфические знания и процветал, разыскивая компромат на неверных жен – или мужей, смотря кто закажет. А также в рамках закона отыскивая пропавших и занимаясь прочими щекотливыми делами.

– Самому лень бегать? – хохотнул Дар.

– Зачем ноги сбивать, когда можно заплатить? – в тон ему ответил Родерик. – Тем более, что ты в таких делах всегда был лучше.

Сыщик стал серьезным.

– Род, я ведь раскопал, кто ты на самом деле. Почему ты пришел ко мне и готов платить, когда наверняка есть те, кто подхватится по щелчку пальцев и принесет тебе все что надо на блюдечке с золотой каемочкой?

Родерик улыбнулся.

– Потому что это личное дело и оно не касается тех, кому еще принесут эти сведения.

Даррен всегда был умным парнем, и секретарь его тоже наверняка умеет молчать, не то что у декана международников. Но кое о чем не стоит говорить вслух.

– Рассказывай.

– Мне нужно узнать, не покупала ли одна барышня крысиный яд в течение последних десяти дней. Скорее всего, в лавке где-то недалеко от университета, но, возможно, и в городе.

– Описывай.

– Я нарисую.

Как и всех детей знати, Родерика учили рисовать, музицировать и слагать стихи. В кои-то веки хоть одно из умений пригодилось.

Дар протянул ему лист плотной бумаги и карандаш.

– Барышня, не девушка? – уточнил Дар.

– Барышня. – Кивнул Родерик, не отрываясь от рисунка.

– Тогда она могла послать кого-нибудь.

– Вряд ли. Ей не нужны были свидетели. И если найдешь лавку, запиши все, что скажет лавочник, и пусть подпишет.

– Ты и сам прекрасно знаешь, что он скажет – барышня покупала мышьяк исключительно в косметических целях. Потому что на настоящие зелья, с магией, у нее не хватило денег.

Среди состоятельных горожан и даже, как ни странно, знати, бытовало мнение, что умывание раствором мышьяка делает кожу белее. И сколько целители ни твердили, что отбеливать-то отбеливает, только результат может быть в прямом смысле убийственным, предрассудки сохранялись.

– Наверняка именно так она и скажет, – кивнул Родерик.

Он вернул портрет, не слишком тщательно выполненный, но Корделия узнавалась легко, добавил:

– Волосы рыжие, глаза серые с зеленоватым отливом. Веснушки выводит, но они заметны. Барышня эта – одна из лучших студенток целительского, и уж собрать мазь для белизны кожи она может и без мышьяка.

– Понял, – кивнул Даррел. – Что-то еще я должен знать?

Родерик коротко изложил ему суть дела.

– Понял, – повторил Дар. – Если она сама покупала яд, то найду. Но если все же посылала кого-то… – Он развел руками.

– Когда мне зайти?

– Завтра до вечера я пришлю тебе отчет. Все так же, мужское общежитие университета?

– Да, пусть передадут старосте целителей.

– Высоко взлетел, – расхохотался Даррел. – Счет будет в письме.

Выйдя из агентства, Родерик велел извозчику ехать к дворцовой площади.

На месте расплатился, вышел из экипажа. Обошел сад и нырнул в калитку, тщательно скрытую от несведущих людей иллюзией и охранными заклинаниями.

«Твой отец говорит: поднимайся на крышу. Полетаем».

Полетаем! От волнения сердце забилось чаще.

«Передай, что я сначала повидаю маму и тут же поднимусь».

«Ирма говорит, она тоже на крыше».

Родерик сбился с шага. Во время оборота одежда разлеталась в клочья – слишком разными были тела человека и дракона. Предстать перед матерью в том виде, в котором он появился на свет…

«Ирма говорит, что она просто будет рада встретить тебя. Полетаете без нее,» – хихикнул Сайфер.

«До чего ж ты ехидный!» – не удержался Родерик, отвечая не на слова, но на интонацию.