— Что ж, спасибо за все, ваше сиятельство. — Против моей воли в голос все же просочился яд. — Разрешите идти?
— Я же сказал, брось этих «сиятельств». — Он выпустил меня, но вместо того, чтобы отступить, оперся о стену над моим плечом, преграждая путь. — Я Родерик, если ты с первого раза не запомнила. И с чего ты вообще взяла, что у меня есть титул?
Слишком близко он был, так близко, что запах горьких трав словно заполнил весь мир, а воздух между нами сгустился, мешая дышать. Я заставила себя вежливо улыбнуться, чтобы он не заметил мое замешательство.
— Очень уж громкими именами бросаетесь, ваше сиятельство. Даже нетитулованным дворянам до таких знакомств как до горных вершин, а уж торговому сословию, не говоря о прочих…
С торговцами высокородные типы дела, конечно, вели, но носы задирали и уж точно личных разговоров не разговаривали. Так что неоткуда ему знать, какую там родню привечает император и что граф Сандью, министр внутренних дел, говорил о столичных стражниках, если сам не из знати. Вот ведь принесло, и отставать не собирается!
Впрочем, сегодня весь день наперекосяк, давно такого не было. Я вообще-то везучая.
В самом деле, могли бы придушить, едва родилась, или в канаву выбросить — а подкинули в приют. Да не в простой, а в лучший. Правда в лучший: вряд ли еще хоть один сиротский приют в столице мог похвалиться душевным практиком. Обычно воспитанники кое-как сыты, как-то одеты-обуты — и ладно. Госпожа Кассия, то есть ее сиятельство графиня Кассия Сандью, работала не ради жалования, а, как она говорила, «из исследовательского интереса». Все воспитанники знали ее мужа, того самого графа Сандью, которого недавно вспоминал красавчик, хотя, конечно же, только в лицо. Не о чем ему было с нами разговаривать, слишком высокого полета птица. Достаточно и того, что позволял жене с нами возиться.
Душевный практик в приюте, графиня, которая заботится о сиротах из простонародья: по-настоящему заботится, а не заглядывая с визитом раз в месяц, — само по себе почти чудо. Но мало того, ходили упорные слухи, будто госпожа Кассия близко знакома с самой императрицей. Веря этим слухам, многие щедро жертвовали именно в наш приют. Барон Аллеманд, его бессменный управляющий, мог нанимать нам хороших учителей; кастелян и повара, опасаясь потерять отличное место, подворовывали в меру, не зарываясь.
Так что у меня уже было образование, которое и не снилось большинству сирот. Мало того, еще и достался магический дар, благодаря которому я буду бесплатно — подумать только, бесплатно! — учиться в университете. Правда, потом придется отслужить пять лет короне, но и в этом можно найти свои плюсы. После такого остается только благодарить пресветлых богов за необыкновенное везение.
Но то ли оно закончилось с выходом за двери приюта, то ли — что вероятней — просто день такой выдался, но сегодня случалась одна неприятность за другой.
Хотя, если подумать… Вещи свои я вернула, воришка наказан как раз в меру — поймать его, такого шустрого, не поймают, но морду расквасил. Осталось отвязаться от прилипшего красавчика, и все снова будет в порядке.
Красавчик, правда, отлипать не собирался.
— Но ты же об этих именах наслышана, а уж тебя-то к знати точно не причислить. — Он бесцеремонно пропустил между пальцами прядь моих волос. Улыбнулся так, что у меня на миг перехватило дыхание. — Или на дне твоей сумки в самом деле лежат проезжая и дворянские грамоты, а в Фарии тебя ждет родня?
— Я не знаю, откуда моя родня. — Я хотела сказать это ровным тоном, но голос внезапно сел, и пришлось прокашляться. — Вряд ли из Фарии. А имена… — Рассказывать про мою жизнь было совершенно незачем, пришлось немного уклониться от истины. — Имена я впервые услышала от вас, но и титулов достаточно, чтобы понять, насколько это знатные люди.
Он смерил меня внимательным взглядом.
— Не знаешь, значит, откуда родня? Сиротка, значит?
Я промолчала. Незачем подтверждать, что вступиться за меня некому.
— И боевой факультет? Университет не каждой знатной семье по карману. Корона платит?
Да какая ему вообще разница? Может, я банк ограбила и решила вложить деньги в дело!
— Я могу идти, ваше сиятельство? — как можно вежливей спросила я.
3
— Вот же упрямая мелочь! — Он снова пропустил в руках прядь моих волос, будто погладил, и снова я зарделась. Попыталась скользнуть вдоль стены, но он оперся и второй рукой, оказавшись совсем близко. — Родерик. — Его дыхание коснулось моего лица, и меня бросило в жар. — Меня зовут Родерик.
Колени ослабли. Только полная дура не поняла бы, что ему нужно. И переулок, как на грех, пуст, хотя в двух шагах отсюда течет людской поток. Впрочем, даже если бы рядом кто-то был — не вмешается.
Я убедилась в этом еще пять лет назад, когда улизнула с другой девчонкой в город. Не насовсем, я вовсе не собиралась сбегать. Просто я считала себя уже почти взрослой, и казалось, будто стены приюта отгораживают от настоящей жизни. Хотелось хоть одним глазком взглянуть на ту «настоящую» жизнь. Побродить по улицам, поглазеть издалека на императорский дворец, ведь все наши прогулки ограничивались садом на заднем дворе приюта. И, может, — вдруг да повезет — увидеть в небе настоящего дракона.
Те двое зажали нас у лавки с кружевом и лентами. Мы остановились там, чтобы полюбоваться на красоту в витринах. Сначала предлагали купить лент или каких-нибудь других безделушек, потом — угостить пирожными с кофе и, в очередной раз получив отказ, просто поволокли вот в такой же переулок. Я орала и брыкалась, но если кто и посмотрел в нашу сторону, вмешиваться не стал. Тогда во мне и проснулась магия — и просто размазала одного об стену, в прямом смысле размазала, в кровавое месиво; увидев это, второй сбежал.
Тогда-то я и решила, что больше никогда не дам себя в обиду. Даром что с тех пор ничего подобного у меня не получалось — не с людьми, упаси боги, — с соломенным чучелом на приютском огороде или старым пнем в саду. Спонтанный выброс магии у необученного подростка, так сказал наставник, которого нанимали специально для тех четверых воспитанников, в ком проснулась магия. Учил он нас, правда, в основном лишь контролировать магические потоки да простейшим бытовым вещам. Те искры, что я пыталась бросить в воришку, были единственным известным мне условно боевым заклинанием.
Так что этого типа — с титулом он там или без — мне об стенку не размазать. Я все же попробовала потянуться к магии — ошарашить на пару мгновений, а там удеру, и охнула, когда он сбил заклинание прежде, чем я успела его собрать.
— Ваше сиятельство, отпустите меня, — попросила я, радуясь, что голос остался ровным и по нему не слышно, как заходится сердце. — Мне нужно идти.
— Упрямая мелочь, — повторил он. — Не знаю, что ты там себе напридумывала, но титула у меня нет. Никаких «сиятельств». Говори мне «ты». И у меня есть имя.
Он улыбнулся, и опять я на несколько мгновений разучилась дышать. Молча покачала головой, не в силах оторвать взгляд от золотых — да что мне опять мерещится! — карих глаз. Облизнула пересохшие губы — кажется, и захоти я сейчас заговорить, не смогла бы произнести ни слова. Только сердце колотилось в горле.
Его взгляд потемнел.
— Тогда будем стоять так и дальше. — В его голосе проскользнула хрипотца. — Я никуда не тороплюсь.
— Родерик, — сдалась я. Прочистила горло. — Родерик… — Имя горошинами раскатилось по языку. — Дай мне уйти.
Он улыбнулся.
— Нет.
Я хватанула ртом воздух — на миг возмущение вытеснило все остальные чувства.
— Но ты обещал!
Он рассмеялся, отстраняясь.
— Вообще-то я ничего не обещал.
Я тихонько выдохнула. Обошлось.
Или, может, я просто возомнила о себе невесть что? В конце концов, с его внешностью и его состоянием он может выбирать среди писаных красавиц. Хорошо одетых, ухоженных, прекрасно образованных: по слухам, и среди дам полусвета подобные водились. Так зачем ему такая, как я?