Мой бывший адъютант Марат Алханов командовал операцией по взятию здания филиала крупного австрийского банка. Естественно, он действовал по заранее разработанному плану. И этот филиал банка я лично включил в первоочередные объекты, которые нужно захватить. И все из-за разговоров, которые ходили в среде всадников, да и офицеров Туземной дивизии. Многие джигиты надеялись, что по традиции Ковель должны отдать им на разграбление на три дня. Наверное, это сидело у кавказцев в крови. У них-то сидело, а мне такая дикость была совершенно не нужна. Требовалось после овладения Ковелем обеспечить лояльность местного населения и доброе отношение к Русской армии. Наверняка, если дать волю джигитам, будут многочисленные жертвы среди мирных жителей и масса изнасилованных женщин. Как этого избежать? Мне пришла мысль, что требуется заплатить нашим бойцам, участвующим в штурме Ковеля такие деньги, чтобы у них даже мысли не возникало кого-нибудь ограбить. Чтобы денег было в избытке и на продажных женщин, и на покупку подарков для своих родственников. А у кого эти деньги взять? Естественно, у побежденных австрийцев. Поручить эту ответственную миссию Марату Алханову у меня не было сомнения. В долговременной памяти Михаила образ его бывшего адъютанта был овеян абсолютным доверием, и великий князь был уверен в исключительной честности и исполнительности этого человека. Одним словом, великий князь поставил на денежные дела своего человека и не прогадал. После взятия Ковеля не только всадники Туземной дивизии, но и любой кашевар корпуса начал получать довольно значительные суммы. Правда, они были в австрийских кронах, но в городе и его окрестностях местные торговцы и прочий люд с большим удовольствием принимали эти денежные знаки. Как человек, родившийся в XXI веке, я понимал, что вскоре крона будет обесценена, но три дня-то мои подчиненные могут чувствовать себя богачами. В долговременной памяти Михаила были картинки улиц городов, недавно взятых русскими войсками в ходе Брусиловского прорыва – пустые улицы, закрытые рынки и даже кабаки. А в Ковеле все было по-другому – как будто в городе шел карнавал. Толпы лотошников кидались со своим товаром к любому русскому солдату – даже джигитов в лохматых папахах не боялись. Да и барышень на улицах было много. А если ты видел остановившего свою лошадь джигита, то наверняка рядом находилась какая-нибудь мамзель. Так что жизнь в захваченном городе кипела, и мне это нравилось. Особенно то, что это происходило по существу за счет австрийцев. После нескольких таких дней местные куркули сами в окопы пойдут, чтобы не дать австрийцам выгнать из города таких замечательных клиентов.
На следующий день активность торговцев несколько увяла – клиентов стало гораздо меньше. Многие подразделения были выведены из города и направлены на намеченные мной и Багратионом позиции. В городе остались только охранная сотня, штаб Туземной дивизии, Ингушский полк в качестве резерва и мехгруппа. Радиосвязь так и не была установлена. Мы ничего не знали о положении дел на фронте. Тревогу в своей душе я гасил лихорадочной деятельностью по формированию полков из бывших военнопленных и строительству блиндобронепоездов. Кстати, экипажи их были сформированы тоже из бывших военнопленных. Командные должности, конечно, занимали офицеры корпуса. Офицеров на три полка и два блиндобронепоезда тотально не хватало. Тем более пехотных офицеров. И нередки были случаи, когда командиром роты назначался фельдфебель. А офицеры из артиллерийских дивизионов становились командирами батальонов или блиндобронепоездов.
Третий день после взятия Ковеля начался, как и предыдущий – с посещения радиоузла Туземной дивизии, расположенного в том же здании, где я и ночевал, но только на первом этаже. Как и прежде, ничем меня это посещение не порадовало. Радиостанция была как будто заколдована и не желала устанавливать связь со штабами Русской армии. Хотя морзянку австро-германцев радиостанция иногда улавливала. К сожалению, специалистов по дешифровке у нас не было, и о чем там договаривались австрийцы или германцы между собой, так и осталось военной тайной.
Узнав печальную весть, что связь с нашими так и не была установлена, я направился обратно в свою резиденцию. А по нынешним временам это и была резиденция. Две большие комнаты в хорошо охраняемом особняке, находящемся в тылу у неприятеля, это не хухры-мухры. Сегодня, впрочем, как и обычно Первухин меня порадовал – в комнате, служащей и столовой, кухней и спальней денщика, уже был накрыт стол с завтраком великого князя. И это была не какая-нибудь чушь вроде перловки или похожей ерунды, принятой среди английских аристократов, а нормальная малоросская еда. Вот только я успел навернуть полпорции галушек со сметаной, как явился посыльный из узла связи. И не с долгожданным известием, что удалось установить радиосвязь со штабом фронта, а с информацией о том, что Кабардинский полк, осуществляющий контроль северной ветки железной дороги, вступил в бой с двигающимися в сторону Ковеля германскими частями. Командир полка Бекович-Черкасский направил эту информацию в штаб дивизии по телеграфу.
Когда я это услышал, стало уже не до завтрака. Слава богу, что, несмотря на раннее утро, я уже встал и имел надлежащий для генерал-лейтенанта вид и мог появиться перед подчиненными как истинный командир корпуса. Поэтому после доклада посыльного я тут же вскочил, бросил тому:
– Пошли!
И быстрым шагом направился на узел связи.
Я уже был там полчаса назад – проверял, был ли сеанс связи со штабом фронта, или хотя бы с 8-й армией. Радисты находились в подчинении командира узла связи, а радиостанция была установлена в том же помещении, что и телеграфный аппарат. Поэтому взмахом руки я усадил обратно на свои рабочие места вскочивших было связистов, а командиру узла связи, подбежавшему ко мне, приказал:
– Давай, поручик, показывай телеграмму, поступившую от полковника Бековича-Черкасского. Да нет, лучше сам ее зачитай. Ты человек привычный и лучше справишься с этой длиннющей бумажной лентой.
Поручик козырнул и повернулся к стоящему позади фельдфебелю. Тот протянул поручику сложенную телетайпную ленту.
Офицер еще не закончил зачитывать полученное сообщение, когда появился Багратион, и тоже в сопровождении посыльного. Вот по его виду можно было догадаться, что командира дивизии подняли с кровати – он так торопился, что не успел побриться. Я приказал повторно зачитать полученный телетайп, чтобы генерал-лейтенант тоже смог его прослушать. Это и для меня было полезно. Уже в процессе читки я начал размышлять о действиях, которые требуется срочно предпринять. Мы, конечно, с Багратионом предполагали, что противник обязательно попытается отбить Ковель обратно, но думали, что вражеские войска начнут свои действия позже. Что мы успеем подготовиться и сформировать пехотные полки из бывших военнопленных. Распутица же, а находящиеся неподалеку две австрийские дивизии, по данным разведки, деморализованы и имеют низкую боеспособность. Германские боеспособные части завязли в наступлении на 8-ю армию, а чтобы они появились на нашем театре боевых действий, должно пройти не меньше пяти-семи дней. И вступать в бой они должны были постепенно, а не большой массой давить корпус. В ходе наших боев на дальних подступах к Ковелю, по нашему плану, должны были подтянуться и части Юго-Западного фронта. Действуя таким образом, мы вполне были способны накостылять и первоклассным дивизиям Германии. Пусть наша армия уже находится в процессе разложения, но немцы как обычно проиграют, воюя на два фронта, тем более когда они связаны слякотью и невозможностью маневрировать. Теперь только железная дорога пригодна для переброски их тяжелой артиллерии.
Вот как мы думали с командиром Туземной дивизии Багратионом, а тут такая незадача – германские войска оказались гораздо мобильнее, чем мы предполагали. И что самое неприятное – на нас надвигались весьма мощные силы. Как указал в своей телеграмме Бекович-Черкасский, на Ковель двигалось шесть воинских эшелонов, набитых германскими солдатами. И что ни в какие ворота не лезло, во главе этих весьма немалых сил следовал мощный бронепоезд. А я думал, что все это германское исчадье ада сейчас отбивается от наскоков наших блиндобронепоездов. Немцы оказались гораздо хитрее и грамотнее, чем я о них думал. В решающий момент они все-таки смогли направить в нужное место самый весомый аргумент этой войны – бронепоезд. А мы как обычно щелкаем клювом – на строящиеся блиндобронепоезда еще даже орудия не установили, не говоря уже о бронировании срубов котельным железом.
