Где-то в глубине души Обито хотел умереть, и уже давно, а в последние несколько дней смерть прямо-таки манила его грешную душу.

Возможно, это была слабость. А может, совесть. Он принес в мир уже много зла, и хоть оправданием его поступкам была великая цель, но Обито прекрасно понимал, что он наделал, и продолжал творить подобное сознательно, периодически ловя себя на мысли, что миру без него, возможно, стало бы легче…

Но более вероятно, это все-таки было одиночество. Где-то там, на том свете его ждала Рин. А в последние дни тянущее чувство в сердце навевало глупое впечатление, что у входа в чистый мир стоят и Какаши с Минато-сенсеем, ожидая того, когда он — последний член команды — присоединится к ним.

Ясную картинку со второго, утраченного глаза Обито видел лишь однажды. В тот день, когда погибла Рин. Тогда, когда их с Какаши чувства и шаринганы синхронизировались и открыли им обоим новую силу, помимо боли Обито впервые неосознанно ощутил, что между ним и его давним соперником есть связь. Не придал этому значения. Связь никуда не девалась, она срослась с его сущностью, стала рутинной. Он даже забыл про нее, пока совсем недавно не почувствовал, что она стала гаснуть.

Вначале он пытался убедить себя, что это бредни. Потом — что на того, кто по ту сторону связи, ему искренне наплевать.

А потом ему просто с новой силой захотелось умереть.

Однако крошечные лазейки, через которые просачивалась его саботажная склонность к суициду, за все эти годы ни разу не расширились настолько, чтобы и вправду позволить ему умереть. Что-то сдерживало его. Всякий раз, когда Обито чувствовал, что ему все осточертело и он совсем не прочь все бросить, в попытке убежать от себя он натыкался на незримый барьер, который упорно отшвыривал его обратно.

Этот барьер отрезвлял. Напоминал одну важную истину, о которой Обито порой малодушно забывал: «Сотворить подлинный мир счастья способен лишь сильный. А жалкое существо может дать начало лишь призрачному сну».

****

Сакура переместила руки с медицинской техникой от груди к животу Какаши-сенсея.

— Ну что? — настойчиво повторила старуха.

Сакура покачала головой.

— Ты должна что-нибудь сделать. Ты же ученица Цунаде. Нам нужен Хокаге!

Пальцы сами собой сжались в кулаки.

Сколько можно мне об этом напоминать, шаннаро?!

— Прошу прощения, — Сакура вежливо поклонилась. — Его организм работает исправно, но в сознание он все равно не приходит, что бы я ни делала. Медицина тут бессильна.

Сакуре казалось, что за последние несколько дней она прожила целый год, не менее. И за этот год от нее прежней остался небольшой осколок. Потерять учителя… Она представляла, каково Наруто переживать такое. Однако Наруто был предоставлен самому себе, тогда как на ее плечах все еще лежала ответственность за госпиталь, чужие жизни… И еще эта мерзкая старуха все нудила над ухом.

— Ты должна что-нибудь сделать. Мы потеряли слишком много сильных бойцов. Претендент на пост Хокаге один, и он сейчас лежит перед тобой.

— Выберите Наруто, — сердито бормотнула Сакура себе под нос, надеясь, что старуха ее не услышала.

— Что-что?

На мгновение Сакуре стало страшно.

Неужели услышала?

Внимание привлекла суета у входа. Кто-то ввалился в госпиталь, толкнув дверь плечом, и едва не задел выходившего на улицу пациента.

— Осторожно! Смотри куда… — начал было тот, но осекся и отступил назад.

Сакура обомлела.

В вестибюль госпиталя шагнул Саске-кун. Он держал на руках мужчину и от тяжести ноши чуть отклонялся назад. Разговоры в вестибюле стихли. Все присутствующие наблюдали за Учихой, затаив дыхание. Окинув взглядом зал, Саске-кун направился прямиком к ней, перешагивая через раненых.

Сакура сглотнула. Ей казалось, она бредит. Сердце припустило с такой скоростью, что весь притихший вестибюль наверняка слышал, как громко оно колотится.

Всколыхнулся омут чувств и воспоминаний.

Он пытался убить ее. А потом… сердитая Цунаде-сама. Угрозы…

Сакура смотрела ему в глаза и не могла понять, какого чувства в ней больше: обиды или надежды. Совершенно дурацкой надежды. Как можно доверять человеку, который пытался убить тебя? Специально выманил и пытался убить. Как можно надеяться на что-то? Как можно…

— Сакура.

Его голос разогнал все сомнения и обиды. Осталась только надежда.

— Где Хокаге?

Сакура открыла рот и даже шевельнула губами.

«Цунаде-сама мертва».

Однако в воздухе по-прежнему стояла тишина. Что же это, она так и не вымолвила ни звука?

— Принцессы Цунаде нет в живых, — настороженно проронила старуха. — Что ты здесь делаешь, Учиха Саске? Кто это с тобой?

Саске, казалось, не боялся ни обвинений, ни наказаний за отступничество. Коротко взглянув на Кохару, он снова посмотрел Сакуре в глаза, словно именно она была главной, а не старуха-советница.

— Это — джинчурики Восьмихвостого.

Глаза Сакуры округлились от ужаса.

Саске-кун убил…

— Его отравили «Акацуки». Куда?

Мысли замерзли и все никак не могли оттаять.

Я точно схожу с ума. Это гендзюцу. Это не может быть Саске-кун. Не здесь.

— Сакура, — терпение Учихи явно не было безграничным. Он, стоящий между футонами раненых, слегка подкинул на руках свою ношу, перехватывая поудобнее. — Куда?

Что-то щелкнуло в голове, отрубая хаотические мысли и дурманящие эмоции. Остался только долг. Сакура поднялась и стала пробираться к коридору.

— За мной.

****

Сарада влетела в госпиталь. Пол вестибюля все так же служил всеобщей палатой. К стойке регистратуры пришлось пробираться аккуратно, чтобы не наступить на людей.

— Где Сакура?

Растерявшаяся девушка стала знаками объяснять, но Сарада поняла прежде, чем та собралась с мыслями и выдавила из себя что-то определенное.

Запахи больницы врывались в легкие. Темный коридор. Поворот. Пятно света — этот сектор питался от резервного генератора.

Сарада толкнула дверь нужной комнаты и неожиданно налетела на выходящего парня, который автоматически схватил ее за плечи, чтобы она не сбила его с ног. Ощущение «это Саске» опередило осознание. Сарада замерла, поражаясь охватившему ее чувству уюта и не до конца веря в то, что это и правда отец.

— Сарада, — прозвучал у самого уха голос, с виду спокойный, как и всегда, но почему-то сейчас в нем мелькало едва уловимое напряжение. — Где Итачи?

Она оттолкнула его и вырвалась из объятий.

Это действительно был Саске. В драной рубашке с коротким рукавом, пропахший жженной глиной.

Сарада попятилась.

— Где он?

На этот раз напряжение было явным. Казалось, если придется спрашивать в третий раз, отец зарычит и от напускного спокойствия уже не останется и следа.

— Сарада… Я все знаю.

— Что… что ты знаешь?

Он знает, что дядя жив.

— Правду. Где Итачи?

— Какую правду?

— Всю правду, — загадочно давил Саске. — Где он, отвечай.

— Какую всю правду, — упавшим голосом пробормотала Сарада. — Зачем тебе Итачи?

Знает про восстание? Про то, что я… я его…

— Нам нужно поговорить.

— Как именно вам нужно поговорить?

— Сарада!

В глазах отца вспыхнул шаринган с тремя томоэ и… томоэ вдруг слились в узор, наполовину знакомый из какой-то прошлой жизни. Саске хмурился, плотно сжимая губы.

Ледяной страх сковал сердце.

Опоздала? Он… убил маму?

— Как ты…

Эти первые секунды для нее существовал лишь отец, а на то, что творилось вокруг, Сарада даже внимания не обратила. Она заглянула ему за плечо. На операционном столе лежал смуглый мужчина с крепкими бицепсами. Вокруг него суетилась Сакура, раздавая указания двум помощникам. Мама что-то говорила, не замечая ни ее, ни Саске…