Шутки кончились. Развить до высшего уровня эро-ниндзюцу Конохамару сможет и самостоятельно. Я должен обучить его тому, чего он не знает.

Именно для этой цели Наруто захватил по пути в свою любимую рощицу шарики с водой.

****

Какаши остановился на поляне и скомандовал:

— Сделаем привал.

Темный лес был полон влаги и звуков ночной жизни. Сакура выдохнула и села там, где стояла. Темари тоже без сил опустилась на землю. Ино со стоном потянулась назад, упираясь руками в поясницу, а затем наклонилась вперед.

— Я подежурю первым. Спите, — сказал Какаши.

— Хай, — едва слышно ответила Сакура, закрывая глаза.

Она прислонилась спиной к стволу дерева, поджала колени и, казалось, тут же заснула.

Какаши прыгнул на ветку повыше, куда в просветы листвы добивал лунный свет, и открыл новую книгу — подарок Наруто. Он все никак не мог дочитать ее. Вечно что-то отвлекало: то бумаги, то Джирайя-сама со своими советами, то миссия. За долгие годы он приобрел удивительный навык чтения «на ходу». Даже проваливаясь в книгу, Какаши улавливал малейшие шорохи, запахи и изменения в окружающем мире. Книга оказалась чрезвычайно интересной. Он готов был просидеть все дежурство, читая ее и не тревожа уставших девочек. Темари держалась хорошо, но Сакура и Ино были не так выносливы, как она. Особенно Ино.

Ночь была ровной. Луна перемещалась по небосводу, и Какаши пришлось сменить ветку, чтобы поймать свет и продолжить чтение. В какой-то момент инстинкты ощутили изменение вокруг. То ли ветер что-то принес, то ли где-то на границе восприятия мелькнула чакра. Какаши с сожалением захлопнул книгу и прислушался к тишине ночи. Что-то явно было не так. И немного погодя он понял наконец что.

Из чащи вывалилась команда Гая.

— Йо! Мой вечный соперник! — заорал Гай на всю округу.

На поляне зашевелились девочки. Проснулись.

— Рад тебя видеть, Гай, — спокойно сказал Какаши. — Но можно было так не кричать.

За Гаем из темноты, взмахнув просторными рукавами белого кимоно, выпорхнул Неджи. Следом — запыхавшаяся Тентен. Чуть отдышавшись, она скинула массивный свиток, который несла за спиной, и сказала:

— Всем привет! Извините, что разбудили.

Последним на поляну прибежал светловолосый мальчишка с повязкой с иероглифом «сто» на лбу.

— Черт, да… вы… издеваетесь, что ли?! — проговорил он, жадно глотая воздух.

Даже за несколько лет он не смог привыкнуть к бешеному темпу Гая.

Поляна оживала. Какаши принюхивался к сырому воздуху и каким-то шестым чувством улавливал рассеянную радость встречи.

— Вы пришли к нам на помощь? — спросила Ино.

— Да, — ответил Хьюга. — Цунаде-сама отправила нас на подмогу. Мы торопились, надеялись нагнать вас во время привала. И так и вышло.

На плечо плюхнулась тяжелая рука Гая.

— Ну что, Какаши? Может, спарринг?

Какаши бесцеремонно отодвинул от себя разгоряченное тело товарища.

— В другой раз. Я вздремну, пожалуй. Я стерег сон своей команды. Если ты так полон энергии, то дежурь вместо меня.

— Томбо, двинься, — проворчала Тентен, разворачивая небольшой свиток.

Ее белобрысый сокомандник как раз разлегся посреди поляны в позе упавшей звезды, раскинув руки и ноги и занимая кучу места. Тентен призвала из свитка спальный мешок. Развернула свиток дальше и призвала еще один спальный мешок.

— Это тебе, Неджи.

И стала сворачивать свиток. Не услышав долгожданного хлопка появившегося из свитка предмета, Томбо подскочил и встал на колени.

— А мне?

— Ты плохо себя вел, — отрезала Тентен.

— Это когда еще?

— Когда задирался к Наруто.

Сакура чуть приподнялась и спросила удивленно:

— Задирался к Наруто?

Какаши разделял ее любопытство. Тентен сердито взглянула на сокомандника, откатила свиток еще чуть дальше и призвала третий спальный мешок.

— Так и быть. Авансом прощаю.

****

Всякий раз лишая подопытных чувств перед последней в их жизни операцией, Сарада убивала в себе человека.

«Чувства мешают миссии», — повторял в голове голос взрослого Саске.

Папа был прав. Спустя почти четыре с половиной года, проведенных в прошлом — год ранее и три с половиной года сейчас — Сарада поняла, что папа был прав практически во всем. Далеко же ей пришлось зайти, чтобы это понять.

Орочимару разрешал Сараде брать для себя подопытных. Пусть и немного. Как переводить человеческие жизни на проверку Эдо Тенсей — «можем себе позволить после богатого отлова». А как дать ей на преимущественно безвредные гендзюцу-опыты людей, так в нем просыпалась жадность. Он будто чувствовал, что Сарада готова утащить всех до единого, лишь бы спасти от гибели, и препятствовал саботажу.

«Двух вполне хватит, Сарада. Больше тебе не понадобится».

Спасенные мужчины, однако, благодарности к ней не питали. Смотрели на нее волком и тихо ненавидели. Тихо, потому что боялись.

Считают меня такой же, как Орочимару. Хотя… Может, я и правда стала такой же?

В свитке с техниками гендзюцу, помимо Лабиринта Воспоминаний, обнаружилось много чего интересного: ловушки-гендзюцу на местность, ловушки-гендзюцу на сознание, гендзюцу внушения и многое другое.

Первым делом Сарада разобралась с гендзюцу-ловушками. Запечатать иллюзию все никак не получалось, а грамотно запрограммировать ее состояние покоя и своевременную активацию оказалось и того сложнее. Но с местностью Сарада кое-как разобралась. На материальной поверхности можно было рисовать символы вручную, по десять раз перепроверять, чтобы убедиться, что все изображено правильно. Да и проверять эффект запросто можно было на подопытных.

А вот с сознанием, вещью неизученной, нематериальной и нестабильной, все оказалось куда сложнее. На мозг не нанесешь узоры. Выполнять фуиндзюцу приходилось за счет чистых манипуляций чакрой, а это был высший уровень мастерства. И у Сарады в какой-то момент даже стало получаться. Но вот для испытаний гендзюцу-на-сознании нужен был тот, кто сумел бы вторгнуться в сознание подопытных и ощутить на себе действие иллюзии. На ум приходил только один подходящий кандидат для тестирования закладок — Саске. Из всех шиноби, обитавших в убежище Орочимару, Сарада доверяла только ему.

Вот только отец все никак не возвращался из Южного убежища, и Сарада обратилась к другим техникам из свитка.

Две техники гендзюцу-внушения. У них были длинные пафосные названия, но Сарада про себя стала называть их просто: «хаос» и «возврат». Она терзала их уже несколько лет, и все безуспешно.

Первая техника могла перетасовывать связи между элементами памяти. Обрывки воспоминаний хаотично соединялись в систему, в которой, казалось бы, никакой логики и не было, и ее не смог бы распутать и вернуть в прежнее состояние ни сам человек, ни даже эксперты-менталисты. Но логика все же была, а потому, используя «хаос» в паре с техникой «возврата», можно было сделать перемешивание элементов памяти обратимым. Поскольку пользователю принцип перетасовки был известен, оставалось только прописать его в технике «возврата». «Возврат» активировался особым сигналом. Что за сигнал требуется, разбирая технику на запчасти, вычислить было невозможно.

Разбивать связи можно было между элементами памяти в определенных временных рамках, например, за последние десять минут, или за месяц, оставляя остальную память нетронутой. Звучало красиво, но вот выполнить все это на практике оказалось практически невозможно.

Ожидая возвращения Саске из Южного убежища, Сарада долго экспериментировала с «хаосом». Жертвой она избрала себе самого вредного из двух своих подопытных. Этот мужчина обладал пронзительным взглядом и обширным словарным запасом ругательств. С помощью фуиндзюцу Сарада наносила на его память пунктир, по которому перетасовывались бы связи между воспоминаниями недельной давности. И сложнее всего было как раз задать правильное ограничение технике, не дать ей просочиться к остальным воспоминаниям, более ранним.