— Мне нужно зайти домой.

Заберу тот свиток, о котором говорил Шисуи-сан, и пойду в госпиталь. Все равно, хочешь ты этого или нет, папа.

Надо бы хоть разобрать, что за техника в свитке. Вдруг не получится применить ее? А исполнить последнюю волю Шисуи нужно было обязательно.

— Тогда разделяемся, — крикнул Райдо и направился к госпиталю.

Они забежали в ворота. Сарада двинулась домой, позволяя себе и на этот раз скакать по крышам и заборам.

Чужая деревня, чужие жизни. Чужие люди.

Сарада почувствовала себя особенно одиноко. Даже если опасность грозила только со стороны остатков организации Данзо, но во всей деревне никому по-настоящему не было бы до нее дела. Шисуи погиб, над душой стояла смерть. Отец пять минут назад сказал, что не хочет ее видеть: должно быть, все еще думал о схватке с Итачи и злился на Сараду за то, что она имела наглость вмешаться в их разборки. Мама была вежлива, но интересовалась скорее Саске, чем ею. К Рокудайме можно было обратиться за помощью, но, в целом, ему было так же наплевать, как и всем остальным. Чайную Шинко Сарада избегала, чтобы не отвечать на скользкие вопросы о возвращении из мертвых. А Шикамару… Они не виделись со дня нападения Орочимару на Коноху.

Я никому не нужна. Если меня вдруг не станет, никто и не будет грустить.

Но в душе вдруг всколыхнулось что-то большое, теплое и легкое, а щеки неожиданно залил румянец.

Будет.

Сарада в который раз эгоистично упускала из виду, что ее жизнь принадлежит не только ей. И даже если она сама смирится с неизбежностью собственной гибели, то Нанадайме это причинит только еще большую боль. Слишком уж он к ней привязался, и недавняя встреча только еще раз укрепила Сараду во мнении: он не разочаровался в ней, не забыл. Словно и не было того разговора после похорон Третьего.

Сарада не хотела, чтобы Наруто страдал, но мысли о собственной значимости и внимании к ней будущего Седьмого Хокаге резко подняли самооценку. И даже мимолетное воспоминание о Боруто не сумело погасить чувство болезненного восторга, распирающее грудь.

Не забыл. Я все еще что-то значу для него.

Она спрыгнула с крыши, кувыркнулась в воздухе, приземлилась на дорожку и вбежала в подъезд своего дома.

Щелкнул ключ. Квартира встретила ее тишиной и знакомыми запахами. Сарада разулась, зажгла свет в гостиной и полезла в ящик, где Шисуи хранил свитки с техниками.

— Красный свиток… — пробормотала она. — Третья техника с конца…

К последней воле Шисуи Сарада отнеслась обстоятельно. Она была наслышана об ужасах Четвертой Мировой и о том, как поколение родителей сражалось с воскрешенными близкими. Что будет, если кто-нибудь воскресит Шисуи и станет управлять им, Сарада приблизительно представляла. Хотя масштаб разрушений занимал ее меньше, чем реакция самого Шисуи. Позволить кому бы то ни было лишать близкого человека права на покой, использовать его после смерти, отбирая свободу воли…

Он бы не хотел этого. И я этого не хочу.

Свиток отыскался быстро. Сарада развернула его, пробежала глазами по тексту и символам, свернула обратно и спрятала в подсумок. Подробнее разобраться можно будет и в госпитале.

Сараде казалось, что она в последний раз видит свою квартиру. Тишина будто выталкивала ее прочь и кричала: тебе здесь больше не место!

А ведь все могло быть совсем не так. Где-то в другом мире она могла бы расслабиться, скинуть грязное платье, неторопливо помыться, поужинать… Не думать о насекомых и смерти, настойчиво обжигающей затылок своим ледяным дыханием.

Сарада заглянула напоследок в комнату Шисуи, будто бы все еще втайне надеясь, что он просто лежит на кровати с компрессом на глазах и ни его смерти на обрыве, ни ее схватки с Корнем — ничего этого не было.

В комнате никого не оказалось. Все то же смятое покрывало, пиала на прикроватной тумбе. На стуле у стены криво висела домашняя футболка Шисуи. Сарада сняла ее, уставилась на мелкую сеть полотна, и неожиданно для самой себя прижалась щекой к мягкой ткани. Нос щекотал знакомый запах, будто она не держала в руках пустую футболку, а прижималась к груди живого Шисуи. Глаза защипало от набежавших слез.

За шторой послышался громкий скрежет. Сарада вздрогнула и проглотила ком подступающих рыданий.

Корень?

В просвете занавески мелькнула черная птица. Сарада немного расслабилась, но напряжение все еще не покидало ее. Она опустила футболку Шисуи на кровать и тихо прокралась к балконной двери. Смутно припоминался рассказ Саске о вороне Итачи, который прилетал незадолго до гибели Шисуи.

Она отодвинула створку двери. Птица обиженно каркнула и отскочила. Сарада ступила на балкон и затаила дыхание. Внутри все похолодело: у ворона в правой глазнице мелькнуло что-то красное.

Шаринган Шисуи? Но это не Дроша.

Ворон каркнул, отошел, прихрамывая, к какому-то странному цилиндрическому свертку, перемотанному бумагой, и покатил его клювом к Сараде. Она присела и протянула руку, но птица вдруг больно ущипнула ее.

— Ай!

Сарада растерла укушенное место, чтобы разогнать боль, и осторожно выдернула сверток у птицы из-под носа. Ворон, резко наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, наблюдал за ней.

Посыльный Итачи. Это о нем рассказывал папа. Только что ему понадобилось?

Сарада развязала грубую веревку, сняла бумагу. В руках у нее оказалась пробирка, заткнутая пробкой. За стеклом пробирки ползали жуки. От страха Сарада едва не выронила пробирку из рук.

Насекомые… То, чего она так боялась.

Успокойся. Они за стеклом.

Она обратила внимание на бумагу, в которую была завернута пробирка. В мятых складках виднелись ржавые отпечатки то ли краски, то ли крови, а по центру аккуратным почерком значилось:

«Это все, что осталось от Корня. Не делай глупостей».

И подпись: «Дядя».

Сарада еще раз взглянула на пробирку во вспотевшей ладони и на записку. В голове воцарилась звенящая пустота. Где-то в глубине сознания родилось смутное понимание происходящего, но Сарада все никак не могла им разродиться.

«Дядя». Не «Учиха Итачи».

И это «дядя» настолько больно впилось в сердце, что Сарада едва не заплакала.

Насекомые и приложенная к ним записка свидетельствовали о том, что уничтожен не только Данзо, но и его приспешники, и пробирка как бы намекала, что в числе устраненных дядей шиноби был и член клана Абураме. Сарада все еще не до конца понимала, что происходит, но с плеч словно гора свалилась.

Мы с папой не умрем. Волны не будет.

Она снова посмотрела на пробирку и на записку. Потом на ворона-посланника. Отползла обратно в комнату, закрыла дверь, отрезая себя от кусачего посыльного, аккуратно положила на тумбу пробирку. Прикусила палец, сложила печати и приложила ладонь к полу. Появился Дроша.

Его Мангеке был на месте.

Сарада переводила взгляд с ворона Шисуи на питомца Итачи. У первого шаринган был в левой глазнице, у другого — в правой.

Если шаринган Дроши был на месте, значит, второй шаринган Итачи отобрал у Данзо.

Чтобы забрать то, что принадлежит мне.

Вот о чем он говорил.

Сарада мысленно фыркнула. С чего дядя решил, что Шисуи-сан завещал свой второй глаз ему? Но потом спохватилась. Все-таки они когда-то были друзьями, да и Шисуи перед смертью возлагал на Итачи большие надежды, которые казались Сараде утопией и бредом, но Шисуи все-таки оказался прав: Итачи не убил их, а его приход действительно спас им жизни.

Но почему он сделал это? И подписал...

Перед глазами вихрем пронеслись воспоминания. Встреча с Итачи на улице, накануне вечером. Его вопросы, ее обещание уничтожить организацию Данзо, дядино любопытство, недавняя стычка в курортном городке…

Не делай глупостей.

К горлу снова подступал ком, но на этот раз не от отчаяния и жалости, а восхищения и бесконечной благодарности. На какую-то долю секунды ей показалось, что она очутилась в далеком прошлом и рядом с ней лежит юный Итачи: слушает рассказы о будущем, кивает. А потом спрашивает так мягко: «Устала?»