— Кто-то путает след, — продолжил тот, заполняя паузу в разговоре.

Мовсий услышал, как за окном еще одна рыбина шлепнулась в воду. Звук походил на пощечину, и он поморщился.

— Почему путает? Может быть, ты сам и путаешь?

Императорский собеседник развел руками, словно пытался достать из воздуха какое-то доказательство, чтобы положить его перед Императором. Не достал…

— Что, предчувствие?

— Нет. Все вроде так, да не так. Да, амулет есть. Как и полагается на цепочке, только число звеньев больше, чем должно быть. И одежда хоть и альригийского кроя, но материя-то нашими ткачами соткана, да и манера шитья, скорее всего, захребетная. Где-то там шили… Оружие к тому же…

Мовсий насторожился. Вот это уже серьёзно. Оружию жизнь доверяешь. Это не амулет с лжепророком, от которого одна польза — в корчме заложить.

— А с оружием что?

— Сталь альригийская, да у двух клинков заточка наша. Опять же захребетных мастеров…

Он вздохнул и сказал уже очевидное.

— На кого-то из своих думать надо.

— Заговор? — с сомнением спросил Император. — Тут?

Не верилось как-то в заговоры в ближнем кругу. В столице все быстро оказывалось на виду.

— Нет. Про заговор я бы знал. Нет, Мовсий. Я не хвастаюсь — ты же знаешь. Столичный заговор всегда на виду.

— Тоже тогда?

— Чья-то злоба… Дальняя злоба.

Он вспомнил единственного оставшегося в живых злодея.

— А раненый?

Оберегатель кивнул, показывая, что понял.

— Молчит.

Опережая вопрос, готовый сорваться с Императорских губ добавил.

— Палачи с ним еще не работали. Только лекари. Он без сознания. Надо ждать.

Разговор вдруг надоел Императору.

Прошлой ночью брат Черет показал-таки ему новые Бегущие Звезды. Он не увидел трех, но две наблюдал. «Вестницы несчастий», как их назвал монах, действительно стремительно бежали по небосводу, в отличие от своих сестер, неподвижно стоящих в тех местах, в которых их прикрепил Карха. В тот миг он почувствовал, что привычный мир, который окружал его с рождения, стал разваливаться на части и превращаться неизвестно во что. Страх, приведший брата Черета в зал Государственного совета, теперь стал понятен. Мир рушился прямо на глазах — куда уж страшнее…

Что такое в сравнении с испытанным вчера страхом, эти нелепые загадки — бешеные рыбы, лже-альригийцы?

— Ну и лечи его, ищи чья злоба, — мрачно сказал Мовсий. Он поднялся, давая понять, что разговор окончен. — Ты моих врагов наперечет знаешь. Давай, что б в каждой дыре, где они прячутся, по твоему шпиону сидело.

Глядя в удаляющуюся спину, Император подумал.

«Может быть и обойдется? Мало ли бед мимо пролетело? Карха милостив…»

Мысль мелькнула и пропала, оставив после себя мерзкое ощущение беззащитности. Мовсий подошел к окну.

Там, кроме беснующихся в бассейне рыб, виднелась выложенная плитами известняка дорожка, что вела ко входу во дворец. По ней без спешки брел какой-то Брат по Вере. От его одинокой фигуры веяло такой уверенностью, что в душе Императора всколыхнулась надежда.

«Вот придет сейчас брат Черет и скажет: Все кончилось. Исчезли звезды… Нет больше беды над нами…!»

Дверь позади скрипнула, и Мовсий повернулся в полной уверенности, что пришел именно Старший Брат со словами утешения, но вместо постной физиономии Брата по Вере увидел озабоченное лицо Сеган-джи. Одного взгляда хватило Мовсию, чтоб понять насколько он ошибся!

Лицо у Оберегателя за несколько мгновений отсутствия сделалось какое-то потерянное. Не-е-е-ет. Не будет сегодня добрых новостей…

Не в обычае Сеган-джи было так вот запросто врываться к Императору. Император нащупал за спиной лавку, сел, понимая, что сейчас услышит нечто из ряда вон выходящее. Только Оберегатель молчал, явно не зная с чего начать. Его пальцы перебирали воздух, словно снова что-то пытались достать из него. В горле Императора стало сухо.

— Ну? — хрипло спросил Мовсий. Оберегатель вздрогнул и вытянулся.

— Ночью кто-то проник в Дворцовую тюрьму.

Что такое его личная тюрьма Император хорошо знал. Знал, как устроена и как охраняется. Слава Кархе, за последние двадцать лет оттуда не произошло ни одного удачного побега. Попытки, конечно, предпринимались, но все они заканчивались одинаково — стража отлавливала таких живчиков. Больше всех повезло эркмассу Толира, который, переодевшись монахом, дошел до первых ворот, но там, правда, был опознан и зарублен, не пожелав сдаться, чтоб стать повешенным. Благородный человек, хоть и казнокрад, предпочел почетную смерть с мечом в руке, позорной…

— Поймали? — спросил машинально Мовсий и тут же понял, что сказал глупость. Если бы поймали вместо «кто-то» прозвучало бы имя.

— Нет. Там было явлено колдовство.

Император откинулся назад и недоверчиво посмотрел на Тайного Оберегателя. Тот, продолжая вздрагивать, кивнул, подтверждая свои слова.

— Колдовство во дворце Императора? — медленно переспросил Мовсий. — Рядом с часовнями Братства? Рядом с Поясом Кархи?

В словах нашлось больше недоумения, чем упрека, что мог обрушиться и словом, и ударом меча. А взгляд все же у Императора стал нехороший, и Сеган-джи на пару мгновений закрыл глаза. Все эти вопросы он успел и сам себе задать, только ответов не нашел. Не существовало понятных и здравых ответов на такие вопросы. Точнее ответ, объясняющий все и сразу, мог быть только один и он его уже выдал Императору. Колдовство во дворце — что может быть хуже? Но самую скверную новость он еще не сказал. Он не мог. Он ждал вопроса, по-детски надеясь, что его не будет.

— Кто-то сбежал?

— Да. Последний из покушавшихся…

Оберегатель покаянно опустил голову и не увидел, как глаза Императора сузились.

— Сбежал? Ты же только что говорил, что он ни говорить не может, ни двигаться!

Мовсий наклонился вперед. Гнев начал накатываться на него, но он еще держал его в узде… Сеган-джи не выдержав, упал на колени, опустил голову.

— Правду говорю. Не мог он сам уйти. Унес его кто-то…

Столько горячности обнаружилось в его голосе, столько надежды на сюзерена, что Император чуть остыл.

— Кто?

— Не знаю! Колдун…

— Колдун? — оскорблено спросил Мовсий. — Не слишком ли много колдовства развелось во дворце?

— Я не знаю кто этот колдун, — повторил Оберегатель. — Но это точно колдовство.

Он перестал дрожать и начал потеть.

— Колдовство? — повторил Император, глядя, как капли выступают на коже и медленно спускаются вниз по лбу и щекам. — Колдовство в Империи кончилось вместе с Всезнающим. Нет колдовства в Империи более! Ни колдовства, ни колдунов!

Это-то Сеган-джи знал не хуже Мовсия, но все же упрямо повторил.

— Колдовство.

В этом слове таилось спасение. Только оно могло защитить тот гнева Императора, ибо бороться с колдовством не мог никто. Даже Император. Столько силы и убежденности Сеган-джи вложил в это слово, что Мовсий поверил, а поверив — почувствовал, что над ним нависает еще одна загадка, в добавок к уже имевшимся, как будто мало их обрушилось за эти дни. Так и не встав с коленей, Сеган-джи придвинулся к нему.

— Ни одного трупа, — прошептал он, понимая, о чем его сейчас спросит Император. — Ни од-но-го! Словно друг заходил.

В его голосе Мовсий уловил злое отчаяние. Точно такое же, какое недавно ощущал и сам. Отчаяние и бессилие.

— Колдун открыл все двери, а стражей обездвижил до самого рассвета.

— А замки?

— Какие замки для колдуна? Открыл!

Оберегатель говорил правду, словно раздевался перед Императором — на, смотри, мне скрывать нечего!

— Колдовством?

Сеган-джи явно хотел сказать «Да», но не посмел. Пальцем он начертил в воздухе косой крест.

— Огнем вырезал. Словно раскаленным прутом провел.

Больше ему сказать было нечего. Да и не нужно. Мовсий в словах Оберегателя увидел то, что не увидел сам Сеган-джи. Где справедливость? Долженствующий раскрывать тайны, Сеган-джи вместо этого взгромоздил на его шею еще одну загадку. Душу затопила злая растерянность. Не дурак же, а таких очевидных вещей не понимает. Он смотрел на Оберегателя, понимая, что еще немного и прикажет его обезглавить.