— Очень просто. Он же должен был сюда прилететь… А сейчас надо брать его ковер и немедленно улетать.

— Как, сейчас? — удивился Михайлин. — Но ведь уже почти стемнело!

— Ну и что? Я и в темноте прекрасно управляю ковром, и даже после рюмки виски. Тем более, что в небе нет ни столбов, ни деревьев, ни ГАИшников.

— И куда мы отправимся?

— Первым делом, конечно же, в «Лукоморье».

Пятое июля, заповедный лес Бабы-яги

Дверь терема открылась, и на крыльцо вышла Баба-яга собственной персоной. Приложив ладонь козырьком ко лбу, она оглядела нашу группу и принюхалась.

— Опять русским духом запахло! Иван, это ты, что ли? — узнала она меня.

— Я, бабушка.

— А кого это ты привел?

— Это мои друзья. Туристы. Из ТОГО мира.

— Чтой-то вы зачастили к нам, — она спустилась по ступенькам, подошла поближе.

— А кто же это здесь теперь живет? — спросил я, кивком указывая на хоромы.

— Мы и живем. Я, да Лешек со своею молодой женою.

— Он женился? А кто жена?

— Да Эльвира русалка. Бывшая русалка.

— А они здесь?

— Здесь. Лешек на каникулы на все лето приехал А сейчас они в лес ушли. На обход. Вернутся скоро.

— Ясно. А где ж избушка на курьих ножках? Вы что, разломали ее?

— Типун тебе на язык! Я вот те ужо разломаю! Вон она, в гараже стоит.

Яга направилась к одному из сараев, высокому и широкому, из которого доносилось негромкое квохтанье.

— Гараж, ишь ты! — в тон бабке произнес я. — А я думал — это курятник.

— Сам ты — курятник, — обиделась Яга. — Сколько ж ей можно под дождем, да под снегом, да ветрами обдуваемой. Ужо тыщу двести лет исправно служит, еще моя бабушка в ней жила.

Она распахнула высокие двери сарая. Там стояла знакомая мне изба и попыхивала трубой, тихо кудахтая.

— Надо бы вытяжку поправить, — озабоченно сказала Баба-яга. — Смрадно здесь как-то.

Она помолчала, но чувствовалось, что ее просто распирает желание с кем-то поделиться своей радостью. Наконец, она вымолвила:

— Это на премию Лешека мы все построили. Как из-за моря-то Колян Второй, значить, вернулся, его царем вместо Бэдбэара сделали. Прознал он, что Эдич, механик придворный, плут и знтот, пла… плагинатор.

— Плагиатор.

— Ага. И что дальнослов не он, а Лешек придумал. Вот и отвалил государь-батюшка Лешеку премию. А терем-то хорош! И уборная есть, на двор бегать не надо, и отопление, и вода из колодца сама бежит. Жаль вот только опять мне одной тут жить придется, — бабка была готова пустить слезу. — Лешека все в город тянет к технике своей. Зря я тогда его учиться отправила, ей богу, уйдет он. Придется сюда нового лешего подыскивать.

— Что поделать, — успокоил я бабулю. — На все воля божья. А если серьезно, каждый сам свою судьбу устраивает. Если ему наука больше по душе, никаким арканом не удержишь.

— Это верно, яхонтовый, верно, — согласилась Яга. — Да что ж я гостей все на дворе держу-то. В избу проходите.

Она пригласила нас в терем. Внутри было уютно и просторно. Из сеней мы попали в большую светлую горницу, посередине стоял стол, окруженный лавками, в углу — русская печка, на трех больших окнах висели занавески с кружевами, у противоположной стены стоял комод, а на нем семь слоников на кружевной салфетке.

— Садитесь, гости дорогие, — пригласила хозяйка. — Самовар сейчас поставлю. Жаль больше угостить нечем, на базар Лешек послезавтра пойдет — базарный день по воскресеньям только, неделя на исходе — и в доме уж нет ничего. А в огороде картошка одна. На одной-то картошке долго не протянешь.

— Да, — согласился Колобков. — На двух картошках в два раза дольше.

С бабулькой все ясно, ее душила жаба угощать такую ораву.

— А где же самобранка? — удивился я.

— Так умыкнули. Прошлой осенью еще умыкнули. Попросился на постой один молодец, а наутро — ни молодца, ни самобранки. Хотела в блюдце на него глянуть, так ужо и блюдца нетути!

«Предупреждал тебя Лешек, — подумал я. — Бабуля, не будь лохом!»

Колобков, в смысле капитан Мельников, порылся в своей дорожной сумке и достал оттуда скатерть.

— Это не ваша?

— Ой! Мил человек, моя! — обрадовалась старушка. — И где ж ты ее сыскал?

— Так на турбазе у нас была. Я и прихватил, вдруг, думаю, в дороге харч потребуется.

— Да в дороге-то она харч давать не будет, она только у жилья действует, где домовой живет.

В горницу вошли Лешек и Эльвира. Заметив меня, Лешек воскликнул:

— Андреич! Ты откуда? Какими судьбами? Вот уж не думал, что тебя снова сюда занесет!

— А ты что, не рад? — ехидно спросил я, пожимая лешему руку.

— Почему? Рад. Здравствуйте все! — он обвел взглядом присутствующих. — Меня зовут Лешек а это — моя жена Эльвира.

Молодайка поклонилась.

— Так ты больше не русалка? — спросил я.

— Не-а. Я сожгла хвост и поменяла расу. Я теперь лесная мавка. — Ясно.

— Вот бы у нас так можно было, — позавидовал Колобков-Мельников. — Был еврей, стал негром.

— Это немножко другое, — ответил я и обратился к Эльвире: — Значит, ты теперь влюбляешь в себя заблудившихся в лесу странников?

— Пусть только попробует! — ответил за нее Лешек.

— Слышь, Лешунь, радость-то какая, — сказала Баба-яга. — Нашлась самобранка-то!

— Где же?

— Вон, товарищ отыскал, — она указала узловатым артритным пальцем на Мельникова.

— Спасибо, — Лешек приложил руку к груди. И обратился к бабке: — Значит в воскресенье на базар можно не ходить?

Баба-яга накрыла стол вновь обретенной скатертью, и все приступили к трапезе, поскольку изрядно проголодались, да и время настало обеденное. Появилась и наша старая знакомая — неиссякаемая баклажка. Жидкость в ней имела все тот же завещанный Менделеевым градус и пахла можжевельником и брусникой.

За обедом я поведал Лешеку, Бабе-яге и Эльвире о том, каким образом снова очутился в этих краях и о событиях последних дней. Мои спутники изредка меня перебивали, дополняя рассказ. Правда, не все — Вика с Никой тихо жевали, слушали свой плеер и в разговоре участия не принимали.

— И что ты собираешься делать дальше? — спросил Лешек.

— Хочу, чтоб ты помог мне связаться с Кощеем. Он один может помочь в этой ситуации.

Услышав имя Кощей, Вика с Никой переглянулись и даже перестали жевать. Испугались, что ли? Никогда бы не подумал, что современную молодежь можно напугать сказочными персонажами. По крайней мере, встреча с Бабой-ягой их даже не смутила, я был уверен, что они пугаются исключительно голливудских монстров… Впрочем, кажется, это не испуг, это нечто другое. Они что-то знают, но было ясно, что сказать это ЧТО-ТО ни под каким видом их не заставить. Ну и ладно, придет время, сами расскажут. За размышлениями я не расслышал, что сказал Лешек.

— Чего-чего? — переспросил я.

— Нет его, Кощея!

Вика с Никой синхронно кивнули головами. То ли соглашаясь с Лешеком, то ли в такт музыке из плеера.

— Как нет? — удивился я, поскольку сказано это было тоном махрового атеиста, утверждающего, что Бога нет. — А я был уверен, что он существует. По крайней мере в том году мы с ним даже общались. Или он нашел лекарство от бессмертия и уже того, преставился?..

— Он улетел. Но обещал вернуться.

— Когда?

— Да где-то с неделю назад. Или дней десять.

— Да нет, вернуться-то когда обещал?

— Трудно сказать. На днях или раньше.

— Ясно. Что ничего не ясно.

Эта новость меня огорчила. Облом. Теперь надо рассчитывать только на собственные силы. Освободить Катьку, Константина и Германа, уничтожить осиное гнездо на острове Буяне. В том, что пленники находятся на острове, у меня сомнений не было. Значит, надо возвращаться назад, в «Лукоморье» и, если турбазу еще не взорвали, брать там оружие, пытаться раздобыть ковер-самолет и атаковать остров. Или незаметно перебраться на Буян ночью и наносить удар внезапно из засады. Короче, нужен план. Колобок и Шнайдер, то есть капитан Мельников и майор Дюкова, наверно, имеют хотя бы теоретические представления об антитеррористических операциях.