Молодой человек в сером пальто — новеньком, еще пахнущем магазинной свежестью — шагал по расчищенной от снега улице в направлении Цитадели.

Зеленоградская Цитадель, рассчитанная всего на две дюжины «постояльцев», уступала в размерах даже зданию школы, хотя по меркам города и Цитадель велика, и насельников в ней многовато. В тридцатитысячном Зеленограде потери ощущались бы очень остро — поэтому жители Цитадели в основном вырабатывали свою квоту за пределами города.

Впрочем, молодой человек недавно сократил количество потребителей на две единицы. И сегодня его ждали в Цитадели именно в связи с этим обстоятельством.

На КПП он протянул в окошко документы и откинул капюшон, показывая лицо. С последним снимком выходили расхождения: правая щека расцарапана, над левой бровью ссадина с синяком. Но охранник промолчал. Cкорее всего, был в курсе.

— Пропуск на имя Александра Горецкого.

Молодой человек взял чип. Шагнул под створку бронированных ворот — и она опустилась за его спиной.

Теперь он стоял в «предбаннике» — узком и коротком коридоре. Впереди — дверь, такая же, как и сзади, над ней два узких окошечка. Больше дань технике безопасности, чем что-либо еще.

— Станьте в белый квадрат, смотрите прямо перед собой и разведите руки в стороны. У вас есть при себе оружие?

— Есть, — спокойно сказал молодой человек, подставляясь сканирующему лучу.

— Предъявите.

— Вот, — молодой человек показал руки. Шутку не оценили. Или наоборот, оценили.

Створка ворот перед ним поехала вверх.

— Пройдите вперед.

Молодой человек покинул коридор.

— Пожалуйста, пройдите по стрелке.

Желтые веселенькие черепашки на стене на уровне глаза: делаешь шаг — загорается следующая секция. Это только здесь так развлекаются, или стандарт? Он не помнил ничего подобного в Варшавской Цитадели…

Следующая дверь была уже нормальной и коридор за ней имел жилой вид: бетонные стены покрыты панелями из пробки, пол — расчерченным на квадраты линолеумом. Следующую остановку сделали уже в гардеробной: молодой человек сдал верхнюю одежду. Под просторным пальто обнаружились джинсы и серый же свитер.

— Прошу в лифт.

— Не боитесь форму потерять? — спросил молодой человек. — Здесь всего-то три этажа.

Охранник обозначил улыбку.

На третьем этаже у молодого человека снова проверили пропуск. Опять «предбанник» — вполне цивильная приемная высокопоставленного администратора. Бук, светлая кожа, золотисто-коричневое ковровое покрытие.

— Александр Горецкий? — спросил секретарь, широко улыбаясь. — Добрый день. А где господин Дорфман?

— Остался дома. Ребенок неважно себя чувствует.

— Ах, вот как… — секретарь прижал наушник пальцем. — Что ж, вас ждут.

Молодой человек вошел в кабинет и остановился перед компактным, очень функциональным столом, за которым сидела женщина лет пятидесяти на вид — как говорится, «хорошо сохранившаяся».

Очень хорошо, с учетом того, что она меняет уже вторую сотню.

— Здравствуйте, Эмма Карловна.

— Добрый день, Александр Владимирович, садитесь пожалуйста.

На вид — лет пятьдесят, морщинки в уголках рта, морщинки у крыльев носа, сеточки под глазами, руки чуть старше лица…

И нет этой ауры совершенства. Если бы не холод, ее можно было бы принять за человека.

Горецкий сел.

— Вы догадываетесь зачем я пригласила вас сегодня?

— Не возьмусь гадать. Кирилл Шаталов, оперативник нашего отдела милиции, передал мне ваше приглашение и очень настаивал.

— Я приглашала вас вместе с господином Дорфманом.

— Его сын болен.

— Приемный сын?

— Да.

— Насколько тяжело болен?

— Обычная простуда. Эмма Карловна. Конечно, это просто предлог. Он не хочет с вами встречаться. Ему вся эта история ужасно не понравилась.

— Да, — огорченно поморщилась женщина. — Я выбрала неверный подход. Мне казалось, что энергию этих молодых людей можно канализировать в производство. Талантливые ребята, недавно инициированы, ну слегка успели набраться дурных привычек, но это обычно поправимо. Моя вина.

— С молодыми часто так бывает, — слова были извинительными, интонации — нет.

— Бывает, — согласилась женщина. — И не с молодыми тоже. Поэтому я отчасти рада, что ошибка обнаружилась сейчас. И крайне признательна вам с господином Дорфманом за то, что от нее пострадало меньше людей, чем могло бы.

Она не сказала «никто не пострадал», отметил Горецкий, она включает в счет тех, кого эти «талантливые молодые люди» успели заесть для «поддержания жизнедеятельности». Что я здесь делаю?

— У меня к вам два предложения. Вернее, выбор из двух предложений.

— Я внимательно слушаю.

— Вы уже, наверное, догадались, что я предложу первым делом. Так получилось, что в зоне моей ответственности оказался ряд незрелых старших, отобранных и воспитанных не мной.

Хорошая формулировка, обтекамая. Даже аполитичному господину Горецкому должно быть известно, откуда в Зеленограде столько молодых бесхозных варков. Потеряли мастеров во время недавних чисток и подвижек.

— А вы, наверное, знаете, что точные и естественные науки — и без того достаточно рискованная сфера деятельности.

Для старшего — да. Общеизвестно. В этих областях стараются инициировать рано, чтобы не пропустить «возраст гениальности». А потому и срывы происходят часто. Много чаще, чем в чиновничьей среде — личность не успевает устояться и не выдерживает нагрузки.

— В моем аппарате есть специалисты нужного профиля, но возможно, у гражданского лица будет больше шансов сработаться с моими новыми подопечными.

Горецкий не шевельнул ни единым мускулом — но внутреннее возмущение должно было хлестнуть через край.

— Вы до обидного плохо обо мне думаете, Эмма Карловна. Во-первых, я знаю, какие люди вам нужны — ученые и организаторы. Я — не то и не другое. Просто умею работать дрючком. Очень хорошо умею, скромничать не буду — но таких у вас, как вы сами заметили, хватает. Да я и не гожусь. Во-вторых, вы знаете, кто я и что я. Вы не могли всерьез сделать такое предложение парню из Ивано-Франковска. В-третьих, поскольку есть сразу две причины, по которым ваше предложение не может быть серьезным — а вы его все-таки сделали, остается только предполагать, что вы считаете меня тщеславным дураком. Я такого оскорбления ничем не заслужил.

— Я не пыталась вас оскорбить. И я не предлагала вам инициацию.

— Что не пытались — верю. Что не предлагали — помню. Я о ней тоже не говорил. Но на… высокого господина я работать не буду ни в каком виде. Просто не смогу. Извините.

Да, именно так. Возмущение, старая обида. Можно еще досаду — вот ведь, хотел прожить тихо, а чем кончилось…

— Не стоит.

И того, что, существуя в системе, он фактически работает на нее, так или иначе, госпожа Тон ему тоже не сказала, проявила такт.

— Если бы все сводилось к этой драке в парке, я бы не пригласила вас на чай. Вы привлекли мое внимание раньше. Когда ваши…

— Жена и со-муж, — подсказал молодой человек.

— Жена и со-муж превратили «Теремок» из почти притона в приличное заведение. А вы взялись за эту молодежную банду.

Горецкий развел руками.

— Ёлка и Юра всего лишь выполнили задачу, поставленную новым владельцем заведения. А что до подростков… Они сами пришли.

…И нельзя сказать, чтобы с добрыми намерениями. До недавнего времени гриль-бар «Teremock» действительно был почти притоном. И «почти» успело усохнуть до той стадии, на которой местные хозяева начинают прикармливать неблагополучных подростков из соседних агроточек.