— Сдается мне, драматизируешь ты слишком. Да кто ж ему донесет, и поверит ли он доносчику-то?

— Кто? Да Марьюшка, дочь его родная.

— Они же в ссоре…

— Вчера в ссоре, сегодня в мире. Коль ты считаешь, что Емеля с противниками вашими заодно…

— А ежели убрать ее? — перебил Фрол. — Их обоих?

— Убрать. Не так-то просто. Это тебе не бродягу бездомного прикончить, это скандал. Прознают, кто убил, да кто заказал — мне такая головная боль не нужна. Так. Ладно, может, я и впрямь драматизирую. Если бы она батюшку-царя хотела известить, то давно бы уж известила. А тогда бы царь либо флот послал остров атаковать, либо дивизию отправил бы полк Губаря окружить. Ни того, ни другого он до сей поры не делает. Значит, противник наш его в известность пока не ставит, хочет не нахрапом, а хитростью действовать и царя раньше времени не пугать. Так. А наша задача — хитрость его разгадать. Правильно?

— Ага.

— Короче, дуй сейчас на остров и делай то, что я сказал. Так. И пулей туда и обратно, понял? Я тебе зелья ободряющего сейчас накапаю, чтоб с ног не валился. Свеженький как огурчик станешь. Так. А чтобы козлы тебе поверили, что ты побывал у меня, покажешь Бэдбэару мой перстень, — Черноус снял с пальца массивное золотое кольцо с изумрудом. — Так. На, держи.

Увидев заблестевшие от жадности глаза Фрола, добавил:

— Так. Не вздумай его продать или якобы потерять, голову откручу. Не насовсем даю, вернешь апосля. Понял?

Переодевшись в дворника, в белом фартуке, с метлой в руках, Фрол доехал в поезде до Петрово Ближнего и отправился на берег Синявы, где в тайнике он спрятал ковер-самолет. Не обошлось и без курьеза. Пока ждал поезда на перроне, к нему подошел начальник станции.

— Ты что прохлаждаешься? Вон, мусора кругом сколько накидано! А он стоит, видите ли, носу ковыряет, метлу вверх поднял, как барышня с веслом! А ну, давай, работай!

Пришлось до прихода поезда метлой помахать для виду.

К своему тайнику он добрался глубокой ночью. Точнее и ночь-то была уже на исходе — вовсю светало. Достав из тайника ковер, он сел на него и направился к острову. Фрол хорошо знал коридор, где действие АГЗУ не прерывается. Траектория ломаная получается, сильно петляет, зато везде без посадки. На площадку около виллы он приземлился уже утром, часов около семи.

— Что ж вы, барин, — подбежали к нему охранники, — обещали к концу дня вернуться, а вернулись только к началу четвертого дня! И смена к нам никак не прилетает, и хозяев нет — ни господин Бэдбэар, ни Роман Петрович ни разу не заглянули. Мы уж не знаем, что и думать даже!

— Поменьше думать надо! — резко отрезал Фрол, но про себя отметил, значит, козлы молчали всю дорогу, с ними не заговаривали. — Зато теперь вы можете на цельный месяц в отпуск по домам!

— Правда, что ль? — обрадовались солдатики. — Вот это здорово!

— Давайте, дуйте. Я ж говорил, мне магический артефакт нужен был. Нигде его найти не мог, аж до самой столицы пришлось добраться. Но только уговор, чтоб дома про службу — ни гу-гу, ясно? Ежели расскажете кому про новое оружие или там, где полк ваш расквартирован, или что господин Бэдбэар тут, на острове, скрывается — расстрел немедленно! — он показал им перстень Черноуса: — Вот, видите, это Всевидящее Око, следить за вами буду, ясно?

— Так точно!

— Всё, свободны!

Козлы стояли тут же и с легкой иронией слушали весь этот бред.

— Что, газонокосилки, зажрались? То есть заждались? — обратился к ним Фрол, когда ковер, унося на себе охранников, скрылся в туманной дымке.

— Да мы уж, честно говоря, заволновались, — ответил Бэдбэар, — Четвертый день в неведении, все нет и нет. Аж язык отсох от долгого молчания. Ну как Яга, сказала что-нибудь?

— Сказала: носить вам эти шкуры, не сносить!

— То есть?

— А то и есть, что Яга нам не союзник, она во вражеском стане. И Кощей, выходит дело, тоже — наверняка против нас. Похоже, спелись они с Иваном, с Германом и с остальными этими, ну, которые с плащом и кинжалом, супостатами. Он им Горыныча своего в услужение дал. Говорил, надо было раньше их всех поубивать!

— Говорил, говорил… Задним-то умом все мы сильны!

— Ладно, проехали. В общем, что они там затевают, пока не ясно. Но что бы там ни было, момент назревает. Власть пора брать. Сегодня рано, а послезавтра будет поздно. Это Черноус так сказал. Кстати, привет вам от него.

Фрол показал им золотой перстень с изумрудом.

— Так, значит, связался ты с Черноусом?! — обрадовался Бэдбэар. — Это замечательно.

— Да не только связался, но и пообщался. Побывал у него, обо всем поведал. Он на нашей стороне, а чтоб вы поверили, кольцо вот это дал мне. Но сам он будет здесь дня через три-четыре, не раньше, тогда вас и расколдует. А до этого попоститесь, травку пожуйте. После будут вам и рябчики, и ананасы. Я-то сюда прилетел только этих козлов отпустить.

— Чего?

— Ну, охранников, в смысле. А сам я тотчас же снова в столицу, даже отдохнуть некогда. Черноус покамест обещал выяснить, что там супостаты наши затевают. Как расправимся с недругами, так сразу и подымимся на Коляна Второго, самодержавие свергать.

Девятое июля, берег реки Синявы

Чуть за полдень Горыныч произвел посадку на правом берегу реки Синявы, за порогами, там, где в прошлом году закончилось наше путешествие в этот сказочный мир. Мы сняли с него свою поклажу, и дракон тут же спустился к реке испить водицы. Углубляться дальше, в двухсоткилометровую зону вокруг столицы, ему не позволялось конвенцией, которая почему-то все еще продолжала действовать, несмотря на смену власти и потепление отношений между Кощеевым царством и Алмазной долиной. Так что пару километров до печеходной станции в Питстауне нам предстояло пройти пешком.

Река в этом месте, устав грохотать порогами, разливалась в широкий плес, но в полукилометре ниже, около моста, снова собиралась в стремнину. А напротив того места, где мы стояли, другой, крутой берег был достаточно далеко. Там, за яром, начинался дремучий лес. Из этого леса на высокий берег вышел человек, по всей видимости привлеченный любопытством — его, очевидно, заинтересовала посадка громадного ящера. Мужичок был в кепке, в полосатых штанах и в белом фартуке, он вглядывался в нашу группу из-под руки, пытаясь разглядеть нас против солнца. Несмотря на довольно большое расстояние, не узнать этого человека было невозможно — это толмач Фрол. Катька с Германом тоже узнали его:

— Вот он, гад! Точно, вырвался с острова!

Не раздумывая, я вскочил на среднюю шею дракона.

— Горыныч, миленький, достанем его!

Змей расправил крылья и в два взмаха был уже над серединой реки. В руках толмача блеснул автомат, он открыл стрельбу. Пули не причиняли вреда шкуре дракона, они отскакивали от нее и падали в воду. Я прятался от пуль, укрываясь в своей летающей крепости. Выпустив всю обойму, толмач откинул бесполезное оружие. Значит, запасного магазина у него не было. Ну, всё! Вот сейчас я тебя голыми руками придушу! С кручи скину! Утоплю!

Толмач схватил еще какой-то предмет, валявшийся на берегу. Ружье? Арбалет? Нет, это была метла. Он вскочил на нее и дал деру. Горыныч летел быстрее, вот мы уже настигли подонка, он под нами, а под ним — дремучий лес. Этот лес и оказался его спасением, он спикировал в чащу, куда не мог приземлиться огромный ящер. Теперь ищи-свищи!

— Ладно, Горыныч, шут с ним. Возвращаемся.

— Ну как, догнал? — спросил Герман, когда мы с Горынычем сели на поляну.

— Ушел, гад!

— Ну и ладно. Значит, в другой раз.

— Я тоже так думаю.

Мы попрощались со Змеем Горынычем, который должен был вернуться к Бабе-яге, чтобы держать оборону в качестве боевой авиации на случай внезапного нападения, и двинулись к станции, расположенной в городке с помпезным названием Питстаун. Однако название уже успели поменять, теперь и городок, и станция назывались Петрово Ближнее. Значит, где-то есть еще и Петрово Дальнее, уж не на Истре ли в Подмосковье? Лешек спонсировал покупку билетов, мы сели в вагон и стали ждать отправления. Паровоз, печеход то есть, уже пыхтел на путях, но до отхода оставалось еще полчаса. Томясь в ожидании, мы разглядывали спешащих по дощатому перрону пассажиров. Разночинный народ суетился, сгибаясь под тяжестью мешков, корзин и котомок. Кто побогаче, те доверяли свою ношу предприимчивым мальчуганам, составлявшим конкуренцию штатным носильщикам с тележками, они стояли в стороне — не то бастовали, не то цену ломили несообразную. Наконец дежурный зазвонил в колокольчик, вагончик тронулся, а перрон, как и положено ему, остался. Последним в вагон запрыгнул странный монах в длинной рясе с капюшоном, надвинутым на глаза, и с палкой, похожей на черенок лопаты, вместо посоха. Нижняя часть лица была скрыта платком в горошину, согревающим флюс. Он постоял немного на площадке, а потом ушел в соседний вагон. Что-то в нем показалось подозрительно знакомое, в этом монахе, но что, я так и не припомнил и вскоре про него забыл.