— Саша, а почему ты ещё не учишь нас кендо? — спросила Ника, демонстративно не глядя на милиционера.
— Потому что вы ещё недостаточно хорошо владеете своими телами, — объяснил ни капли не запыхавшийся Эней. — Вам не хватает силы, быстроты, выносливости. После Нового Года непременно начнем занятия с боккенами, и вы увидите, как много от вас потребуется. Это тяжелая физическая работа, которая, вдобавок требует большой точности. Как литьё стекла вручную.
— А кино будет? — спросил Паша.
Эней вздохнул.
— Будет.
— Что за кино? — поинтересовался Шаталов.
— Старые плоскостные фильмы. У нас большая коллекция.
— Кто-то ещё смотрит плоскостные фильмы? — удивился милиционер.
— Мы настолько отстали от жизни, что даже книги читаем. Ребята, вы с Женей договоритесь, что вам поставить, а я потом приду.
Когда они остались в додзё вдвоем, Шаталов спросил:
— Вы в курсе, что человека, заявляющего, что он способен работать против старших, в любой момент могут вызвать?
— Я жду вызова со дня открытия зала, — равнодушно отозвался Эней. — Он будет нам очень полезен.
— Реклама, — предположил Шаталов.
— Именно.
— С какого возраста берете в секцию?
— С любого и до любого, а что?
— У меня есть сын.
— Приводите его, — улыбнулся Эней.
* * *
— То есть, вы полагаете, что цепочка была именно такой? Мальчик приревновал девочку, драка, затем Шаталов или кто-то ещё намекнул Петру?
— Не совсем, Эмма Карловна. Первый звонок мог прозвучать после инцидента в «Теремке», но после драки додзё «Сэйдзикан» заинтересовалась милиция, они стали за нами приглядывать, сделали выводы, а уж потом сведения могли просочиться куда угодно.
Эмма Карловна покачала головой.
— Они просочились непосредственно через завод. Отец одного из этих мальчиков там работает.
— Ах, вот как, — Энею это было почти неинтересно. — В общем, Петр Эдуардович пришел в зал, мы пообщались и я назначил поединок на вечер перед Рождеством.
— Почему именно на этот вечер?
— Он пришел 15 декабря, а у меня на эту декаду была запланирована поездка в Москву и Питер по делам. Если бы он меня поломал, то…
— Понимаю.
— Ну и рождественские каникулы себе портить не хотелось.
— Вы рисковали лицензией.
— Я немножко по-другому смотрю на эти вещи, Эмма Карловна. Сама лицензия немного значит. Это всего лишь документ, позволяющий мне не доказывать каждому встреченному чиновнику, что я умею то, что я умею. Существо дела, как я его вижу, это все же сами умения — и способность их передать. И если я почему-то эти умения потерял, мне важно узнать об этом. В первую очередь мне самому.
…Когда организованный шум в додзё сменился неорганизованным шумом в раздевалке, а потом настала тишина, Эней, уже переодетый в домашнее, пришел на кухню. Зеленый чай с японским лимонником. Две щепотки. Сначала залить так, чтобы только чуть прикрывало листики, через минуту — залить уже полчайника, через три — полный чайник.
Ритуал.
— Ну что? Вызов? — спросил Цумэ, наблюдая, как распускаются в кипятке сушеные листики.
— Он самый.
— Условия? Бьётесь по правилам Федерации или как?
— Конечно, или «как», — Эней протянул ему визитку. — Пробей.
Игорь взял из пальцев командира карточку.
«Фролов. Петр Эдуардович». Терминал проснулся от прикосновения к сенсорной панели.
Так, сколько ж тут, ерунда какая, однофамилец, наверное. Нет, не однофамилец…
— Кэп. Твоей селезенки ищет светило мирового валдостроения. Да, смотри сам. Точные системы дистанционного управления. Проекты. Премии. Картина Репина «Возвращение блудного сына к Ивану Грозному». Он не администратор, он ученый. Это еще ничего не значит, инициация в этом возрасте кого угодно погонит по кустам и кочкам.
— А кой ему годик? — оторвался Эней от чая.
— Восьмой миновал.
— Тогда может.
— Что — может? Зачем ему этот вызов?
— Может пойти по кочкам. А зачем — наверное, хочет статус поднять. А может, посмотреть, какой товар покупает. Он ведь ищет тренера.
— Что нам лучше — выиграть или проиграть?
Эней скривил губы.
— Если ему восемь лет — с большой долей вероятности он как кэндока новичок. Будь он по-настоящему силён, на соревнованиях я бы о нем слышал.
— О каких условиях вы договорились? Разрешается друг друга калечить?
— А ты как думаешь?
— Я думаю, что если нет — у тебя никаких шансов. А если да — ты поломаешь ему что-то на первых секундах боя.
— Может, и не на первых. К чему спешить?
— Не выпендривайся.
— Я на него посмотрел, и еще посмотрю. И мне положено выпендриваться.
— Ну как знаешь, — пожал плечами Игорь. — На когда назначено?
— М-м… Поскольку торопиться некуда — на 25-е.
— Точнее — на Рождество?
— Да.
— А что после пастерки ты будешь сиять как солнышко ясное — ты подумал?
— Пастерка будет за день до того.
— А за сутки что изменится? Или у тебя расписание на утро: после службы пойти и впасть в смертный грех?
— Ну… каких-то особых планов нет, так что можно пойти и впасть.
— Ау, шурин! У твоей любимой сестры и твоего не менее любимого племянника выступление в школе! Вертеп зажигает огни!
— Ноги моей не будет в этом вертепе…
— Прекрасно. Но моя-то должна быть. Я-то царь Ирод. По совместительству Иосиф.
— Вот ты и пойдёшь. А на завод тебе соваться незачем.
— Вы будете драться на заводе?
— Там отличный спортзал, а ночью нам никто не помешает.
— Да на заводе-то зачем, почему не здесь?
— Я не боюсь идти на его территорию. И наш зальчик не тянет на полноценное сиаидзё. Дело может обернуться для меня неважно, а я только что закончил ремонт, мне дорог мой труд.
В дверь позвонили.
— Вечерняя группа, — сказал Эней. — Хулиганьё моё. А я и чаю не попил.
И скрылся за дверью.
* * *
Вертеп вышел на славу. На каркас из бамбуковых планок, оставшихся после отделки додзё, натянули синюю ткань, оставив два окошечка — вверху, где должно было разыгрываться священное действие в пещере, и внизу, для всех остальных событий. После полудня в додзё не меньше часа раздавался детский писк — Санька и одноклассники, толкаясь плечами, коллективно расписывали ширму флуоресцентным гелем с блестками. Когда ширма была готова и поставлена сушиться, детишкам налили чаю и состоялось первое публичное чтение пьесы, совмещенное с отбором актеров.
Большие роли — Девы Марии, святого Иосифа, и Ирода — Оксана благоразумно оставила себе и Игорю, не полагаясь на детскую память. В сумерках из дома на Королёва за руку с родителями разбегались ангелы, волхвы и пастушки. Оксана вернулась к себе — доделывать Балтазара. Эней с мученическим видом оттирал с пола додзё блестки — кто-то из мелких наступил на тюбик.
— В следующий раз, — сказал он, покончив с этим занятием и поднявшись наверх, — будете отмывать всё сами.
Приняв во внимание угрозу, следующие чтения и репетиции Оксана перенесла в школу. И, словно по заказу, за два дня до Рождества на город обрушился снег. Непроглядная метель бушевала всю ночь, и еще двое суток подряд снег просто сыпался, и Эней мурлыкал разученную в детстве песенку:
Баба-віхола, сива віхола
На метілі-метлі приїхала,
В двері стукала, селом вешталась -
Люди добрії, дайте решето.
Ой, просію я біле боршно,
Бо в полях уже дуже порожньо.
Сині пальчики, мерзне житечко -
Люди добрії, дайте ситечко…[166]
Утреннюю разминку Эней делал с лопатой — снег перестал только под утро. Когда он расчистил выезд для минивэна и половину пешеходной дорожки, к нему присоединился насупленный Санька с маленькой лопаточкой.
— Нервничаешь, артист? — спросил Эней.
— Есть немножко, — племянник наморщил нос. Эней засмеялся. Это была уже не титовская фразочка — её пацан подхватил у Кена. — А ты нервничаешь?