— В знак моей любви, — сказал он.

— Очень смешно! — фыркнула Даяна, но цветок взяла.

— Я сейчас подумала, что если победит Алекса? — спросила она через мгновение, вертя в пальцах хризантему.

— У неё есть шансы?

— Физически она сильнее, а на ристалище это многое значит, — Даяна начала обрывать у цветка лепестки. — Больше всего меня бесит, что мы не можем повлиять на исход турнира.

— Давай будем решать проблемы по мере поступления, — Хадар взял из её рук хризантему и воткнул в корсаж платья.

Он уже знал, в какую сторону заработала её мысль: повлиять на ход турнира нельзя, но можно поменять участницу. То, что она планировала для Миры, теперь перенеслось на Алексу. Он взял её за подбородок, строго сказал:

— Даже не вздумай! Слишком мало времени осталось, за девчонками пристально наблюдают. Если турнир пройдёт не так, как хочется старику, заподозрят в первую очередь нас.

Она потупилась, изображая саму Покорность, но Хадар по опыту знал, что в этой хорошенькой головке, будто в счётной машине, уже прокручиваются различные комбинации устранения Алексы и оцениваются риски.

— Кстати, милая, ты отметила, как Вишневский на собрании отбил твой довод с заменой мокрозявы.

— А? — рассеянно откликнулась она, погружённая в свои мысли.

— Ему известно печальное положение дел с мокрозявами.

— Он блефовал, — беспечно отмахнулась Даяна.

— Исключать такую возможность, конечно, нельзя, но, полагаю, он действительно в курсе.

— Откуда? — она полностью вернулась в реальность. — Хочешь сказать…

— Среди послушников завелась крыса.

Даяна с уверенностью отмела эту мысль:

— Невозможно.

— Почему?

— Хадар, ты просто не понимаешь, о чём говоришь. Ты привык к продажным агентам и лодочникам, в Ордене всё не так!

Её благородная вспышка была настолько неожиданна и даже искренна, что Хадар только изумлённо моргнул. Для Даяны, этой элитной высокомерной дряни, есть что-то важное, кроме собственных сисек?!

— Никто, слышишь, никто из магов не мог стать информатором Вишневского, — уверенно заявила Даяна.

— Ну… У каждого правила есть исключения. Может он или травница, с которой он сейчас живёт, оказали какую-то услугу…

В глазах Даяны сверкнула догадка.

— Да! — торжествующе воскликнула она.

Хадар вопросительно поднял брови.

— Берта, моя служанка. Я слышала, она лечит мужа у этой… травницы. Так она мне говорила, когда однажды её видели возле дома Магды.

— Лечит мужа у травницы, имея под боком магов? — усмехнулся Хадар.

Даяна повела плечами: мол, чего только не бывает.

Старший агент отстранил её, подошёл к окну, затем обратно.

— Не ты ли эта Берта, которая ходила за Алексой? — уточнил он.

— Она самая, — Даяна выглядела растерянной. Похоже, для неё самой было шоком, что она могла так прошляпиться с собственной служанкой.

— Мы тогда как раз обсуждали мокрозяв, — продолжал Хадар. — Она могла подслушать и…

Даяна выругалась.

— Но это может быть и не Берта, — заметил он.

— Больше некому, — на смену растерянности к Даяне возвращались злость и ярость. — Но, я, конечно же, задам ей вопросы и даже дождусь ответ… А потом мне нужна будет пара стражей стены, впрочем, и одного будет достаточно.

Её глаза жестко блеснули, и Хадар понял, что больше Берта ничего не передаст Вишневскому.

[1] А.С. Пушкин «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях»

Мира вновь была одна в своей комнате. Всё, что произошло после заседания, осело в памяти вязким туманом. Когда стало понятно, что собрание закончилось и стали накрывать на столы, Гай (или Вишневский — она уже не знала, как его называть) скомандовал Мире:

— В тренировочную!

И вышел из залы, даже не обернувшись на неё. Мира чувствовала его ярость и понимала, что он прав — она кругом виновата. Зачем, ну зачем она разрешила Алексе остаться?! Ведь хотела же выгнать! Сейчас оставалось только сгорать от стыда и ругать себя последними словами.

Кроме того, Мира отметила, что заступничество Хадара не успокоило, а лишь сильнее разозлило Гая. Она видела, что между этими двумя существует что-то давнее, застарелое, покрытое коркой времени, а сейчас вновь вскрытое.

Как могла быстро, она шла следом за наставником, путаясь в длинном платье. Борьба с собственными ногами, которые так и норовили наступить на подол, немного отвлекла её от этих мыслей, а также от вгоняющего в краску воспоминания о том, как она несла Вишневскому дичь о нём самом. Вот он, наверняка, потешался!

Гай остановился возле тренировочной, открыл дверь и отступил, давая Мире войти. Она отметила, что он избегает даже смотреть в её сторону. К горлу подкатил комок слёз.

— Я не нарочно! — сказала она, стоя на пороге и пытаясь поймать его взгляд. — Что мне сделать, чтобы вы меня простили?

Гай молча втолкнул её в комнату.

— Не надо так со мной! — попросила она. — Я… так не могу.

— Можешь, — равнодушно бросил он, зайдя следом и закрыв дверь.

— Вы ничего не знаете! — крикнула Мира. — Приходите и уходите, а я остаюсь одна! Совсем одна. Не подумайте, я не оправдываю себя, просто хочу, чтобы вы поняли, почему я вчера пустила Алексу. Мне страшно одной, можете вы это понять или нет?!

Она ждала ответа, сверля его взглядом.

— Сегодня мы построим занятие так, как оно собственно, и должно строиться по инструкции, — произнёс Гай, устремив взгляд в стену над её головой. — Я расскажу, как возникла идея турнира, кем стали выдающиеся победители.

— Сами говорили, что истории о чужом опыте не помогут мне победить, — угрюмо сказала Мира. Чувствуя, как к горлу подступают слёзы, тихо добавила: — Пожалуйста, не надо так формально… Я понимаю, что вы на меня в обиде, но не надо так!

Он проигнорировал её просьбу, по-прежнему безразлично продолжил:

— В конце занятия поговорим о процедуре выбора между лодочницей агентом.

— Я уже сделала выбор, — перебила она. — Я буду лодочницей.

Мира стараясь разглядеть, какое впечатление на него произвёли эти слова. Никакого. Но так не может быть!

— Как я уже говорил, в случае победы на турнире, ты пройдёшь обработку, после чего требуется сообщить писарю, кем ты решила стать, — продолжал Гай.

— Писарю? — озадаченно переспросила Мира. — А где его найти?

— Увидишь перед началом турнира. Советую, прежде чем делать выбор, всё хорошенько взвесить. Нельзя пару дней побыть лодочницей, потом неделю агентом, и снова податься в лодочницы.

— Я уже всё взвесила, — огрызнулась она. — Только вас мой выбор, как будто, не радует.

Гай усмехнулся:

— А почему он должен меня радовать?

Она смутилась:

— Вы же лодочник.

— Ну и что.

— Может вас, в таком случае, обрадует, если я стану агентом?

— Мне всё равно.

Она покусала губу, угрюмо сказала:

— Не верю.

— Почему? — равнодушно спросил он, обращаясь к стене за её спиной.

— Вы тратили силы и время на мою подготовку к турниру.

— Турнир одно, выбор после него другое. Меня наняли, чтобы подготовить тебя к турниру, и я готовлю. Не говоря уже о том, что обучая мокрозява, готовишь конкурента на реке. По сути, растишь акулу, которая потом перекусит тебя пополам и заберет лодку.

Она почувствовала укол в сердце: вот, значит, как он её воспринимает? Вспомнилось собрание.

— Даяна сказала, что вы ходатайствовали быть моим наставником, — произнесла Мира с каким-то мстительным удовольствием.

По лицу Гая скользнула растерянность — он явно забыл о словах Даяны.

— Значит, для вас это не просто работа, — добавила Мира. — Может, наконец, расскажете, зачем стали моим наставником? Зачем сам вызвались готовить акулу?

Впервые за время разговора Гай предпочёл её стене.

— Ты до сих пор не рассказала, кто тебя сюда забросил, — произнёс он.

Она раздражённо взмахнула руками:

— Хорошо, если для вас это так важно — жаба!