— Надеюсь, увидит, что стало с Хайпом и… смирится с выбором Праматери, — ответил Яков.

— А если нет?

Он пожал плечами:

— Не знаю. Тогда и будет видно.

Замирая от шороха собственных шагов, Магда подошла к мокрозяву; морщась от тяжелого запаха давно немытого тела, наклонилась. Несчастный был без сознания. Магда отметила на его плече багровые следы от лап Птицы.

— Помоги освободить его от одежды, — сказала Магда спутнику.

Он стоял по-прежнему глядя на палку.

— Ну же! Сам привёл емня сюда, чтобы вылечила, — поторопила Магда.

Яков разорвал грязные лохмотья и отступил. Даже беглого осмотра было достаточно, чтобы понять, что мокрозяв не жилец. Слишком поздно — его душа была уже на пути в царство мёртвых — Закуполье. Лишь что-то необъяснимое удерживало жизнь в этом изувеченном и замученном теле. Магда отступила в сторону, сложила на груди руки.

— Ну? — с нетерпением спросил Яков.

— Ты тоже пытал его? — спросила она, не узнавая собственного голоса.

Он замялся:

— Так, немного…

Магда бросила на него яростный взгляд.

— Работа такая, ничего личного, — поспешил оправдаться он. — Что делать-то с ним будешь?

— Ничего. Я не умею оживлять мёртвых.

— Нет, Машка, подожди, — в голосе стража появилась угроза. — Мне Праматерь ясно сказала: найди травницу Магду, она спасёт мокрозява.

— Я не знаю снадобья, которое могло бы вылечить его! — закричала Магда. — Даже представить боюсь, что вы с ним делали.

— Значит, лечи не снадобьями! — яростно перебил Яков. — Ты же была колдуньей!

Он наступал на неё, оттесняя назад, пока она не упёрлась спиной в стену.

— Я не могу колдовать! — воскликнула Магда. — Меня изгнали из Ордена. Если попытаюсь, меня накажут…

— А если он подохнет, нам всем каюк! — отрезал страж. — Ферштейн?

— Как он спасёт Азар? — тихо спросила она.

— Не знаю, — мрачно сказал он. — Но я видел, как его выбрала Птица и со мной разговаривала Праматерь. Я верю своим глазам и ушам. Ну?

У Магды задёргалось веко. Колдовать — навлечь на себя гнев Ордена. Не колдовать — дать умереть мокрозяву и не выполнить указание Праматери. Внезапно в коридоре послышался звук шагов нескольких человек. Магда с Яковом испугано переглянулись. Оба подумали об одном: Хайп вызвал подмогу.

Шаги приблизились, на пороге появились два стража. Обшарив взглядами камеру, они встали по обе стороны двери, а внутрь вошёл красивый черноволосый мужчина в богатой одежде. Поверх френча на плечи незнакомца бы накинут плащ, отороченный мехом лесного кота. Увидев вошедшего, Яков бухнулся на колени и дёрнул Магду за руку, призывая сделать тоже самое. Поколебавшись, она тоже встала на колени. С любопытством посмотрев на Магду, незнакомец перевёл взгляд на Якова, затем на мокрозява и опять на Якова. Исподлобья наблюдая за ним, Магда заметила на стоячем воротнике его френча серебряный знак: три волны, перебитые копьём. Знак хранителей.

— Ну, и что тут за собрание соболезнующих? — лениво спросил незнакомец.

— Господин Хадар, — заговорил Яков, запинаясь и выкатив глаза. — У меня было видение. Явилась Праматерь и сказала, что если я не спасу этого (кивок на лежащего на полу мокрозява), Азар будет уничтожен.

— Прямо таки уничтожен? — скривился незнакомец, однако голубые глаза смотрели серьёзно. — А Хайпу кто глаза выколол?

— Она! — торжественно сказал Яков.

— Она? — Хадар указал рукой в перчатке на Магду.

— Нет, Праматерь. Хайп хотел убить его (снова кивок на мокрозява), и Праматерь ослепила Хайпа.

— Интересно, — Хадар прошёл по камере, переступил через мокрозява, затем вернулся и снова встал напротив стража и Магды.

— Ты кто будешь? — спросил он у колдуньи.

— Это травница Магда, — с готовностью ответил Яков. — Праматерь сказала, чтобы я привёл её к мокрозяву…

— Не тебя спрашиваю, болван, — оборвал Хранитель, и страж стушевался. — Значит, Магда?

— Да, господин, — проронила она.

— И как же ты собираешься спасать нашего, хе-хе, орла?

Чувствуя сухость в горле, Магда ответила:

— Обычные снадобья ему не помогут. Нужно колдовство. Но меня изгнали из Ордена, и я не имею права…

Хранитель искоса взглянул на мокрозява.

— Надо же, как всё любопытно поворачивается, — негромко сказал он будто сам себе и, переведя взгляд на Магду, приказал: — Что же, колдуй. С Орденом я договорюсь. Думаю, один раз они могут закрыть глаза на мелкое нарушение.

Магда почувствовала ликование. Не поднимаясь с колен, подползла к мокрозяву и шепнула, будто он мог слышать:

— Я спасу тебя!

Неподалёку звучали женские голоса. Словно кто-то не закрыл кран, и голоса-вода журчали, журчали.

— А я вам говорю, что в штрудели по-немецки кладётся капуста!

— Квашеная?

— Да.

— Брехня! Нет там капусты, и не было никогда!

— Это у тех, кто готовить не умеет, не было. Моя мамка такие штрудели готовила, что весь двор собирался их поесть!

— Да заткнитесь вы обе! — сурово прикрикнул на них мужской голос. — Еду надо есть, а не говорить о ней.

Спорщицы замолчали.

Мира хотела открыть глаза, но веки оказались, словно налиты свинцом. Во всём теле ощущалась жуткая слабость — будто из неё вырвали хребет и бросили умирать. В горле было сухо, язык напоминал наждачную бумагу. Надо попросить воды. А лучше горячего чаю. Крепкого, чёрного, с сахаром.

— Пить, — прошептала она. И даже сама себя едва услышала. Но говорить громче не было сил.

— А вчера супчик ничего был, — опять завёл женский голос слева.

— Пустой, — возразили сразу несколько голосов.

— Как твои штрудели, — насмешливо заметили справа.

— Вам что, обеим по башке дать, чтобы заткнулись? — рявкнул мужской голос.

Мира никак не могла понять, где находится. Может, в больнице? Однажды она лежала там с пневмонией, и соседки по палате тоже постоянно еду обсуждали. Но здесь запах был определённо не больничный. Воняло, как в ночлежке — хотя Мира ни разу в жизни в ночлежках не была. Однако представляла, что воняет там именно так. Она вновь попыталась открыть глаза. Теперь удалось, и Мира увидела, что лежит на полу, прямо перед ней возвышается чья-то массивная спина. Тут же через Миру перешагнули поросшие чёрным волосом ноги, лица коснулся край платья. Закружилась голова, к горлу подступила сильная тошнота. Мира снова закрыла глаза, дожидаясь, пока тошнота отпустит.

Кто-то тронул её за руку холодными пальцами. Вздрогнув, она открыла глаза и увидела склонённую над собой косматую голову. У женщины было длинное лицо и добрые глаза старой лошади.

— Как ты? — спросила незнакомка.

— Пить, — прошептала Мира.

На это раз её услышали.

— Сейчас, — женщина исчезла из поля зрения, но скоро вернулась с глиняной чашкой без ручек. Приподняв одной рукой голову Миры, она прислонила чашку к её губам. Мира сделала пару глотков. Затошило с новой силой, она отстранила руку женщины и вновь закрыла глаза. Её голову снова опустили на пол.

— Как она? — спросил рядом уже знакомый мужской голос.

— Плохо. Впервые вижу, чтобы кто-то так чувствовал себя после кукрения. А ты раньше такое видела?

— Нет, — после паузы согласился мужчина, оказавшийся женщиной.

«После кукрения, — слова бились в голове Миры, будто шарики для пингпонга. — Значит, я кукрила».

В памяти ещё было ярко воспоминание о толпе, преследовавшей её на улице, Натахе и Альке. Если это и есть «кукрить», то лучше сразу умереть. Почувствовав прикосновение к руке, Мира открыла глаза. Рядом с ней сидела женщина-гора. Огромные груди, мощные руки, монументальный торс, слоновьи ноги. На её лице тоже всё было крупным: толстые губы, большой нос. Но самыми примечательными были глаза: чёрные, живые, блестящие, молодые.

— Тебя как звать-то? — спросила женщина тем самым мужским голосом.

Мире вспомнился совет Гая взять себе другое имя, но она сразу отмела этот вариант. Эдак можно позабыть, кто она и откуда и смириться с окружающим скотством. А ей не хотелось мириться. Она поклялась себе, что найдёт способ вернуться домой. Не может быть, чтобы не существовало возможности нырнуть обратно!