— Вы хотите знать о Молли, — заговорил старик слабым голосом. — Так звали мою единственную дочь. Наивное, чистое сердцем дитя. Она родилась, когда мы с её матерью были ещё очень молоды, и выросла как-то незаметно, словно цветок на окошке. Тихая, задумчивая, наша Молли была красавицей. Такую девушку не могли не заметить, и я уже строил планы, как повыгоднее выдать её замуж, например, за сына мясника. Но однажды она прибежала с рынка вся раскрасневшаяся от волнения. Сказала, что её остановила знатная госпожа, подарила четыре больших «беляка» и сказала завтра утром подойти к заднему входу Башни. Так мы узнали, что нашу Молли отобрали в служанки к Великому Хранителю — тогда ещё молодому, только взявшему на себя бразды управления Элсаром. У нас с женой закружились головы от такой чести. Видано ли, наша Молли, простая городская девчонка, которой в лучшем случае, предстояло стирать заскорузлые от собачьей крови фартуки мужа-мясника, станет личной служанкой Великого! Мы с женой ходили, раздуваясь от гордости, и все соседи кланялись нам, будто господам. С мясником мы даже здороваться перестали: кто он нам теперь? Мы представляли, что Молли выйдет замуж за кого-нибудь из высокопоставленных слуг. Вскоре дочь перебралась в Башню, и мы стали редко её видеть. Сначала она ещё приходила на обеды в свой выходной, но чем дальше, тем чаще присылала посыльного мальчишку со словами, что сегодня не придёт. Жена очень скучала и, бывало, целыми вечерами стояла напротив Башни, надеясь в верхних бойницах хотя бы мельком увидеть нашу Молли.

Однажды ночью нас разбудил торопливый стук в дверь. Я открыл — на пороге стояла заплаканная дочь. Она рассказала, что убежала из Башни, потому что беременна от Великого Хранителя. Заливаясь слезами, она рассказала, что любит его и, лишь узнав о ребёнке, сразу же рассказала господину, уверенная, что он окажет ей всяческую помощь. Но Хранитель приказал избавиться о ребёнка. Только тогда она может остаться при нём. Он вызвал лекарей, но Молли убежала из Башни. Она просила нас защитить её и помочь сберечь ребёнка. Уверяла, что господин передумает и полюбит ребёнка, ведь это и его дитя, — Кларк вытер краем плаща покрытое испариной лицо. — Вы представляете себе наше с матерью состояние? Мы люди бедные, но честь семьи всегда была для нас на первом месте. И теперь наша Молли была опозорена, её не возьмёт в жёны ни один уважающий себя мужчина. В то время, как дочь забылась беспокойным сном, мы с женой пришли к решению, которое казалось нам тогда единственно верным: отвести Молли обратно в Башню и умолять Великого Хранителя избавить нас от позора. Когда дочь пробудилась, я объявил ей нашу волю. Она плакала и даже вставала перед нами на колени, и жена уже готова была смириться. Но я насильно увёл в Башню. Чтобы не привлекать внимание соседей, мне пришлось завязать ей рот и связать руки, а сверху набросить плащ. К Великому Хранителю меня, конечно, никто не пустил. Вышли слуги, забрали Молли и закрыли передо мной дверь. С тех пор прошло много лет, но я до сих пор помню взгляд, которым прощалась со мной дочь. Она ненавидела меня.

Не дождавшись вестей от Молли, мы с женой пошли к Башне, пытались узнать о ней. Но с нами никто не хотел разговаривать. Тогда я подкараулил Великого Хранителя в городе, когда он шёл со свитой, бросился к нему, но меня оттеснили стражи. А потом на улице встретили и доходчиво объяснили, чтобы я прекратил поиски дочери. Она поскользнулась на стене, опоясывающей Башню, и упала в реку, сказали мне. А чтобы я лучше усвоил, хорошенько помяли бока.

Старик замолчал, отвлечённый скрипом двери. Все разом повернули головы, но это была Найра. Она вошла, держа в одной руке кувшин с водой; в другой бутыль браги, и метлу подмышкой. Закрыв дверь, Найра прислонилась к ней спиной и робко сказала:

— Я всё слышала… Прижалась ухом к двери и слушала. Потом подумала, что Магда сильно пить хочет.

Магда кивнула, взяла у Найры кувшин и припала губами к горлышку. Как же давно она не пила такой вкусной воды! Та стекала по шее за воротник, ледяными струйками спускалась по груди. Магда чувствовала, как оживает.

— Вы так больше ничего не узнали о дочери? — спросил Гай.

— Жена узнала. Ходила к той госпоже, что когда-то увидела Молли на рынке. Караулила её возле дома, спала у дверей, валялась в ногах, отдала все камни, какие у нас были — беляки, серые. И та, наконец, сдалась. Взяв с бедной матери обещание хранить тайну, она рассказала, что наша кроткая, тихая Молли умоляла Великого Хранителя пощадить её и дитя. Но когда он повторил приказ вытравить плод, бросилась на него с ножом и даже ранила. После этого Молли отправили в лечебницу, и потом уже никто о ней ничего не слышал, — он перевёл взгляд на Найру, прокряхтел: — Налей-ка мне браги, девочка.

Оставив метлу у двери, Найра поискала кружку и, не найдя, дала ему бутыль.

— Придержи, он сам не справится, — подсказала Магда, глядя на то, как кукольник протянул к бутыли дрожащую, покрытую старческими пятнами руку.

Она перехватила хмурый взгляд Гая. Он явно ждал продолжения истории. Пока Кларк не рассказал ничего, что пролило бы свет на произошедшее с Найрой. Магда замечала во время рассказа, что Гай несколько раз нетерпеливо морщился, как будто хотел прервать старика, но сдерживался.

Изрядно выпив и утерев рот ладонью, Кларк обвёл присутствующих взглядом и произнёс:

— Я видел Молли ещё один раз, — в его зрачках дрожало пламя лампады.

Все ждали продолжения, не решаясь поторопить.

— Это случилось после смерти жены. Я вернулся домой и увидел Молли сидящей на её любимом месте у столика с рукоделием. При моём появлении она не пошевелилась, кажется, даже не заметила меня. Она вышивала, как любила делать это когда-то. Вот только глаза её были устремлены не на пяльцы, а в стену и она пришивала к кружеву свой палец. Без крови, без боли, — лицо Кларка болезненно сморщилось. — Её рука работала так…

Он стал водить кистью вверх-вниз, точно держал в пальцах иголку. Найра тихо охнула и закрыла рот ладонью.

— Не знаю, что с ней сделали в лечебнице, но это была уже не наша дочь, — продолжил он, и по морщинистым щекам потекли слёзы. — Думаю, она даже не понимала, где находится. Просто остатки памяти заставили её прийти по знакомой дороге и сесть за любимою работу. На шее у неё была цепочка вроде той, которую вы мне показали. Тогда я впервые почувствовал, что такое боль в груди… Да, так вот.

— Ты говорил с ней тогда? — спросил Гай.

— Нет. Стоял пень пнём. Потом в груди сильно заболело…

— Что она потом сделала? — едва слышно спросила Найра.

Кларк сморгнул слезу и жалко улыбнулся:

— Посидела, затем встала, будто кто-то позвал её, и ушла. А я вырезал куклу. Чтобы дочь всегда была со мной… Потом ещё одну, и ещё… Горожане зовут меня отцом кукол… Говорят, у меня хорошо получается… Хотя знаете, что я скажу вам, молодёжь — лучше, чем быть отцом для одной, но живой, — он обвёл присутствующих немного помешанным взглядом.

Найра заплакала в кулак.

— Значит, как я и думал, все нити ведут к местному Менгеле[2], - будто разговаривая сам с собой, произнёс Гай. — Им и нужно заниматься.

[1] Закуполье — мир, куда попадают азарцы после смерти. Подкуполье — принятое у колдунов название Азара, где проходят земной путь азарцы.

[2] Йозеф Менгеле — немецкий врач, проводивший медицинские опыты на узниках концлагеря Освенцим во время Второй мировой войны.

Остаток дня до ужина Мира не могла найти себе места: бродила по комнате взад-вперёд, садилась на кровать, но не могла усидеть; тут же, вставала и снова бродила. В голове теснились воспоминания о поцелуе на Елагином, и Мира проживала их снова и снова. То с восторгом, смакуя каждый вздох и каждый жест; то, сгорая от стыда и думая, как глупо и навязчиво вела себя, и что Гай поцеловал её только из жалости. Может он и ушёл, даже не попрощавшись, потому что сильно разочаровался в ней?