А вот про Алексу совсем не вспоминали, словно её не существовало. Мире даже стало немного обидно за противницу.

«Вот так и обо мне забудут», — обречённо думала она.

Принесли ужин. Вдоль решётки снова выстроилась очередь с мисками.

— Ты что, голодовку объявила? — резко спросила мексиканка, глядя на Миру сверху вниз.

Не ответив, девушка отвернулась к стене.

Пробормотав что-то, женщина ушла. Мира сглотнула слёзы. Вдруг вспомнилось, как она страдала, работая в блинной, думала, что хуже этого уже ничего быть не может. Может, ещё как. Вот он, её новый мир: шорох шагов, переругивания, стук мисок.

Неожиданно за спиной раздался женский крик:

— Несправедливо! Сейчас моя очередь кукрить!

— Замолчи! — приказал мужчина.

Кто-то тронул Миру за плечо. Она вздрогнула от предчувствия, в голове мелькнула мысль: «Гай!»

Обернувшись, увидела устремлённые на себя завистливо-любопытные взгляды.

— Эй, новенькая, ты где? — крикнул из коридора мужчина.

Она медленно встала, отряхнула измятое грязное платье, прошла мимо женщин к решётке.

Там стоял незнакомец в одежде стража: в серой рубахе и штанах, заправленных в короткие сапоги.

Увидев Миру, он отодвинул решётку. Одна из стоявших рядом женщин толкнула Миру с такой силой, что она врезалась в прутья.

— А ну прекрати! — прикрикнул на обидчицу страж. — А ты выходи живо!

Это относилось уже к Мире. Она вышла, напоследок взглянув на серую толпу женщин. У неё было ощущение, что они больше не увидятся. Отчего-то стало страшно. Здесь, по крайней мере, всё уже знакомо, а что ждёт дальше?! Она поискала взглядом мексиканку или мадам Олсен, но их не было. Страж взял её под локоть и повёл по коридору.

— Куда мы? — просила Мира, когда камера скрылась из вида.

— Узнаешь.

Они поднялись по каменной лестнице, потом ещё по одной, страж открыл низкую дверь и указал Мире: заходи.

Взволнованно сцепив пальцы в замок, она вошла.

Они поднялись по каменной лестнице, потом ещё по одной, страж открыл низкую дверь и указал Мире: заходи.

Взволнованно сцепив пальцы в замок, она вошла.

Это была небольшая комната; в стене углубление, будто раньше здесь было окно, но потом его замуровали. В углублении сидел Гай. Он совсем не изменился с тех пор, как они расстались на реке, разве что плащ снял. Мира в очередной раз удивилась тому, какой он плечистый и крепкий. Впрочем, другие на Азаре не выживают. Хлюпиков съедают черви.

Пару минут Мира и Гай молча смотрели друг на друга. Она пыталась прочесть по его лицу, насколько он злится, но лодочник был абсолютно спокоен и равнодушен. Сидел и смотрел на неё, как смотрят на осину. От такого взгляда все заготовленные вопросы и объяснения потеряли смысл. Даже говорить спасибо, что согласился быть наставником, почему-то язык не поворачивался. А ещё не отпускал страх: вдруг не согласился? Но тогда зачем пришёл? Сказать об этом? Бред, конечно, не согласился бы — просто не пришёл. Но озвучивать сомнения всё равно было боязно. Пока не высказаны, есть надежда, что всё не так плохо, как она себе накрутила.

Однако пауза затянулась, а нарушать её первым Гай явно не собирался.

— Вы случайно не знаете, мне на время подготовки к турниру другую одежду выдадут? — спросила Мира, решив, что самое лучшее, построить разговор так. Вроде и о турнире говорят, но и наставничества не касаются. А дальше будет видно, куда кривая выведет.

— Да, надо признать, не Мерлин Монро, — хмыкнул Гай, окинув её взглядом.

— Как Мерлин Монро ни к чему, — буркнула она. — Мне нужна функциональная одежда, а не этот картофельный мешок.

— А эта чем не функциональна? — осклабился он.

Ещё и издевается!

— Как в ней приёмы выполнять? — раздражённо воскликнула Мира.

— Какие приёмы? — кажется, он искренно удивился.

Зачем он заявился, в самом деле?! Ладно, чему быть, того не миновать. Пора прояснить вопрос с наставничеством.

— Я думала, вы будете моим наставником на турнире, — тихо сказала она.

— Буду, — равнодушно ответил он.

Мира расцвела в улыбке. Слава богу!

— Ну, тогда вы должны научить меня драться.

— Нет.

Мира опешила:

— Как же я смогу победить?

— Мира, я не боец, — неторопливо заговорил Гай. — До двадцати девяти лет я вёл жизнь обычного советского гражданина: пять дней в неделю работал в техбюро авиационного завода, по вечерам смотрел телевизор, читал книги, по выходным ходил на стадион поболеть за любимую команду. Ну, ещё рисовал немного. Я никогда не чувствовал себя ущербным оттого, что по вечерам провожу время перед телевизором, а не чищу кому-нибудь морду в подворотне; даже в школе ни разу не подрался по-настоящему.

— Но тогда на острове! — с жаром возразила она, не понимая, зачем он так говорит? Зачем рушит образ вояки?

— Что на острове? — Гай презрительно скривился. — Я убил рыжего, воспользовавшись эффектом неожиданности и местным стереотипом. Не говоря о том, что это была самая большая глупость, которую только можно совершить.

— Почему глупость? — моргнула Мира.

Он уклончиво махнул рукой:

— Позже расскажу.

Опять пошли загадки и недомолвки.

— Зачем же тогда убили? — спросила она.

Он провёл рукой по бороде, сжал её в кулак, помедлив, ответил:

— Так… Надоело, что они считают нас безответным быдлом. Но не суть, — он в упор посмотрел Мире в глаза: — Я хочу, чтобы ты поняла: то, что ты отработаешь перед зеркалом парочку приёмов, не сделает тебя равной в бою с реальным противником. Поэтому, если будет выбор: драться или бежать, для тебя выбора нет — беги. Это не шутки, Мира, и не игра. Всегда нужно оценивать свои силы. Попав в этот мир, никто не становится сильнее, ловчее или умнее. Ты остаешься той, кем была.

Мира почувствовала обиду и разочарование. Что он строит из себя невесть кого и разговаривает с ней, как с дошкольницей? Ещё и советы даёт хм-хм-хм. Не умеешь драться — беги; чувствуешь, что слабее — опять беги. Так никакой турнир не выиграешь. Похоже, она выбрала в наставники обычного балабола. Вон, сам проболтался, что убил рыжего по случайности, сейчас ещё и совесть замучила. Интересно, можно ли поменять наставника в ходе подготовки? Впрочем, у них ещё и подготовки-то не было. Вспомнились разговоры о Вишневском. Вот бы кого в наставники! Он бы не стал тут разводить всю эту болтологию, а ясно и чётко сказал, что нужно сделать, чтобы победить.

— Вопросы есть? — спросил Гай, доставая папиросу. Судя по виду, собственного изготовления.

«Вопросы есть? — мысленно передразнила Мира. — Точно, как в школе».

— Вы, случайно, не знаете мокрозява по фамилии Вишневский? — спросила она.

Рука Гая задержалась в воздухе.

— Может, и знаю, — ответил он. — Так сразу не припомнить. Он лодочник или агент?

Сунув папиросу в угол рта, Гай достал из кармана камень, железку и верёвочку, больше похожую на крысиный хвост. Огниво, что ли?

— Я не знаю, — ответила Мира. — У нас рассказывают, что он победил в турнире и вышел на свободу. Просто интересно, знакомы ли вы с ним. Он тут в Башне столько всего натворил, что и на свободе должен быть известен.

Положив верёвку на подоконник, Гай стукнул одним камнем о железку. Вылетело несколько искр, верёвочка загорелась. Мира увлечённо наблюдала. Ёлки-палки, чтобы закурить, надо целый ритуал выполнить. Прикурив от верёвки, Гай наступил на неё сапогом, погасил пламя, и убрал огниво обратно в карман. В комнате завоняло палёным и ещё чем-то горьковатым. Что он там курит, интересно знать? Дым от самокрутки был странным, не висел полупрозрачной дымкой, как обычно, а собрался рваным комком. Гай разбил ребром ладони один комок дыма на несколько маленьких.

— Меня научите так же делать? — спросила Мира.

— Зачем?

— Должны же вы, как наставник, поделиться со мной каким-нибудь умением, — она старалась, чтобы голос звучал невинно, но в нём всё равно прозвучала язвительность.