— Ты тугодумка? — язвительно поинтересовался старик. — Не разочаровывай меня, я и так уже начал сомневаться, верно ли то, что мне о тебе порассказывали. Поди обманули, как обычно.

Мира вспыхнула от стыда. Вспомнился совет слуги отвечать быстро и чётко.

Шестое чувство подсказывало, что лучше рассказать правду. Она ещё не вполне разобралась в расстановке сил и кто имеет большую власть: Великий Хранитель или Колдун — но стражи с копьями очень стимулировали говорить правду.

— Колдун намекнул, что я могу стать Старшей магиней, — сказала она, не решаясь поднять на старика глаза.

— Вот как? — улыбнулся он.

— Да, кажется, Даяна утратила его доверие.

Старик небрежно махнул рукой:

— Он её уже казнил.

Миру точно обухом по голове ударили.

— Казнил? — выдавила она. — Как?

Собеседник понял её вопрос буквально и ответил:

— Магически. Это мы тут по-простому вешаем да сжигаем, а у них, — старик нарисовал рукой в воздухе замысловатую фигуру, — высокое колдовство. Значит, Колдун хочет поставить тебя Старшей магиней.

Он довольно потёр руки. Мира не понимала, что его так обрадовало. Молчала, поражённая известием о казни Даяны. Между ними никогда не было тёплых отношений, скорее наоборот, но всё-таки Мира не могла принять, что Даяна, ещё сегодня утром живая, энергичная, уже стала одних каменных фигур на берегу реки Безвременья. А главное, что это она, Мира, способствовала её смерти, когда раскрыла магиню перед Колдуном. Нет, делая это, она прекрасно осознавала, что Колдун Даяну не похвалит, и более того, хотела её наказания. Но весть о казни потрясла.

— А если мы поставим тебя на место Колдуна? — спросил вдруг старик.

Мира изумлённо вскинула на него глаза.

— Шутить изволите? — спросила она.

— Ничуть, — ответил он с хитрой улыбкой. — Давно хотел, чтобы Орден играл по моим правилам.

Старик подмигнул:

— А? Как, хочешь стать Владычицей Ордена?

— Боюсь, я не готова для такого, — тихо ответила Мира.

Она не могла понять, троллит её дед или нет? Такие решения не принимаются с бухты-барахты. Захотел поставил главой Ордена, захотел передумал. И, опять же, а Колдун куда денется? Глупо надеяться, что он добровольно подвинется.

— Хочешь что-то спросить? — Великий Хранитель смотрел с прищуром.

— Да, — она набрала побольше воздуха, решаясь: — Если вам давно хотелось контролировать Орден, почему вы не сделали этого раньше? С той же Даяной?

Старик цыкнул зубом:

— Даяна всегда была с гнильцой. Ещё и на передок слаба. Ради хорошего члена могла забыть все обязательства.

Мира окончательно смутилась. К разговору в таких выражениях она готова не была.

— Ты не такая, — улыбнулся старик. — Хоть и кувыркаешься иногда в чуланах. Но это дело молодое, нужное.

Она смотрела на него в испуге: он знает про Бренна! Всё это время за ней следили, за каждым её шагом и словом.

Великий Хранитель рассмеялся явно довольный её потерянным видом:

— Ладно, ладно, вижу окончательно тебя засмущал. Возвращайся домой к Хадару, готовься к поездке, а к этому разговору вернёмся позже, как вернётесь.

С каким же удовольствием она выскочила из этой душной, пропитанной жестокими интригами комнаты!

Иероглиф не получался. И боль в душе не проходила. Справа от Хадара кучкой лежали сломанные кисти, слева громоздились разорванные в бешенстве свитки, на деревянном полу чернели кляксы туши. Он брал чистый свиток, обмакивал кисть в банку с тушью и начинал писать, пытаясь сосредоточиться на каллиграфии и отречься от гнетущих мыслей. Но сегодня рука подводила, и линии становились похожи на рваные раны.

В глубине дома раздался голос Монка:

— Господин Хадар не может сейчас принять вас. Он каляки-маляки рисует, — торжественно объявил он.

У Хадара дрогнула рука, линия пошла волной. Он выругался сквозь зубы и скомкал очередной свиток.

Когда Монк впервые увидел его за каллиграфией, он удивлённо спросил, что это хозяин такое делает. Внутренне смеясь, Хадар с самым серьёзным видом ответил, что рисует каляку-маляку. Монк запомнил и хотя Старший агент после этого уже несколько раз говорил, что процесс называется каллиграфия, мальчишка упорно называл его калякой-малякой. Видимо он считал, что это всего лишь разные названия одного и того же. Впрочем, Хадар сильно не настаивал, его даже забавляло, с каким серьёзным видом Монк объявлял про каляку-маляку. Но только не сегодня. Сегодня Хадара ничего не забавляло, он ненавидел и презирал этот мир сильнее обычного и хотел, чтобы все оставили его в покое. Миру, как полагается, было на желания Старшего агента плевать.

Хадар напряжённо прислушивался, ожидая ответ гостя и гадая, кто это может быть.

— Сожалею, но тебе придётся прервать своего господина, — раздался голос Колдуна.

Хадар сломал кисть и бросил направо. Кстати, это была последняя кисть из его запасов. Всякое художество в Азаре не поощрялось, и получить хорошие кисти можно было только под заказ, а мастер, который их делал, недавно умер. Можно было поискать другого, но, Виловы воды, Хадар был уверен, что тех кистей, которые есть, ему хватит на много лет. Пока собственноручно не превратил их сегодня в щепки.

В коридоре Монк слабо спорил с Колдуном, пядь за пядью сдавая позиции.

— Монк, проводи гостя в красный кабинет! — крикнул Хадар, когда стало понятно, что Колдун и так пройдёт.

Он поднялся с пола, плотно запахнул халат и завязал пояс. Нужно, наконец, взять себя в руки и провести встречу с Колдуном, как ни в чём не бывало. Хотя он последний, кого Хадару хотелось видеть. Разве лишь для того, чтобы убить. Но Колдуна нельзя убивать, да и не так-то просто это сделать. Все, кто пытался, некрасиво умирали. А Хадар вчера уже умирал — не самое приятное занятие и не хочется превращать его в привычку.

Поэтому нужно запрятать ненависть подальше и принять Колдуна с распростёртыми объятиями. Он перевёл взгляд с горы кистей на груду смятых свитков и, заложив руки за спину, вышел из комнаты. Миновав длинный коридор, Хадар вошёл в комнату, мало чем отличавшуюся от той, из которой вышел. Тоже небольшая, прямоугольная, лишённая мебели и каких-либо убранств. Стены комнаты были задрапированы красной тканью. На стене напротив двери — длинный свиток с иероглифом «возмездие».

Колдун стоял к Хадару спиной, рассматривая свиток.

— Простите, что заставил вас ждать, — произнёс Старший агент, задвигая сёдзи1.

Про себя отметил: голос ровный, интонация доброжелательная. Пока полёт нормальный.

— Что означает этот знак? — спросил Колдун, не оборачиваясь.

— Здесь написано: видели всё на свете мои глаза — и вернулись к вам, белые хризантемы2, — ответил Хадар.

Между ними незримо стоял образ той, кого Колдун отнял у Хадара и предал смерти. Даяна любила хризантемы. Ими были затканы гобелены в её будуаре, похожие цветы выращивали специально для магини, тратя на полив драгоценную воду.

Колдун покосился на Хадара через плечо и уточнил:

— Такмного слов в одном знаке?

— Да, — скупо улыбнулся Хадар.

Колдун медленно повернулся к нему. На миг их глаза встретились, и Хадар подумал, что не будь он обработан, его не остановил бы ни сан, ни последствия нападения на Колдуна. Он выхватил бы из чехла на руке стилет и воткнул в горло Колдуна, а затем с наслаждением чувствовал, как его тёплая кровь течёт между пальцами.

«Ничего, — злорадно подумал он. — Скоро мои универсальные солдаты будут готовы, и первым, на кого я их направлю, будешь ты».

— Слышал, вы сегодня отбываете из Элсара, — сказал Колдун.

— Правильно слышали, — подтвердил Хадар. — А вы ещё надолго здесь останетесь?

— Планирую отбыть сегодня до потемнения Купола, — гость помолчал и добавил со вздохом: — Этот визит стал для меня трагическим

«А уж каким трагическим он стал для меня!» — подумал Хадар.

Однако вслух спросил: