Полубой закусил губу, чтобы не расхохотаться — уж очень старательно боцман перечислял оскорбления и делал это настолько живописно, что сцена предстала, будто Касьян сам в ней участвовал.

— Подробности можно опустить, — сказал Кирилл.

— Ага… ну, я самого говорливого приложил раз, — боцман поднес Небогатову кулак с небольшой арбуз величиной с ободранными костяшками пальцев, — вот не сойти мне с этого места, господин капитан первого ранга! Только один раз и приложил, а он… того… вырубился. А дружки его на нас полезли. Ну мы «Дерзкий» не посрамили, вот только Володьке перо… старшине Неволину стилетом под ребро кто-то ткнул. Не уследили мы — уж очень много их набежало. Едва к космопорту пробились. Спасибо — какие-то мужики в кожаных куртках помогли. По-нашему базарили, ага.

Полубой помянул про себя добрым словом Ивана Зазнобина и его друзей.

Боцман тяжело вздохнул и виновато опустил голову.

Небогатов оглядел строй.

— Лейтенант! Был приказ не поддаваться на провокации. Вы что, не могли удержать людей?

Титов начал что-то мямлить, старательно пряча руки за спину, и Полубой понял, в чем дело — кулаки у лейтенанта были сбиты и кожа содрана чуть не до кости. Не иначе, как о чужие зубы — уж Касьян знал толк в подобных травмах.

— Могли или нет? Не слышу ответа, господин лейтенант!

— Никак нет, — внезапно четко сказал Титов, твердо глядя на командира, — не мог я удержать людей и не стал бы этого делать.

Небогатов, прищурившись, долго смотрел на него, но лейтенант не отвел глаз.

— За невыполнение приказа до конца ремонта под домашний арест, — сказал Небогатов и затем после паузы продолжил: — А за то, что сумели вывести людей из-под удара, объявляю благодарность. Остальным — разойтись, привести себя в порядок. Боцман, выдать людям новую форму.

Оставшись с Полубоем в опустевшем ангаре, Небогатов заложил руки за спину и прошелся вокруг модуля, насвистывая скабрезную песенку про горничную Машку, на которую молодой господин адвокат сначала глаз положил, а потом кое-что потяжелее. Полубой молчал, боясь спугнуть то, на что надеялся.

— Ну что, господин майор? — спросил Небогатов, остановившись перед Касьяном. — Не пора ли вам принять участие в игре?

— Фу-у… — выдохнул Полубой, — я уж подумал, что ты решил запереться на корабле, будто ничего не случилось. Пойду, обрадую ребят — засиделись хлопцы в седлах.

— Эх… — мечтательно сказал капитан первого ранга Небогатов, — вот бы и мне с вами. Давненько я… — тут он опомнился и строго добавил: — Оружия не брать. Слышишь?

— Да на кой леший оно, оружие? — искренне удивился Полубой.

Если вчера бар «Безрогая улитка» и пострадал во время драки моряков с «Дерзкого» с неизвестными, то сегодня этого было незаметно. Даже зеркала за стойкой, перед которыми выстроились шеренги разноцветных бутылок были целы, хотя, как рассказал Полубою лейтенант Титов, целой вчера ни осталось ни одной стекляшки в помещении бара.

Разноцветные панели перемигивались в такт незатейливой тоскливой мелодии, лившейся неизвестно откуда, посетители пили пиво, виски, водку, текилу, словом — все, что могла предложить усталому и страждущему моряку любая портовая забегаловка.

Полубой отобрал на дело полдюжины пехотинцев — остальные несли службу в карауле. Лейтенант Старгородский, как разводящий, должен был бы остаться на корабле, но упросил Касьяна взять его. По глазам лейтенанта Полубой понял, что если откажет в просьбе, то поможет насмерть обидеть своего толкового взводного — несмотря на все свои понты, лейтенант службу знал хорошо и имел солидный боевой опыт.

Боцман Опанасенко, с разрешения Небогатова, вызвался сопровождать морпехов, чтобы указать на вчерашних обидчиков. В том, что они непременно появятся в баре, Полубой был уверен — ведь, по их мнению, сражение с русскими они выиграли. Правда, моряков было всего десять человек плюс лейтенант Титов, а нападавших в два раза больше, но кто сказал, что драка должна идти по-честному? Оказался в меньшинстве, не сдюжил — вытирай кровавые сопли и махай кулаками с орбиты.

Бар «Безрогая улитка» находился довольно далеко от космопорта — минутах в тридцати ходьбы, но Полубой решил, что лучше заранее прокачать пути отступления. Мало ли как дело обернется. Квартал был веселый — крохотные непременные гостиницы, проститутки, с интересом поглядывающие на любого встречного, сутенеры, пасущие своих девочек. Большинство лавок торговали либо местной экзотикой, вроде мускусных желез той самой безрогой улитки, способствующей небывалой потенции, либо товарами секс-индустрии, либо спиртным.

Пехотинцы были в гражданской одежде, которую им ссудили на благое дело моряки эсминца, кроме сержанта Умарова и еще трех человек, выряженных в парадную морскую форму. Для «формы» Полубой специально отобрал из своей команды ребяток, выглядевших понеприметнее. Впрочем, настоящий опытный глаз обмануть трудно. Культуру-то движений никуда не денешь. Хотя откуда здесь будет опытный глаз? Так, уличные банды… Старгородский выпросил у Титова искрящиеся лазоревые штаны и куртку, которая не сходилась на его объемистом брюшке, а Полубой оделся так же, как в прошлый раз, когда по милости своего лейтенанта ему пришлось заночевать на пляже.

В бар входили разными группами — сначала те, кто был в гражданке, а потом переодетые в форму, которых будто бы боцман вывел в очередное увольнение. Опухоль с глаза Опанасенко уже спала, но фиолетовый синяк придавал лицу зловещее выражение. К тому же усы его так и не приняли свое обычное положение — вниз вдоль углов рта — и торчали вперед вызывающе и нахально.

Бармен, узнав Опанасенко, вроде забеспокоился, но, заметив, что с ним всего четыре моряка, расслабился и даже позволил себе гнусно ухмыльнуться. Боцман, как ни в чем не бывало, подошел к стойке и заказал кружку пива, после чего ухмылка бармена стала еще шире — он решил, что этот пожилой моряк решил задобрить вчерашних врагов выпивкой. Иначе то, что он пришел в бар всего лишь с четырьмя спутниками, было не объяснить. Откуда ему было знать, что этих четверых хватило бы не только на то, чтобы оставить от его бара развалины, но и захватить весь «веселый» квартал и удерживать его столько, сколько потребуется. В принципе для «науки» можно было бы ограничиться и этими четырьмя, но Полубой решил создать как минимуму трехкратный перевес сил, ибо не исключалась возможность того, что «в процессе» к противнику подойдут подкрепления. Да и вообще, разумный перевес всегда, во-первых, сокращает время операции и, во-вторых, существенно снижает потери. Хотя в данном случае таковые должны были, скорее всего, свестись к синякам и царапинам…

Отбившись от наглых приставаний двух потасканных шлюх, Полубой, оглядев напоследок улицу, толкнул затейливо украшенную вращающуюся дверь и зашел в бар. Его парни были уже здесь — сидели кто за столиком, кто у стойки. Старгородский клеился к какой-то молодящейся особе с невообразимо огромным бюстом, Опанасенко угрюмо тянул пиво, посверкивая внимательными глазами из угла. Увидев Полубоя, он отрицательно покачал головой — вчерашних дебоширов пока не было.

Ждать пришлось недолго — брякнул колокольчик на Двери, и Полубой заметил, как бармен, глядя в сторону входа, будто случайно наклонил голову к углу, где сидел Опанасенко. Касьян сдул пену с пива и сделал крупный глоток — вряд ли потом удастся допить. А колокольчик все звенел и звенел, пропуская в бар новых посетителей. С сожалением отставив пустую кружку, Полубой медленно обернулся к двери.

Впереди выступал, именно — выступал, вальяжно, не глядя по сторонам, с чувством собственной значимости, крупный блондин в узких темперных брюках, балахонистом плаще и ярком шейном платке, обвивавшем крепкую шею. Волосы у него были прилизаны назад и светились в полутьме бара, в левом ухе висела серьга с золотистым таирским жемчугом. Чуть позади блондина, то пытаясь забежать вперед, то, будто испугавшись собственной прыти, отступая за его спину, вился вертлявый узкоплечий парень с испуганно-вызывающим взглядом и фиолетовым фингалом во всю левую половину лица. Он был одет в короткую куртку и прошитые серебряной нитью бесформенные штаны, заправленными в модельные сапоги. За ним, настороженно осматривая бар, двигался угрюмый черноволосый тип с короткой стрижкой и татуированными мощными руками, выглядывающими из кожаной жилетки.