Внезапно Окато подошёл так, что привязанный смог его увидеть. В холёных, белых руках врачевателя были тонкий нож и плошка с тёмно-красной жидкостью.

«Что ты собираешься со мной сделать?!» — хотелось закричать Бренну.

Но он смог только замычать, глядя на врачевателя расширенными от страха глазами. Нет ничего хуже, чем оказаться во власти этого убийцы с изучающим, безжалостным взглядом.

Окато вновь исчез из его поля зрения, и до воспалённого слуха Бренна донесся звук бьющейся о металлическое дно струи воды.

— Нет, поставь сюда. И уменьши огонь! Оно не должно закипать, только раствориться, — прикрикнул на кого-то Окато, и Бренн убедился, что кроме них в комнате есть ещё помощник врачевателя.

Бренн пошевелил пальцами рук, надеясь ухватиться за что-нибудь и развязаться, но пальцы скользнули по гладко отшлифованному дереву.

— Вам, конечно же, хочется знать, что с вами будет дальше, — произнёс Окато, на этот раз, обращаясь к Бренну. — Я собираюсь улучшить вас.

Бренн судорожно сглотнул.

— Мы, люди, слишком слабы и уязвимы. Хрупкие кости, нежное мясо и безмерное самомнение. Благодаря мне, вы станете крепче, сильнее. Сможете одной рукой поднять крупного мужчину в воздух или ударом о землю превратить в кровавое месиво.

Несмотря на то, что в комнате было не жарко, Бренн взмок от пота. Тонкие струйки катились по лбу, выедали глаза. Сердце испуганно трепыхалось, зубы стучали, и Бренн сжал их.

К нему подошёл невысокий щуплый мужчина примерно его возраста — с лицом, похожим на крысиную мордочку и в одежде врачевателя — длинной, не стесняющей движения робе с рукавами, скрывающими запястья и глухим воротом. В руке он держал нож. Равнодушный взгляд остановился на лице Бренна.

— Раздень его до пояса, — приказал Окато.

Всё с тем же безразличием мужчина разрезал на Бренне рубашку снизу вверх. Когда холодный металл коснулся его кожи, Бренн невольно вздрогнул. Его охватила паника. Он изо всех сих напрягся, в отчаянной попытке разорвать путы, но не смог даже пошевелиться. Из горла, сдавленного удавкой, раздался хрип.

— Тише, тише, мой мальчик, — сказал Окато.

Он приблизился и провёл ледяными пальцами по мокрому от пота лбу Бренна.

— Поверь, мы сделаем тебя лучше.

Его помощник, тем временем, освободил привязанного от одежды. Вместе с Окато они передвинули стол, на котором лежал Бренн, и он с ужасом увидел невысокий каменный куб, на котором были разложены матово блестящие тонкие ножи, клещи и лопатки; на спиртовке стоял прозрачный сосуд с тёмно-красной жидкостью. Она лениво колыхалась, и время от времени на её поверхности вздувались и лопались пузыри.

При виде этого, Бренн вновь задёргался и замычал. Путы врезались в его кожу, но он не чувствовал боли, охваченный древним ужасом смерти.

— Приступим, — сказал помощнику Окато. — Следи, чтобы он до конца был в сознании, это важно.

Помощник кивнул.

Взяв нож, Окато склонился на Бренном и одним сильным движением рассёк ему грудь.

Стоя перед портретом в галерее, Мира вглядывалась в лицо изображённого на нём молодого мужчины. Его нельзя было назвать красивым, скорее в нём ощущалась порода: тяжёлый подбородок, высокомерный взгляд голубых глаз; тонкие губы кривила жестокая улыбка. Человек, привыкший получать всё, что захочет. Мира была уверена, что не встречалась с этим мужчиной раньше, но, вместе с тем, его лицо казалось ей очень знакомым. Она в задумчивости направилась дальше по галерее, раздумывая, откуда может знать этого знакомого незнакомца. Судя по потемневшим на холсте краскам, картина написана достаточно давно и ей больше лет, чем самой Мире… Внезапно её осенило: голограмма из шляпы! Именно этот франт с портрета убил беременную и её мужа! Мира замерла, поражённая. Затем вернулась к картине, ещё раз внимательно вгляделась в холодные, беспощадные глаза убийцы. Сомнений не осталось — это он. Но раз портрет висит в галерее дома Великого Хранителя, значит, убийца, один из членов его семьи? Интересно, кем были беременная и второй мужчина?

Неожиданно за спиной раздался старческий мужской голос:

— Как хорошо, что ты ещё не ушла.

Мира резко обернулась, отчего-то чувствуя себя преступницей.

К ней приближался высокий крепкий старик. Его длинное лицо было изборождено глубокими морщинами, крючковатый нос придавал лицу нечто птичье. Мира ещё ранее заметила, что все слуги в доме Великого Хранителя носятодежду зелёного цвета с жёлтой окантовкой, что делало их похожими на попугаев. На старике тоже был надет зелёный камзол, короткие широкие брюки, собраны на голени резинкой; застиранные сероватые гольфы обтягивали худые ноги с выступающими венами. Завершали образ стоптанные тапки. Шаркая ими, старик приблизился к Мире.

— Здравствуйте, — озадаченно произнесла она, гадая, что старику от неё нужно.

— Меня зовут Прол, я личный слуга Великого Хранителя, — проскрипел незнакомец.

— Очень приятно, — пробормотала Мира, думая, что по правилам приличия, обязана что-то сказать.

— Великий Хранитель желают с тобой поговорить, — с важностью произнёс слуга.

— Со мной? — удивилась она. — О чём?

— О чём посчитает нужным, — в голосе старика появились воспитательные нотки: — Тебя не должно беспокоить, о чём хочет говорить Великий Хранитель. Нужно отвечать его вопросы чётко и быстро, он не терпит тугодумов. И не задерживаться, когда вызывают.

«Начальство везде такое начальство, — подумала Мира. — Странно, для чего со мной встречаться Великому Хранителю?»

Она видела его один раз на заседании, которое собрала Даяна. У Миры сложилось о нём впечатление, как о жестоком хитром старике. К тому же, она помнила, что он отдавал приказ казнить Гая. Всё это в зародыше убивало желание встречаться с ним. Но её, как обычно, никто не спросил. Впрочем, у Миры сложилось впечатление, что в Азаре вообще мало чьё мнение имеет значение.

Включаясь в игру «верноподданная», она кротко откликнулась:

— Для меня большая честь быть приглашённой на аудиенцию к Великому Хранителю.

Слуга одобрительно кашлянул. Мира поняла, что выбрала верный тон. Старик повернулся и направился к выходу из галереи — Мира пошла за ним, подстраиваясь под короткие медленные шажки.

Она вдруг подумала, что этот слуга наверняка знает, кто изображён на заинтересовавшем её портрете. Как бы у него об этом разузнать и не выглядеть подозрительно?

— Какие замечательные портреты, — сказала она. — Я так залюбовалась, что забыла о времени.

Старик бросил на неё суровый взгляд, из чего Мира поняла, что сказала что-то не то. Вот так хочешь сделать комплимент, а получается, будто обидела.

— Прежний Великий Хранитель, батюшка нашего теперешнего, был любителем рисунков, — заговорил старик. — Разыскивал художников по всему Азару, свёз их в Элсар. Я тоже в поисках участвовал.

Старик замолчал.

— Мастерские открыл? — спросила Мира, когда пауза затянулась.

— Какие мастерские? — удивился слуга.

— Художественные, — пояснила она. — Ну, для чего ещё свозят художников в одно место?

— Нет, Великий Хранитель выбрал из них лучших, чтобы они нарисовали его самого, детей евойных, внуков и прочих родственников. А потом приказал отрубить всем руки, чтобы больше ни у кого в Азаре не было таких рисунков.

Мира запнулась на ровном месте.

«Никогда не привыкну к жестокости этого мира!» — подумала она.

— С тех пор быть художником у нас не в чести, — добавил старик с ироничной улыбкой. — Когда в семье рождается ребёнок с такими способностями, она считается проклятой.

— Пипец! — прошептала Мира, но собеседник не услышал.

К этому моменту они уже вышли из галереи, и Мира обернулась: в полумраке картины казались чёрными квадратами в тяжёлых рамах.

— Под ноги смотри и меньше верти головой по сторонам — мой тебе совет, — произнёс слуга.

Мира поджала губы, ничего не ответив.